Кордвейнер Смит - На планете драгоценных камней

Кэшер почувствовал, как у него сдавило горло.

— Мой дядя… я думал, вы знаете… был прежним правителем на Миззере.

Герцог Уинсент для человека его комплекции легко вскочил на ноги. Юная Женевьева судорожно схватилась за горло.

— Кураф! — воскликнул диктатор. — Кураф! Даже у нас мы наслышаны о нем. Но ведь вы вроде патриот Миззера, а не человек Курафа.

— У него не было детей… — сказал Кэшер.

— Конечно же, при его-то образе жизни, — проворчал старик.

— …а я его племянник и наследник. Но я не хочу восстанавливать тоталитарную власть, даже если и стану правителем. Просто я хочу избавиться от полковника Уэддера. Он разорил мой народ, и я ищу деньги, оружие или поддержку, чтобы освободить родную землю от гнета.

Суть была именно в этом, подумал Кэшер О`Нейл. После такого заявления люди либо начинали ему верить, либо нет. Если не верили, он вряд ли мог что-то поделать. Если верили, он мог вызвать у них некоторую симпатию. Поначалу только симпатию — не помощь.

Однако Содействие, отказавшись предпринимать какие-либо действия против полковника Уэддера, выдало О`Нейлу пропуск путешественника по всему миру. Это было то, чего обыкновенный человек не мог приобрести даже за сбережения в течение сотен жизней. Его порочный старый дядя уехал в Санвейл на Триалле, заброшенную планету, чтобы там доживать между казино и пляжем. О`Нейл стал совестью Миззера. Только он, единственный среди межзвездных путешественников, серьезно помышлял о том, чтобы бороться за свободу Двенадцати Нилов. И здесь мог настать решающий момент.

— Я не намерен оказывать вам поддержку, — заявил наследственный правитель, но произнес это дружественным тоном.

Племянница дернула его за рукав.

Старик продолжил:

— Перестань, девочка. Я не собираюсь давать тебе ничего, если ты из рода этих порочных Курафов, если только…

— Все что угодно, сэр, чтобы я мог получить помощь или оружие и вернуться домой к Двенадцати Нилам.

— Ну ладно. Если только ты откроешь мне свой ум, я ведь очень неплохой телепат.

— Открыть мой разум? Но зачем?

Это было совершенно неприлично, и О`Нейл был шокирован.

Различные мужчины и женщины, правительства планет добивались от него множества странных вещей, но никто прежде с такой беззастенчивой наглостью не просил его открыть ум.

— Зачем вам мой ум? — продолжал О`Нейл. — Какая вам от этого польза? В моей памяти нет ничего особенного.

— Чтобы убедиться, — объяснил наследственный правитель, — что ты не слишком носишься со своими убеждениями. Если ты уверен, что знаешь, что надо делать, ты можешь стать еще одним полковником Уэддером и принести своему народу много новых страданий ради какой-либо неосуществимой утопии. А если тебе, наоборот, на все наплевать, ты можешь стать похожим на своего дядю. Правда, по-настоящему, он не приносил большого вреда. Он просто обкрадывал планету и у него были необычные привычки, о которых ходили сплетни среди звезд. Но ведь за всю свою жизнь он никого не убил, не так ли?

— Нет, сэр, — подтвердил О`Нейл. — Никого.

Кэшеру было приятно, что он может сказать хоть одно доброе слово о своем дяде, ведь о нем мало что можно было сказать хорошего.

— Я не люблю распутных старых слюнтяев, подобных твоему дяде, сказал Филипп Уинсент, — но они и не вызывают у меня ненависти. Они не очень обижают других. По-настоящему они обижают только себя. Они просаживают свое богатство. Вот как с теми лошадьми на Миззере. Мы никогда бы не завезли в Понтопидан живых существ, только для того, чтобы играть с ними. А ты знаешь, мы хоть и не так богаты, как Старая Северная Австралия, но у нас здесь хорошие доходы.

О`Нейл не стал спорить. Он был осторожным юношей, а ставка была слишком велика, и он промолчал.

Правитель поглядел на него пронизывающим взглядом. Ему понравилось тактичное молчание Кэшера. Женевьева вновь потянула его за рукав, но он, нахмурившись, не прореагировал.

— Если, — продолжил Уинсент, — ты выдержишь два испытания, я дам тебе зеленый рубин величиной с мою голову. Конечно, если разрешит мой совет. Но мне думается, я смогу их уговорить. Первое испытание состоит в том, что ты позволишь мне заглянуть в свой ум, и я смогу убедиться, что не имею дело с очередным фанатиком, который представляет опасность для человечества. В противном случае я угощу тебя обедом и отправлю с планеты как можно быстрее. А второе испытание состоит вот в чем: реши загадку нашей лошади. Единственной лошади на Понтопидане. Почему здесь это животное? Что мы должны с ним делать? Если оно вкусное, как его приготовить? Или, быть может, мы можем продать лошадь в другой мир, подобный вашему Миззеру, где, как видно, ценят лошадей?

— Благодарю вас, сэр, — сказал Кэшер О`Нейл.

— Но, дядя… — начала было Женевьева.

— Помолчи, детка, дай юноше сказать, — остановил ее диктатор.

— Я хотел спросить только, — сказал О`Нейл, — что можно сделать с зеленым рубином. Я даже не знал, что они бывают зеленые.

— Это то, в чем мы специализируемся на Понтопидане. У нас развиты геолого-химические науки. Ученые установили, что наша планета изначально являлась осколком другой взорвавшейся планеты. А использовать рубин просто. С помощью зеленого рубина вы получите луч лазера, который может смести весь город Кахир в одно мгновение. Но тебе придется еще попутешествовать, чтобы найти корабль и получить аппарат для установки твоего зеленого рубина. Если, конечно, я дам его тебе. Тогда ты еще далеко продвинешься в своей борьбе с полковником Уэддером.

— Благодарю вас, благодарю вас, достопочтенный сэр! — воскликнул Кэшер О`Нейл.

— Но, дядя, — все-таки выговорила Женевьева, зачем устраивать эти два испытания, если я знаю ответы на твои вопросы?

— Ты узнала все о нем, — уточнил правитель, — с помощью какого-либо своего способа?

Женевьева вспыхнула под гримом сиреневого цвета.

— Я знаю столько, сколько необходимо для нас.

— А откуда ты это знаешь, дорогая?

— Просто знаю.

Дядя ничего не сказал, только снисходительно улыбнулся, как будто уже не раз слышал эту фразу раньше.

Она топнула ножкой.

— И о лошади я тоже знаю, абсолютно все.

— А ты ее видела?

— Нет.

— Ты говорила с ней?

— Лошади не умеют говорить.

— А большинство гомункулов могут, — сказал дядя.

— Но это не гомункул. Это обыкновенная неизменившаяся старая земная лошадь. Она никогда не разговаривала.

— Тогда что же ты знаешь, моя дорогая? — В голосе дяди звучала любовь, но присутствовала также и нотка нетерпения.

— Я засняла все. Историю лошади Понтопидана. Я собиралась показать вам ее сегодня утром, но ваша канцелярия послала сюда этого молодого человека.