Айзек Азимов - Вслед за черной королевой

Ну и блокнот, свернутый трубочкой, как сворачивают обычно дипломы, перевязанный резинкой, без подписи. Двадцать листов покрывали мелкие аккуратные буковки.

Один из этих листов находился сейчас у меня. Не думаю, что. нашелся бы в мире человек, которому доверили больше одного. И я совершенно уверен, что каждый из облеченных высоким доверием знал, что свой листок и собственную жизнь он потеряет настолько одновременно, насколько это удастся правительству.

"Я кинул листок Кейзеру так, словно только что нашел эту бумаженцию в студенческом общежитии.

Профессор внимательно оглядел лист, потом осмотрел оборотную сторону чистую. Глаза его несколько раз скользнули по странице вверх-вниз-вверх.

– Понятия не имею, о чем это, - кисло признался он. Я молча свернул листок и засунул обратно во внутренний карман.

– Обычный дилетантский предрассудок, - раздраженно продолжал Кейзер, думать, что ученый может глянуть на уравнение, сказать: "Ах да!.." - и написать о нем книгу. Математика - это миф, условный код, описывающий физические явления или философские концепции. И каждый человек может приспособить её под свои нужды. Нельзя заранее сказать, что означает тот или иной символ. Наука уже использует все буквы алфавита, прописные и строчные, и каждую - по несколько раз. В дело пошли жирный шрифт, готический шрифт, буквы надстрочные и подстрочные, весь греческий алфавит, звездочки, даже иврит. Разные ученые обозначают одни и те же величины разными символами и разные величины - одной буквой. Так что если вы подсовываете выдернутую Бог знает откуда страничку человеку, незнакомому с используемыми обозначениями, он ни в малейшей степени не способен в ней разобраться.

– Но вы сказали, - прервал я его, - что Тайвуд работал в области квадрупольных моментов. Это вам не поможет? - Я побарабанил пальцами по лацкану пиджака, под которым второй день медленно прожигал дыру злополучный листок.

– Не могу сказать. Я не заметил там никаких стандартных обозначений, которые ожидал увидеть. Или не узнал. Точнее сказать не могу.

Наступила короткая пауза.

– Послушайте, - предложил наконец Кейзер, - почему бы вам не проконсультироваться с его учениками?

– Со студентами? - Я поднял брови.

– Нет, Господи Боже, конечно нет! - Моя глупость явно его раздражала. - С его ассистентами! Его аспирантами! Они работали с ним и должны знать детали его работ лучше, чем я или любой другой на нашем факультете.

– Интересная мысль, - небрежно бросил я. Мысль действительно была интересная. Не знаю почему, но мне бы она в голову не пришла - наверное, потому, что профессор, казалось бы, должен знать больше студента.

– Кроме того, - подергивая себя за лацкан, добавил Кейзер, когда я встал, - по-моему, вы на ложном пути. Пусть это останется между нами - в менее необычных обстоятельствах - я промолчал бы, - но Тайвуд никогда не пользовался большим уважением коллег. Надо отдать ему должное - он хороший преподаватель, но его теоретические статьи интереса не вызывали. Наблюдалась в них склонность к теоретизированию, не подтвержденному экспериментами. Думаю, этот ваш листок из того же ряда. Ради этого никто не стал бы... похищать профессора Тайвуда.

– Разве? Что ж, ясно. Может быть, у вас есть догадки, куда и почему он пропал?

– Ничего конкретного. - Кейзер поджал губы. - Вообще-то все знают, что Тайвуд болен. Два года назад он перенес инсульт и весь семестр не мог преподавать. Он так и не оправился. Его парализовало на левую сторону, и он до сих пор хромает. Следующий удар его убьет. А случиться это может когда угодно.

– Так вы думаете, что он мертв?

– Это вполне вероятно.

– Тогда где же тело?

– Ну... это ваше дело, разве нет? Он был прав. И я ушел.

Одного за другим я допросил всех четырех Тайвудовых аспирантов. Допрос проходил в захламленной пещере, называемой исследовательской лабораторией. Обычно в таких лабораториях работают двое претендентов на ученую степень, причем примерно раз в год один из них достигает цели и на его место приходит новый.

Соответственно оборудование в таких лабораториях складывается штабелями. На столах громоздится то, что используется сейчас, а в трех-четырех ящиках под рукой - запасные части, которые могут пригодиться. А в дальних ящиках, на доходящих до потолка стеллажах, в самых неожиданных углах покрываются пылью отбросы жизнедеятельности многих поколений студентов. Общеизвестно, что ни один аспирант не знает всего, что лежит в его лаборатории.

Все четверо аспирантов Тайвуда волновались. Но троих беспокоило преимущественно собственное положение, то есть возможные последствия отсутствия Тайвуда касательно их "проблемы". Я отпустил всех троих надеюсь, они благополучно защитились - и вызвал последнего, самого растрепанного и неразговорчивого (я счел это добрым знаком).

Теперь он сидел на жестком стуле по правую руку от меня. Звали его Эдвин Хоув, и он-то точно получил свою степень. Это я знаю совершенно определенно - теперь он большая шишка в министерстве науки.

Я откинулся в старом скрипучем вращающемся кресле и сдвинул шляпу на затылок,

– Вы, как я понимаю, занимались той же темой, что и остальные? осведомился я.

– Ну, мы тут все ядерщики...

– Значит, не совсем?

Он медленно помотал головой:

– У нас разные подходы. Чтобы опубликоваться, нужна четко обозначенная тема. Степень-то получить надо.

Произнес он это тем же тоном, каким мы с вами могли бы сказать: "Жить-то надо". Может быть, для ученых это одно и то же?

– Ладно, - сказал я. - Так в чем заключался ваш подход?

– Я занимаюсь расчетами, - ответил Хоув. - Вместе с профессором Тайвудом, я хочу сказать.

– Какими именно?

Тут он чуть улыбнулся и сразу стал похож на профессора Кейзера. Выражение лица у него было совершенно то же "Вы-думаете-я-могу-объяснить-такие-глубокие-мысли-этакому-кретину?".

Вслух он сказал только:

– Это несколько затруднительно будет объяснить...

– Я вам помогу, - заверил я его. - Что-то в этом роде? И я кинул ему листок.

Хоув не стал его разглядывать. Он впился в него с пронзительным воем: "Где вы это взяли?"

– У Тайвуда в сейфе.

– Остальное тоже у вас?

– В полной безопасности, - успокоил я его. Он немного расслабился очень немного.

– Вы это кому-нибудь показывали?

– Профессору Кейзеру. Хоув презрительно фыркнул:

– Этому идиоту? И что он сказал? Я развел руками. Хоув рассмеялся.

– Вот этим я и занимаюсь, - снисходительно добавил он.

– И что это? Объясните, чтобы и я понял.

– Послушайте, - Хоув явно колебался, - это конфиденциально. Даже другие ассистенты профа об этом не знают. Даже я не знаю об этом всего. Я ведь не ради простой степени тружусь. В этих листочках - Нобелевская премия профа Тайвуда и мое место старшего преподавателя в Калтехе. Прежде чем говорить об этом, мы должны это опубликовать.