Андрей Жвалевский - Те, которые

Мог ли я после этого не пригласить ее?

Мы, не сговариваясь, вступили. Я повел ее в неслышном ни для кого ритме. Это было танго. Как учил тренер: «Шаг крадущийся, как будто кошачий – но не скользящий».

– Ты отлично танцуешь, – сказала мне Тоня, но не удержалась и продиктовала ритм. – Быстро-быстро-медленно…

«Отрывайте ноги от пола, как будто он намазан медом…»

– Спасибо. С тобой очень приятно танцевать. Быстро-быстро-медленно… С осени опять начнутся занятия. Придешь?

– Не смогу.

«Голову! Помните про голову!»

– Быт заел? Быстро-быстро-медленно…

– Нет. Я беременна. Восемь недель.

Я остановился как вкопанный. Она рассмеялась:

– Не волнуйся, мне можно.

– Мне нельзя, – серьезно ответил я. – Ты теперь совсем не моя.

Только тут я обратил внимание на несчастного Костика. Он стоял в стороне и с отчаянным видом грыз ноготь. Папаша…

– Спасибо, Сережа, – сказала мне Тоня. – Зря я на тебя накричала тогда. Ты все правильно сделал, я бы так не смогла…

Летом я никуда не поехал. Наверное, из-за того, что Тоня с Костиком укатили в Крым.

Следующие несколько месяцев я занимался различными делами, которые задумал еще прежний хозяин тела, да всё руки не доходили. Настя болталась по каким-то молодежным дискуссионным лагерям, дома объявилась только в августе и восхищенно зацокала языком:

– Фазер! Ты что, ремонт сделал?

– Ерунда, – ответил я с горделивой небрежностью, – обои переклеил. Люстру поменял. В шкафах порядок навел. Коврик…

– Аб-балдеть! – дочка бросилась ко мне на шею.

Она стала совсем взрослая, даже неловко такую обнимать. Но она долго обниматься и не собиралась.

– Пап! – сообщила мне она заговорщицки. – А что я знаю!..

– У мамы будет ребенок.

– Фу! – Настя изобразила обиду. – С тобой неинтересно! – и снова восторженно. – Прикинь, у меня будет братик! Или сестричка!

– Поздравляю, – криво усмехнулся я.

Теперь Настя всерьез расстроилась.

– Прости, фазер, я не сообразила, что ты… Что тебе… А можно я к маме съезжу?

Так мы и жили: дочка моталась к маме, поболтать о жизни и потрогать живот (хотя трогать пока было нечего). Мама передавала мне приветы через дочку. Я делал вид, что добился того, чего хотел.

– Это не твоя женщина, – убеждал я сам себя, расхаживая по квартире или сидя за рулем, – она принадлежала другому человеку. Ты занял его место, но она не вещь! Она не должна была тебе достаться по наследству!

Звучало неубедительно, и я развивал мысль:

– И потом… Ты в любой момент можешь покинуть оболочку. Причем – и это важно – ты даже не будешь заранее знать этого момента. И что было бы, если бы она от тебя не ушла? Осталась бы одна-одинешенька, без работы, без опоры в жизни. А так… Ты подарил ей свободу, счастье, любимого человека… Ты молодец.

Но молодцом я себя не чувствовал. Я чувствовал себя хирургом, который собственноручно вырезал себе печень и пересадил ее другому человеку. Да, возможно, этому другому печень нужнее, чем мне, но и я без печени чувствую себя слегка умирающим.

Мысль о смерти как выходе из ситуации постоянно посещала мой малодушный рассудок. Версию самоубийства я отверг. Вряд ли Тоне в ее нынешнем положении пойдет на пользу сообщение, что бывший муж от тоски наложил на себя руки. Подстроить самоубийство так, чтобы никто не догадался? Все равно нечестно. Да и сложно это. Оставалось надеяться только на то, что внезапно моей душеньке станет тесно в оболочке бравого психолога и она перепрыгнет куда-нибудь.

И тут я вспомнил про Витю, который едва не изгнал из меня беса. То есть меня самого.

Дома Витя выглядел не так, как на ток-шоу: волосы аккуратно прижаты шелковой ленточкой, борода любовно расчесана, и глаза не безумные, а просто очень светлые. И одежда вполне цивильная: майка с буквами NYPD и спортивные штаны.

Видимо, все дело в том, что я принципиально нагрянул без предупреждения. Предупредил бы – и встретил бы меня всклоченный колдун. Хотя нет, если бы он предполагал мой визит, то просто не открыл бы дверь.

А так открыл, потому что не узнал, рассматривая в дверной глазок. Зато вживую узнал быстро и даже попытался захлопнуть дверь. Но я успел втиснуть корпус в образовавшуюся щель и вежливо сказал:

– День добрый. Вижу, вы меня узнали.

Он кивнул, но дверью продолжал прижимать меня к косяку.

– Я не скандалить, – заверил я. – Я по делу.

– По бизнесу? – оживился Витя.

– По нему, по родимому.

Витя с готовностью распахнул дверь и протянул руку:

– Виктор Антипович. Только через порог переступите, пожалуйста. Через порог не здороваются.

Я вошел и пожал руку.

– А знаете, почему через порог не здороваются? – спросил хозяин квартиры, не отпуская мою ладонь. – Потому как именно под порогом древние славяне хранили прах предков и очень боялись их напрасно тревожить.

Я кивнул, обозначая усвоение жизненно важной информации. В памяти всплыл один случай, когда – давным-давно – отец отстегал меня вожжами за то, что я рубил дрова на пороге.

Витя отпустил руку и произвел приглашающий жест:

– Прошу в кабинет.

Кабинет у Виктора Антиповича был под стать его имиджу: полутемный, с грубой деревянной мебелью, завешанный сушеными внутренностями, с таблицей Менделеева на всю стену и массивным глобусом, к которому присоединен был какой-то прибор. Кажется, школьный амперметр. В углу пыхтел самовар.

– И что за бизнес вы собираетесь мне предложить? – поинтересовался Витя и тут же добавил: – Чаю хотите? На травках, целебный!

– Да, хочу, – согласился я, ожидая, что сейчас отведаю чайку из самовара.

Когда-то я очень любил самоварный чаек. Он совершенно другой, из электрического чайника вы никогда в жизни ничего подобного не извлечете. Или вода раньше другая была?

Но Витя, к моему огорчению, умчался на кухню. Я остался в кабинете, рассматривая убранство. Хмыкнул. Эклектика как идея декора. Вся мебель уставлена мелкими фигурками, по виду – вырезанными из кости. Похоже на нэцке, но с совершенно другими сюжетами. Элементы в таблице Менделеева вырезаны и переклеены на новые места. Я долго вглядывался, но так и не обнаружил системы.

– Надо вслух почитать, – раздался сзади голос шамана Вити.

Я обернулся. Хозяин стоял напротив меня с электрическим чайником и двумя пустыми кружками в руках.

– А самовар? – спросил я.

– Там другое, – уклончиво ответил Витя. – Вам черный или зеленый?

– Вы же на травках обещали, – мстительно напомнил я.

– На травках, – согласился хозяин, – значит, на травках.

Он поставил чайник с кружками на стол и полез в шкаф.