Андрэ Нортон - Гаран вечный: Кристалл с грифоном. Год единорога. Гаран вечный

— Ты сможешь быть свободна, если захочешь этого, — упрямо продолжал он, — если бы ты была честна сама с собой, Джойсан, ты призналась бы себе, что сама хочешь этого. Меня тянет к тебе с первого дня, как я увидел тебя. И ты ощутишь то же самое… И если бы ты позволила своим чувствам…

— Неправда, Торосс! То, что я тебе говорю, также сильно, как клятва Огня. Я хотела бы, чтобы ты понял. Я жена лорда Керована и останусь ей до тех пор, пока он сам не откажется от меня. Поэтому мне не подобает слушать то, что я слышу от тебя. И я не могу больше оставаться с тобой!

Повернувшись, я выбежала из комнаты. Я слышала, как он заворочался в постели, вскрикнул от боли и позвал меня. Я не оглянулась и выбежала в большой зал. Там находилась леди Ислайга, которая наливала бульон из кастрюли в чашку. Я подошла к ней и сказала:

— Сын зовет Вас. Больше не просите меня приходить к нему.

Она взглянула мне в лицо и видимо поняла, что произошло. На её лице отразилась ненависть — ведь я отвергла её сына. Для неё он был всем и никто не мог отказывать ему в желаниях.

— Идиотка! — бросила она мне.

— Я была бы идиоткой, если бы выслушивала его речи, — я позволила себе резкость. Затем я посторонилась, пропуская ее, когда она торопливо пошла с чашкой бульона в комнату сына.

Я осталась у огня, протягивая замёрзшие руки к теплу. Была ли я идиоткой? Что связывает меня с Керованом? Игрушка с грифоном — и это всё после восьми лет помолвки, без настоящей свадьбы. Но для меня выбора не было и я не жалела о том, что сделала.

Керован:

Я уже забыл мирное время. Человек быстро привыкает к постоянной опасности и тревоге. Когда пришли вести о вторжении, мой отец был готов выступить сам во главе отряда. Но поразмыслив, он решил, что главной целью врага все же является Ульмсдейл. Кроме того, его мучил страшный ревматизм, а эта болезнь не позволяет человеку, а тем более воину, спать в палатках или на сырой земле. Поэтому я повел отряд под знаменем грифона на помощь южным соседям. Яго очень хотел поехать со мной, но его старые раны воспрепятствовали этому. Меня сопровождал маршал Юруго.

Мой сводный брат и Роджер вернулись к роду моей матери. Во время войны их место было именно там, и я совсем не жалел об этой утрате. Между нами не было открытых столкновений и даже Хлимер перестал провоцировать меня, но я все же чувствовал себя неспокойно в их компании. Да, они не были друзьями. Правда, в те дни я мало находился в замке, потому что ездил по долине, по побережью, собирая сведения, которые привозил прикованному к постели отцу. При этом я не только был его глазами и ушами, я узнавал страну, знакомился с народом, которым мне, если на то будет воля богов, придется править в будущем.

Сперва меня встречали со скрытой враждой и даже со страхом, и я понял, что опасения Яго имели под собой твердые основания. Слухи о том, что я чудовище, глубоко проникли в сознание людей. Но те, с кем я ездил по стране, кому отдавал приказы, проникались мыслью, что я обыкновенный человек, их господин. Они уже не считали меня чудовищем. Яго говорил мне, что те, кто уже общался со мной, полностью на моей стороне и разоблачают все слухи обо мне. Они говорят, что любой, у кого есть голова на плечах и два глаза, может видеть, что наследник лорда ничем не отличается от остальных людей.

Мой сводный брат уже снискал себе дурную славу своей духовной убогостью и вздорным характером. В первую встречу он показался мне похожим на буйвола, и таким он и был на самом деле. Для него вообще не существовали люди, которые были ниже его по положению. Все они, по его мнению, были созданы для того, чтобы служить ему. Но с другой стороны, Хлимер был искусным бойцом. У него были длинные руки, которые давали ему большое преимущество перед таким хлипким соперником, каким он считал меня, Я не думаю, что в те времена охотно встретился бы с ним на поединке. У него было много союзников в доме и он постоянно демонстрировал это мне. Я же ни разу не отклонился от своего решения ни с кем не сближаться. К тому же я столько времени был предоставлен себе самому, что плохо умел располагать к себе людей. Я никого не боялся, но и никого не любил. Я постоянно был один.

Иногда я думал, как бы сложилась моя судьба дальше, не начнись война. Вернувшись из Икринта, куда он возил письма отца и мои подарки, Яго отозвал меня в сторону и сунул в руку продолговатый плоский расшитый мешочек, размером с ладонь. В нём был портрет. Яго сообщил, что моя невеста просит прислать ей мой портрет. Я поблагодарил старого воина и едва дождавшись, когда он уйдет, впился в её портрет глазами. Не знаю, чего я ожидал — разве что очень надеялся на то, что Джойсан не очень красива. Это помогло бы ей перенести разочарование, когда она поближе познакомится со мной.

Но передо мной был портрет девушки, на лице которой я не обнаружил и следов разочарования. Лицо было тонкое, глаза на нём казались огромными. Эти глаза были какого-то неопределенного цвета — ни голубые, ни зеленые. Впрочем, художник мог и ошибиться. Но я почему-то был уверен, что художник не старался ее приукрасить. Он изобразил ее такой, какая она была на самом деле. Ее нельзя было назвать красавицей, но её лицо было невозможно забыть, даже если увидеть его всего раз в жизни. Её волосы, как и мои, были темнее, чем у всех. Они были цвета осенних листьев — коричневые, с благородным красным отливом. Лицо сужалось ото лба к подбородку и имело почти треугольную форму. Девушка на портрете не улыбалась, но смотрела на мир с каким-то интересом.

Такова была Джойсан. Держа портрет в руках и рассматривая его, я вдруг впервые понял ясно и отчетливо, что это та, с кем связана моя жизнь, моя судьба, от которой мне не убежать. И я смотрел на серьезное лицо девушки, которая, как я вдруг подумал, может отнять мою свободу. Эта мысль — заставила меня устыдиться, и я поспешно сунул портрет обратно в мешочек и после этого спрятал его в свой кошелек. Я хотел убрать его с глаз и выкинуть из головы. Яго сказал, что она хочет получить мой портрет, но даже если бы я и хотел выполнить эту просьбу, я бы не смог это сделать. Я не знал никого, кто мог бы рисовать портреты, а расспрашивать посторонних мне не хотелось. И поэтому на просьбу невесты я не ответил ничем. А затем наступили дни, полные новых тревог, новых забот, новой опасности, и я забыл об её просьбе, а может, постарался забыть.

Но портрет оставался при мне. Время от времени я доставал расшитый мешочек и даже пытался вытащить портрет, но потом одергивал себя со злостью и снова прятал. Я опасался, что вид этого лица заставит меня сделать то, о чем я впоследствии пожалею. По обычаю, Джойсан должна была приехать ко мне в конце этого года, но обстановка была очень тревожной, близилась война, и приезд отложили. А следующий год уже застал меня на юге в самой гуще событий.