Айзек Азимов - Справедливая замена?

Айзек Азимов

Справедливая замена?

Fair Exchange? (1979)Перевод: В. Гольдич, И. Оганесова

Я - рьяный член нью-йоркского «Общества Гилберта и Салливана» и, если только могу, обязательно посещаю все заседания.

Как-то раз на квартире одного из членов общества, репетируя что-то из того, что мы собирались показать на следующей встрече, была упомянута оперетта «Теспис» - почти целиком утраченный первый плод совместной работы Гилберта и Салливана. Сразу же я решил написать на эту тему рассказ и в январе 1978 года сел за работу - к вящему удовольствию членов общества.

Была только одна загвоздка. Я хотел придумать смешную историю, но, как знает всякий писатель, сочинения имеют дурную привычку жить собственной жизнью и тебе остается лишь смириться с получившимся результатом.

Рассказ увидел свет в осеннем выпуске вскоре почившего в бозе - увы! - «Научно-фантастического и приключенческого журнала Азимова».

Потом «Справедливая замена?» вышел в 1981 году в маленьком авторском сборнике «Три из-под пера Азимова», опубликованном Уильямом Торгом очень ограниченным тиражом в двести пятьдесят экземпляров по цене в шестьдесят долларов. Похоже, достать эту книгу сейчас практически невозможно, и, на мой взгляд, вполне уместно включить рассказ в сборник значительно более широкий, дешевый и доступный. Между прочим, два других рассказа, вышедших в книге «Три из-под пера Азимова», тоже включены в этот сборник, и, когда дойдет очередь, я укажу их.

Я приходил в себя и снова терял сознание, при этом время от времени слышал какие-то обрывки музыкальных фраз.

Потом пришли слова. «Когда олухи получают высокие титулы, нет места тонкому уму». Сначала я понял, что стало светло, затем надо мной склонился Джон Сильва. - Привет, Герб, - произнес его рот.

Я не слышал слов, только видел губы, которые выговаривали звуки. Я кивнул и снова провалился в ночь.

Когда я в очередной раз открыл глаза, было темно. Около меня суетилась медсестра, но я лежал тихо, и она куда-то исчезла. Естественно, я был в больнице.

Меня это нисколько не удивило. Джон предупреждал, но я согласился рискнуть. Я пошевелил ногами, потом руками - очень осторожно. Они не болели. И я их чувствовал. В голове что-то отчаянно пульсировало; впрочем, этого следовало ожидать.

Когда олухи получают высокие титулы, нет места...

Теспис[1], радостно подумал я. И опять погрузился в черную пучину.

Наступил рассвет. Вкус апельсинового сока у меня на губах. Я потягивал его через соломинку и был счастлив.

Машина времени!

Джону Сильве не нравилось, когда я ее так называл. Темпоральный перенос, такое имя он дал своему эксперименту.

Я слышал, как он что-то об этом говорил, и испытал истинное наслаждение. Мой мозг, казалось, был в полном порядке. Я принялся решать в уме задачки и с легкостью высчитал, чему равняется квадратный корень из пятисот сорока трех. Потом приказал себе назвать имена всех президентов - по порядку! Мне казалось, что я нахожусь в прекрасной интеллектуальной форме. Но разве я могу об этом судить беспристрастно? Я убедил себя в том, что могу.

Конечно же, больше всего нас волновала опасность мозговой травмы, и не думаю, что я согласился бы рискнуть, если бы не «Теспис». Нужно быть фанатичным поклонником Гилберта и Салливана[2], чтобы понять это. Я именно таковым и являлся, как, впрочем, и Мэри. Мы познакомились на собрании «Общества Гилберта и Салливана», обратили друг на друга внимание и всегда были вместе во время всех последующих заседаний и на концертах «деревенской оперной труппы». Когда мы наконец поженились, хор наших друзей из «Г и С» спел нам свадебную песнь из «Гондольеров».

С моим мозгом все было в порядке. Я в этом ни секунды не сомневался, глядя в окно на холодный серый рассвет и прислушиваясь к своим воспоминаниям о том, что произошло.

- Машина времени, - снова прозвучал в моем сознании голос Джона, - что-то вроде автомобиля, который ты отправляешь в путь по коридорам времени. Теоретически такого быть не может. Мы занимаемся темпоральным переносом. Мозг человека в состоянии. ну, можно сказать и так: он в состоянии проникнуть сквозь время. Точнее, не он сам, а субатомные частицы. И если речь идет о достаточно развитом интеллекте, их реально увидеть и, полагаю, использовать. Если два сознания достаточно похожи друг на друга, они могут войти в резонанс и путешествовать во времени.

- А ты знаешь, как установить такой контроль?

- Думаю, да. Должен сказать, что мозг каждого человека каким-то образом входит в контакт с сознанием других людей; возможно, это и является объяснением наших снов, ощущения deja vu[3], неожиданного вдохновения и тому подобных вещей. Однако настоящий перенос, когда два определенных сознания входят в состояние резонанса друг с другом, - задача, требующая для своего решения серьезных усилий.

Я был одним из сотни человек, которые принимали участие в экспериментах. Не имело никакого смысла проверять идеи Сильвы на животных. Только человеческий мозг создает достаточно сильное поле. Возможно, еще дельфины, но как, скажите на милость, вы бы стали с ними работать?

- Почти все сумели добиться резонанса, который можно зафиксировать, - произнес Джон. - Вот ты, например, установил довольно прочную связь в одном определенном направлении.

- С кем? - с интересом спросил я.

- Это невозможно сказать, Герб, - ответил он, - и мы не совсем уверены, насколько точно определили время и место, но нам кажется, что твое сознание вошло в резонанс с кем-то, жившим в Лондоне в 1871 году.

- В Лондоне, в 1871 году?

- Да. Мы не можем проверить это наверняка, пока кто-нибудь не согласится подвергнуться темпоральному переносу. Честно говоря, я сомневаюсь, что нам удастся найти желающих.

- Я готов, - ответил я.

Мне понадобилось достаточно много времени, чтобы убедить его в том, что я не шучу. Мы были старинными друзьями, и он знал о том, как интересовала меня тайна «Г и С», но, боюсь, Джон не до конца понимал, в какой степени я был в ее власти.

А вот Мэри понимала! Она была в восторге.

- Ты представляешь, какая это удача, - сказал я ей. - Ведь «Теспис» поставили в Лондоне в 1871 году. Если бы я неожиданно оказался там в это самое время, я смог бы послушать ее, смог бы.

Эта мысль захватила меня. «Теспис» - первая из четырнадцати оперетт Гилберта и Салливана, слабое произведение, которое, естественно, не пользовалось никаким успехом, но его тем не менее написали Гилберт и Салливан, причем партитура пропала. Пропало все, кроме небольшого хорового вступления, которое было с успехом использовано в «Пиратах из Панзанса», и одной баллады.