Валерия Аальская - Головастик

Третий из нас, сыновей Людвига Фииншира, Каролл, два года назад покинул наш дом, уехав работать на далекую, незабвенную Землю. Без него на вилле стало как-то пусто… поговаривают, что он скоро женится; мне придется смириться с тем, что он никогда не вернется к нам, и мы больше не будем бродить по темным коридорам виллы в простынях, изображая призраков. Он старше меня всего на шесть лет, но уже, кажется, нашел свое место в жизни… а я?.. я, четвертый и младший из братьев, по-прежнему живу дома и занимаюсь ничем — что меня, впрочем, вполне устраивает.

Единственный ребенок в семье, для которого я считаюсь старшим братом — моя сестра, Алиса-Винкл Фииншир, для родни просто Малышка Винкл, Головастик.

Почему ее зовут Головастик?.. Это довольного долгая история; но у меня вполне достаточно времени, чтобы ее рассказать.

Это сейчас Винкл пятнадцать, и она постепенно превращается из угловатого подростка в довольно красивую девушку. Но когда-то ей, как и каждому из нас, было четыре года; она была маленькой и смешной девочкой в зеленом платьице. Тогда Винкл очень любила играть в Царевну-лягушку, а мне приходилось быть ее прекрасным принцем. Мы смеялись над той серьезностью, с которой она "квакала", и называли ее Головастиком — ведь до лягушки она еще не доросла.

Если бы мы тогда знали, насколько были правы…

Винкл нравилось ее прозвище; она с охотой на него отзывалась и заразительно хохотала, когда ей предлагали поплавать в пруду. Она часто тиранила меня, заставляя играть с ней; впрочем, это не вызывало моего протеста.

А потом ей исполнилось десять… и в один далеко не прекрасный день наш семейный медик засвидетельствовал страшную мутацию: у Винкл были перепонки между пальцев, тонкие, недлинные и почти не заметные; и еще у нее были зеленые волосы. Она действительно была Головастиком.

Отец дорого заплатил медику за молчание: уродство Винкл стало бы несмываемым пятном позора на чистокровном роду Фииншир. Мать три дня не выходила из покоев — ведь это ее гены, по утверждению медика, привели к мутации. Как именно это могло произойти, я не знаю: не увлекаюсь генетикой и плоховато в ней разбираюсь… но это случилось.

Винкл заперли дома. Мы перестали проводить приемы, у нас крайне редко бывали гости, и они никогда не видели Винкл. Она, бедняжка, жила в одиночестве в дальних покоях, не присутствовала на трапезах, не ходила по коридорам, не уезжала с виллы дальше забора. Слугам доплачивали за то, чтобы никто и никогда не узнал о ее болезни. Для всех Винкл упала с велосипеда и сломала позвоночник, а теперь прикована к постели… на самом деле она просто доживала в тишине и покое отмеренные ей дни до шестнадцатилетия.

Мы все понимали: Винкл не пройдет генетический Контроль. А те, кто его не проходил, подлежали уничтожению.

Я любил Винкл и сочувствовал ее судьбе. Она знала, что ее ждет, но это, казалось, нисколько ее не заботило. Она стала изгоем: из всей семьи с ней общался лишь я. Отец ее ненавидел; узнав о мутации, он проронил лишь фразу: "Она не может быть моей дочерью". Я понимал его — честь фамилии и Дома превыше родственных чувств, но…

Винкл, красавица Винкл, тонкокостное нежное существо с хрупкой фигурой, похожее на вышнего ангела, случайно спустившегося на грешную землю… Ее зеленые волосы не казались уродством — многие девушки красятся в экзотические цвета; перепонки были совершенно не заметны, если не знать, что искать…

Но на грешной земле нет места для ангелов.

Марк предлагал избежать позора, убив Винкл до шестнадцатилетия и подкупив медика, чтобы он составил ложное заключение. К его счастью и моему немалому облегчению, отец отказался.

Честь рода Фииншир… в те дни я ненавидел себя за то, что тоже носил эту фамилию. Убить собственную сестру ради спасения этой самой чести — мне это казалось невозможным. Хотя для Винкл это, возможно, было бы не худшим выходом… я отгонял от себя эту мысль.

А еще невольно думал: сколько еще на свете таких же, как она, Головастиков, чья смерть помогла их родам избежать страшного позора?..

Эта мысль тоже меня пугала. И я старался забыть о вынесенном приговоре, развлекая Винкл смешными историями и играя с ней в космические войны… это было как раз то время, когда "Territoria" была особенно популярна…

А Винкл тем временем исполнилось пятнадцать — мы отметили эту дату тихо и грустно. Пришла зима, в Куполах такая же теплая и зеленая, как лето; потом весна, потом настал июнь… июль… август… а я с внезапным страхом понял, что двадцать седьмого сентября моей маленькой сестренке исполнится шестнадцать лет.

Генные проклятия… они сильнее всех других.

В конце августа наконец сломался отец — его все же уговорили взять воспитанника, моего ровесника, третьего сына Главы Дома Ланьер; правда, лишь после безобразного разговора на повышенных тонах, в течение которого кто-то упомянул уважение к представителям Старших Домов. Мы с ним, кажется, четвероюродные братья (впрочем, все чистокровные семьи состоят в родстве друг с другом); и его, по иронии судьбы, тоже зовут Аластор — только он Ал, а я Тор.

Мы познакомились жарким августовским утром, когда огромное солнце исчезало за блестящими Куполами близкой Венеры; местный космический закат совпал с общегалактическим вечером, и наш техник решил не лишать нас великолепного зрелища. На фоне несуществующих облаков прекрасно просматривался снижающийся лайн; невдалеке кружили катеры сопровождения. Марк говорил, что род Ланьер любит обставлять свои появления с воистину королевской помпезностью, а в том, что касается Домов, я склонен ему верить; впрочем, сами грешны.

Лайн тихо приземлился на мощеную площадку перед виллой, у самой клумбы с дорогущими французскими белыми розами (я был несказанно рад, что это триумфальное приземление не наблюдает наш садовник), и нас, стоящих на широких ступенях, обдуло резким порывом ветра. Аластор оказался высоким смуглым парнем с безукоризненной внешностью и безукоризненными манерами, в идеально отглаженной белоснежной рубашке, в черных классических брюках с четкими стрелками и туфлях, на носках которых бликами играло алое вечернее солнце. Теперь я понимал, почему Дом Ланьер считался безупречным; это было единственное слово, способное сполна отразить его сущность.

Я подумал, что Аластор, должно быть, жуткий сноб, формалист и зануда, а ведь именно с ним мне придется проводить большую часть своего времени… впрочем, Винкл он наверняка бы понравился — на первый взгляд; именно таким, смуглым брюнетом в белоснежной рубашке, она, должно быть, представляет своего принца. Впрочем, они с Винкл никогда не познакомятся.