Владимир Галкин - Золотые листья

- Объяви по селу, будто весть получила, что племянник погиб.- И высыпал перед ней горсть золотых.

Васену было сомненье взяло "Ну, как обман раскроется, да и племянник скоро объявится - меньше года работать осталось?" Но увидела золото, руки затряслись. Сама себе письмо отписала, съездила в город тайком, отправила, а как получила, в голос завыла, запричитала: загинул, дескать, племяш.

Услышала Алена про то и будто бы онемела. Старушонки-знахарки подле нее покрутились да матери и сказали:

- Клин клином, слышь, выбивают - пущай замуж идет за кого-нибудь. Стерпится - слюбится, и Арсюху забудет.

А Бубуев со сватовством тут как тут. Алена - будто в дыму, не ведала, как согласье дала. А месяца через три после свадьбы-то Арсентий живой-здоровый вернулся.

Алена опомнилась, затрепетало сердце, заметалась душа. Арсентия углядела на улице, к нему кинулась. Крепко обида парня держала отвернулся, пошел молча прочь. Долго бы вслед глядела Алена любимому, но подкосились колени. Бабы-соседки за водой мимо шли, успели под руки подхватить. В дом увели, на кровать уложили, знахарку вызвали, та и определила:

- Молодуха-то в тягостях!

А у Алены душа так и мечется, слезами глаза застилаются, на постылого, нелюбимого не глядели бы. И Аника почуял неладное, мыслишка спать не дает: "Поди, по Арсюхе печалится?!" Как-то запустил пятерню в Аленины волосы русые:

- По ком сучья душа твоя сохнет, сказывай?!

Вырвалась Алена, кинулась из избы. Аника за ней, да об косяк башкой саданулся, через сенки на крыльцо выкатился. Привстал покачиваясь, заорал что есть мочи:

- Убью паскудницу!

Она уже не слышала, распатланная по улице, за село, в тайгу побежала.

Мимо ворот Васена плелась, остановилась у калитки растворенной, то на Анику глядела орущего, то Алене вслед. А как та из виду скрылась, старуха к церкви с воплями поковыляла:

- Ведьмой голой Алена из трубы вылетела, а за ней... дым да огонь!

А молодуха через лес к болоту побежала, на кочку, другую скакнула, в самую топь, не думая, бросилась, по грудь провалилась, холодом ее остудило, хотела назад, да за ноги будто кто вниз потянул. Алена в отчаянье к небу голову вскинула - в облаках белых оно, синее-синее, и орел в вышине парит.

- Ах, пожить бы еще! - только и вырвалось из груди Алениной. И в черной воде лицо ее белое скрылось. Лишь волосы длинные с пузырями на поверхности плавали... "Вот и конец!" - у Алены последняя мысль промелькнула, и болью рвануло голову, будто Аника пятерню запустил, и сознание вышибло.

Очнулась Алена,.- по лицу будто гладит кто. Простонала:

- Где я? Что со мной?

Слышит - над ухом звенькнуло. Веки разомкнула, в сторону скосила глаза, увидела,- с кустика птаха вспорхнула. А по лицу все гладит и гладит ласково кто-то. Повернула голову и отпрянула: мужик сидит перед ней, косматущий, бородища с проседью - сущий лешак. Ладонью с лица ее налипший сор сбирает. Поодаль жердина лежит, на конце клок волос в сучьях запутался. Поняла все Алена - старого Данилу признала. Видать, брел по берегу, увидел ее тонущую, да не мог рукой ухватить. Длинную палку выломал, зацепил концом за волосы, потянул, да в спешке-то сорвалось. Клок волос вырвал. Второй раз зацепил, намотал покрепче и вытянул.

Сам он который уж год отшельником жил на острове. Как озеро совсем заболотилось и за орехом добраться мужики не могли,- летом, осенью топко, а к зиме орех выпадет, а что останется, птицы повыклюют, белки повы-шелушат, - Данила и надумал с зимы остаться на Гриве. Сначала в землянке жил, летом избу выстроил. Осенью много ореха добыл. Как мороз болото сковал, мужики на подводах приехали, припасов Даниле привезли, спрашивают;

- Не наскучило ли?

Да он посмеялся:

- Дух на острове вольный, зверя, птицы полно, скоро и пчел разведу. А по воскресным дням благовест слушаю. На Гриве его шибко слыхать, особенно, как ветер в мою сторону.

Так и жил. Вокруг острова в чистой воде карасей ловил, а через болото к берегу по кочкам - тропу тайную выискал, в село иногда сам хаживал. Про Аленино горе ране слыхивал, а тут самому пришлось бабу спасать. Взвалил на плечи да по тропе своей унес на Гриву. И вскоре повитухой стал. Принесла она девчоночку, Аришкой назвала. А как от родов оправилась, сжилась со старым Данилою. Хоть волосом сед, однако силою крепок и душою чист. А как в тиши ночной сказки любовные начнет сказывать - сердце у Алены заходится. Чего ж с таким не любиться...

Меж собой решили, про то, что Алена спаслась, - молчок!

Вскоре Данила привез петуха с курами, потом козу, на другое лето сено накосил, с морозами корову привел. Мужики, что за орехами приезжали, удивлялись:

- Без бабьих рук с хозяйством как управляешься?

Вздыхал Данила: один, мол, за всем приглядываю. Да мужики не шибко верили:

"Эвон какой порядок в горнице! - меж собой поговаривали: - Никак с лешачихой живет али с русалкою". Однако рукою махнули: дело, дескать, его холостяцкое. А про Алену, что жива-де, что с Данилою судьбу поделила, и думать не думали, к их приезду на конец острова она уходила. Там Данила избушку-времянку построил. В ней и ждала с Аришкой, покуда все не уедут.

Через сколько-то лет Аришка шустрой девчонкой выросла, уже и матери пособляла. Летним днем пасла козу да прикорнула на солнышке, а очнулась нет козы. Подумала: "К осинкам, поди, убегла. Любит листочки пощипать, а тут кедры одни", и отправилась искать в дальний конец острова. Вышла на берег и, вправду, козу увидела: на задних копытцах стоит, передними уперлась в деревце, морду тянет, листочки сощипывает. А на нижней ветке девчонка, годами с Аришку, сидит, плачет - боится козы. Отогнала Аришка козу, к кедру привязала. Спрашивает: кто, мол, такая и как на остров попала. Девчонка с ветки спрыгнула да и говорит:

- Водяного я внучка, тебя давно знаю, погодки с тобой мы. Мамку твою дед мой хотел к себе уволочь, да, вишь, Данила спас. Дед мой Данилу знал, потому и от Алены отступился. А тебе спасибо - твою козу рогатую шибко боюсь!

Аришка усмехнулась, козу подоила, молока в крынке русалке дала:

- Чего ж бояться? Моя коза добрая.

Русалочка молоко выпила, вздохнула:

- Отослать хотела козу от деревца, а она, вишь, рога на меня наставила.- Потом глянула строго и добавила: - К осинкам ее пускать не следует, не простые они, по осени покажу, что с листочками будет.

С той встречи стали девчонки подружками. Арина русалочку козьим да коровьим молоком угощала, а та места топкие угадывать научила, кочки узнавать, какая крепкая, какая обманная, на какую можно ступать, на какую нет.

К осени уговорила Арину ночью прийти на то место, где осинки листвой осенней краснели. Спрятались в кустах, стали ждать. Глядят, из воды водяной вылез, сундук за собой вытащил. Вслед русалка взрослая вышла, осинку тряхнула руками, та со звоном денежками осыпалась. Водяной хохочет, согревает денежки да в сундук кидает. Как полный наполнил, уволок обратно. За ним и русалка ушла.