Владимир Михайлов - Кольцо Уракары

Владимир Михайлов

Кольцо Уракары

Глава 1

На улице в полуденный час сентябрьского дня было приятно. Солнце пригревало ласково, армагские чинкойи, что выстроились в две шеренги вдоль тротуаров, источали, как и обычно, едва уловимый, но очень внятный и какой-то интимный запах; почему-то каждому казалось, что они пахнут именно для него и ни для кого другого. И хотя по проезжей части и над ней скользило и катило немало машин, воздух в расщелинах между домами производил впечатление первозданно чистого, не пропитанного духом горячих моторов. Я как-то слышал, что именно эти, уже лет десять тому назад завезенные с Армага тоненькими саженцами и как-то очень быстро выросшие деревья, их длинные, покрытые голубоватым пушком листья как бы фильтровали, очищали и облагораживали удушливую городскую атмосферу, которую издавна кто только не проклинал. Хотя непонятно было, откуда это удушье бралось при нынешнем уровне цивилизации; скорее всего оно было лишь воображаемым, унаследованным от мнительных предков. Так или иначе, оздоровляющие свойства армагских иммигрантов никем не оспаривались, и каждый, выйдя из дому, начинал дышать бодрее и глубже, чем в стерильном воздухе жилья. Видимо, эта благородная миссия и обеспечивала сохранность пришельцев из отдаленного мира, что при наших теллурианских нравах и обычаях было почти невероятным. Миссия, а вовсе не окружавшие каждый ствол заборчики из нержавеющих прутьев с овальной пластинкой на каждом: «Б.М. Альфред. Зеленый свет» — так называлась фирма, имевшая городской подряд на озеленение и, судя хотя бы по этим вот насаждениям, исправно его выполнявшая.

Да, столичные улицы стали уютными и приятными настолько, что даже не хотелось уходить с них, чтобы заняться делами, которых у каждого хватало. Или почти у каждого. Я, к сожалению, в это число не входил, находясь, как говорится, в простое и всем существом своим ощущая подступившее вплотную безденежье. Дома это ощущение угнетало; но стоило выйти из подъезда, глубоко вдохнуть воздух — и тяжесть сваливалась с души, начинало чудиться, что все обойдется, уехавшая на заработки Лючана (именно так зовут мою жену) подмолотит хоть сколько-нибудь, а там, глядишь, высшими силами востребуются и мои способности: как-то само собой, без всяких усилий с моей стороны найдется дело, соответствующее моим теперешним интересам, не такое, как прежние мои занятия, жестокие и грубые, — и мы снова заживем весело и безмятежно, как встарь.

Такие вот настроения возникали днем на улице. И я шлялся по городу вдоль и поперек, пока все нараставший голод не погнал наконец меня домой, где еще оставались кое-какие остатки съестного. Я возвращался к пенатам своим, вовсе не ожидая, что приближаюсь не только к своему жилью, но и к событиям совершенно неожиданным, достаточно интересным и еще более — неприятным и опасным.

Хотя приближение чего-то необычного можно было заподозрить уже по тому, как на этот раз встретил меня мой домашний Вратарь, в былые дни не раз оказывавший мне неоценимую помощь.

— Привет, — заявил он, едва я возник в прихожей. — Тебя тут искала женщина.

Вообще-то женщины не тоскуют по моему обществу. Не то чтобы у меня было что-то против них; напротив, напротив. Но я давно уже принципиально не завожу интрижек на стороне. Однако это могла быть заказчица; сейчас я был готов заняться даже составлением приворотного зелья (что считаю не самым достойным занятием), чтобы только дождаться возвращения Лючаны, не начав пропитания ради распродавать свое барахло, мне более не нужное и уже отложенное в темном чулане. Тем более что в какой день и даже месяц вернется жена — мне, да и ей самой было совершенно неясно, как и то, в какой точке великой федерации, иными словами, Галактики она сейчас находится. Даже ВВЛК — вневременная связь по личному коду — порой не может пробить канал в Просторе, и тогда приходит пора молчания. Такое же не раз случалось и со мною — мы с Лючаной издавна были коллегами и работали в паре, пока на меня не снизошло то, что я считал благодатью, Лючана же называла просто ленью. Хотя я полагал, что она слишком упрощает проблему.

— Женщина? Ну и что же она сказала? Готов поспорить — ей нужно отыскать пропавшую болонку.

— Она сказала…

Тут Вратарь включил запись, и я услышал несколько слов, приводить которые не стану по соображениям приличия.

— И все?

— Обещала зайти позже.

— Покажи ее.

Любой человек, стучавшийся в мою дверь, оставлял, хотел он того или нет, свое объемное изображение в памяти Вратаря.

Сейчас оно возникло на стене прихожей, превратившейся в экран, являвшийся, условно говоря, лицом моего охранителя.

Женщина была для нетребовательного вкуса ничего себе. По облику — лет под тридцать. Черты лица правильные, я бы даже сказал — красивые, но выражение — надменно-холодное. И сердитое к тому же. Длинные черные волосы, слегка подвитые на кончиках. Стройная фигура. Строгий костюм. На плече висит сумка, по объему не уступающая чемодану. И достаточно увесистая — судя по тому, как глубоко ремень вжимался в плечо.

Болонка? Вряд ли. Такие дамы если и держат собак, то бойцовых пород.

— Убери. И сохрани.

Вратарь повиновался. Спросил только:

— Ты дома?

Мы с ним на «ты», дружим давно — с тех пор, как я установил его в намного лучшие времена. И он будет последним, что я продам, когда не останется другого выхода.

— Дома.

Подумав, я добавил:

— Но режим — строгий.

— Ясно, — откликнулся он и умолк, погасив свою физиономию.

После чего я направился жарить себе яичницу. Но не успел даже вынуть сырье из холодильника, как Вратарь принялся активно мешать мне:

— Эта женщина снова вошла в дом.

(Одна из его камер сверху следит за подъездом. Роскошь, теперь уже ненужная, но я не отказываюсь от нее: такие штуки помогают мне сохранять хоть какое-то самоуважение. Все кажется, что я для кого-то все еще обладаю каким-то значением, не всегда положительным, и потому нельзя пренебрегать предосторожностями).

На этот раз те же слова, что давеча женщина, произнес я сам.

— Впустить?

— Если у нее все в порядке. Строгая проверка, забыл?

Очень уж не нравилась мне написанная на ее лице жесткость. С такими дамами бывает труднее разговаривать мирно, чем с мужиками. Слишком они эмоциональны.

— Ясно. Строгая проверка. А она уже звонила у двери.

Сидя в моей приемной (она же по совместительству гостиная, кабинет и столовая в торжественных случаях), я внимательно наблюдал за поведением нежданной гостьи в проверочном тамбуре — так называлось у меня то, что обычно обозначают как прихожую. Дама виднелась сразу на четырех экранах: фронт, тыл и оба фланга. Никакое скрытое действие посетителя при таком обзоре не укрылось бы от наблюдателя — от меня. Тем временем она вела переговоры с Вратарем. Голос визитерши соответствовал облику: был слишком резок для дамы приятного облика. Вратарь же оставался, как всегда, вежливым и спокойным: гиперсхемы не ведают страстей.