Сергей Герасимов - Небесное тяготение

Собака прыгнула и щелкнула зубами, выхватив кусок рубашки в районе выпуклого живота.

– Альфа, возьми его! – закричала старушка. Альфа попыталась взять, но не смогла. Тогда старушка вернулась в квартиру с явно недобрыми намерениями. Овчарка последовала за ней, гавкнув на прощание. Родион вскочил на ноги и бросился вниз, то есть, вверх. Проехав два лестничных пролета и едва не сорвавшись на железные зубья перил, он услышал за спиною шум погони. Преследователей было несколько, они кричали одновременно и этим несколько затрудняли себе выработку приемлемого решения. Наконец, кто-то заметил следы на потолке. К этому времени Родион Попыкин юркнул в чердачный люк.

Юркнув в люк, Родион Попыкин сразу же пожалел об этом. На расстоянии метра в два от его босых ног светилась солнечная бездна. Ему стало так страшно, что перо (т е. клавиатура IBM) бессильно описать это чувство. По спине побежали капли пота и впитались в поясок брюк. Шум погони приближался. Родион качнулся на руках и с остервенелой безнадежностью прыгнул. Он упал неудачно и услышал хруст в ноге. Часто-часто забилось сердце и к горлу подступила тошнота.

– Вон он лежит! – послышался крик. – Несите палку! Да не эту, длиннее!

Бездна была неравномерно сине-белой, вся в случайных облаках. Облака имели только нижние края, а верхними сливались с синевой. Мелкая птица проделывала вольные упражнения хвостом вверх. Родион Попыкин вспомнил свой детский страх перед зеркалами…

…Он положил зеркало на пол и осторожно подошел к нему.

Зеркало вырезало в полу большой прямоугольник, под которым была еще одна комната, перевернутая. Он лег на пол животом и, вытянув шею, заглянул в зеркало. С детства он боялся зеркал, положенных на пол – они слишком глубоки. Наверное, это было предчувствие. Он преодолевал себя: клал зеркало и переступал через него, закрыв глаза. Но теперь зеркало было таким большим, что его не переступишь. Из нижней комнаты на него смотрело его собственное лицо: острый носик, маленькие глазки, узкий рот с тонкими губами, волевой взгляд – настоящее лицо непризнанного вождя. Вдруг лицо высунулось из зеркала, клацнуло зубами и схватило Родиона за нос. Родион закричал, но лицо втягивало и втягивало его в зеркало. В то же время нижняя комната раздвигалась, потолок уходил вдаль со скоростью курьерского поезда, все вдруг наполнилось светом и он упал в пустоту. Помахав руками, он перевернулся и увидел крышу родного дома уже на порядочном отдалении. В ушах свистел воздух и заглушал его собственный крик. Город стал буро-зеленым пятном, похожим на фотографию из космоса.

Несколько раз блеснула ниточка реки, извиваясь. Небо потемнело и на нем зажегся Альфабаран, потому что других названий Родион Попыкин не знал.

– Пульс двести восемьдесят, – сказал голос, – еще немного и сердце не выдержит.

– Это агония, – отозвался другой голос, – если успеет умереть до двенадцати, поедем на пляж, хорошо?

– С тобой не поеду, – ответил женский голос.

Родион Попыкин открыл глаза.

– Смотри-ка, живой, – сказала перевернутая женщина.

– Да, я живой, – сказал Родион, – меня так легко не возьмешь.

Сердце стучало как дятел и зубы прыгали, ударяясь о зубы – еще бы, с такой высоты никто до сих пор не падал. Трудно представить что-нибудь страшнее.

– Поздравляю, – сказал перевернутый доктор, – у вас всего лишь перелом лодыжки и переносицы.

– А почему переносицы? – спросил Попыкин.

– В вас бросали камнями, чтобы снять с потолка.

Лодыжка заживала долго и мучительно, переносица тоже.

Попыкин лежал в отдельной палате, куда его перевели по его же просьбе. Палата была предназначена для буйных больных и имела зарешеченные окна. Родиона Попыкина это устраивало вполне – он бы не вынес кошмара чистого окна в обыкновенной палате.

Сон о падении в космос поначалу упорно преследовал его, но Попыкин начал принимать снотворное и стало легче. Он передвигался в палате, плавая в пространстве как космонавт: надевал специально сшитый пояс из свинцовых пластин и не снимал его весь день. Очень неудобно было есть – крошки постоянно падали в нос и там застревали. Пить вообще можно было только перевернувшись. Постоянно болели глаза, засоренные неожиданными кусочками побелки, взлетающими из-под ног.

Однажды он услышал шум за дверью.

Родион запер дверь изнутри (в его палате, в виде исключения был поставлен замок) и прижался к двери ухом.

– Мы хотим видеть его! – возмутился голос.

Еще несколько голосов возмутились смиренно и потому неразборчиво. Кто-то начал пререкаться с кем-то. Первый кто-то имел власть, а второй кто-то – наглость, поэтому из пререканий ничего не получилось.

– Спасите меня! – закричал Родион Попыкин и сам себе удивился.

В ответ раздались дружные возгласы и кто-то сильно ударил в дверь. Сразу зазвенело в прижатом ухе и Родион отплыл от двери. Голоса пошумели и стали удаляться, замолкая.

– Вот, видите что вы наделали, – сказал Главный Врач укоризненно, входя. На его шапочке было вышито красной нитью с золотым «Г7» – что бы это значило?

– Нет, нет, не спрашивайте, – продолжил Главный Врач. – больница у нас секретная, поэтому все засекречено. Даже я не знаю что такое Г7. А вы хотите, чтобы я вам рассказал.

Родион отплыл к окну с обиженным видом и взялся за решетку. Решетка была привинчена накрепко.

– Почему меня здесь держат? – спросил он.

– По вашей собственной просьбе.

– Я хочу выйти.

– Пожалуйста, – ответил Главный Врач.

Итак, настоящего разговора не получилось. Выйти Родион Попыкин не мог, потому что боялся высоты.

Этой ночью он спал чутко, несмотря на снотворное. Снова где-то тикали часы и время вытекало по каплям без всякой пользы для человечества. Послышался шорох за окном. Родион встал и подошел (он спал без свинца). За окном висело темное, но явно женское лицо. Лицо постучало пальчиком в стекло и Родион ответил. Потом лицо вытащило фонарик и осветило самое себя. Оно оказалось не только женским, но и молодым. На счет привлекательности судить было трудно, потому что лицо было освещено снизу и напоминало кинозвезду из фильма ужасов.

– Что-что? – переспросил он.

– Мы вас спасем, – пообещало лицо погромче.

– Ага, – сказал Родион Попыкин и стал ждать.

Лицо удобно устроилось на окне снаружи, вынуло из рюкзака инструменты, разложило их и принялось за работу. Работа спорилась. Часа эдак через пол лицо протиснулось между прутьями.

– Анастасия, – представилось оно.

Родион Попыкин начал было одевать спасательный жилет, но вовремя вспомнил о своем толстом животике и не стал снимать рубашку.