Владимир Галкин - Золотые листья

- Батюшки! Не зря говорят, с русалкой Данила живет и девчонку с нею прижил. Однако скорей назад надо, а ну как прознают, что здесь я несдобровать!

К лодке обратно крадучись побежал. Отплыл от острова, а куда причаливать, толком не помнил. Углядел место похожее, к камышам подгреб, лодку оставил. Сначала вроде хорошо идти было, потом опять стал проваливаться, к лодке назад - боязно. Присел на кочке, захныкал. А уж светло. В это время Данила из городу возвращался, услышал вой, пригляделся - на кочке Микола Терпышный.

- Ты как сюда угодил? - Данила спрашивает. Тот и завздыхал: так, мол, и так, и сам не знаю как. А тебя, христа ради, вывести отсюда прошу.

Видит Данила, лодка не на том месте, где оставлена, и понял, что Микола на острове побывал. За Алену, за Аришку обеспокоился, глянул на Терпышного строго:

- Куда плавал? Кого видал? Скажешь, тогда выведу!

Микола и повинился, крест на себя наложил, дескать, про зазнобу твою никому не скажу, только уж выведи!

Данила поверил, Миколу за собой повел. Глядит Терпышный - Давила ногой дно не ищет, в воду смело ступает. Пригляделся - там, где шли, вешки, прутики из воды торчат, путь указывают. Прошли они еще сколько-то, на берег выбрались. Микола головой покрутил:

- В какую идти сторону?

Тут услышал колокольный звон недалече, будто к заутрене православных скликивал. Старик и сказал:

- На звон прямо иди, к селу выберешься.

Пошагал Микола - вроде близко гудит, а лес не кончается, и солнце встало. К полудню только Вознесенское показалось. Добрался Терпышный до дому, не раздеваясь, на лежак плюхнулся, захрапел. Жена со двора пришла, заворчала:

- Боров этакой, в сапожищах на постелю забрался! Сапоги с мужа стащила, на них грязи налипло. В корыте обмывать стала. Вдруг блеснуло у каблука:

- Святые угодники! - ахнула - меж каблуком и подметкой золотой застрял. Вытащила денежку, стала мужа трясти, да под носом червонцем крутить. Тот поморщился, но углядел золото, глаза выпучил:

- Где взяла?!

Жена про сапоги ему рассказала. Глянул Микола в окно - солнце еще высоко, до вечера далеко. Молча сапоги натянул и к болоту бегом. Как на берег выскочил, подумал: "Ну, Данила хитрец, - тут ходу полчаса, а утром пришлось кругаля давать. И я простофиля - червонцы у осинки-то были. Чего бы не нагнуться, не подобрать?" Побродил по берегу: "Вроде здесь меня вывел Данила". А куда ступать - и не знает: вешек нет, убрал, видно, старик. Попробуй теперь дорогу сыщи. Туда-сюда сунулся - везде топко. Так до вечера промотался, к ночи только из леса ушел. Жене все рассказал. На другой день опять на болото подался, да только опять дорогу к островку не нашел. А сам все думает:

"Не зря про Бубуева Анйку болтали, есть на острове золото".

А Аника после исповеди все же очухался, стал опять по селу ходить, с мужиков проценты взыскивать. Как-то на улице встретил Терпышного, долго взглядом буравил, а потом и говорит:

- Слыхал, круг болота лазишь, пути к острову ищешь. Загляни ко мне вечером, потолкуем.

В тот же вечер Микола пришел к Бубуеву. Сговорились вместе искать. На другой день отправились, порыскали по берегу, решили наугад в болото идти. Срубили каждому по слеге, шесту длинному. Где бродом брели, где с кочки на кочку прыгали. Пару раз друг друга из трясины вытягивали. Далеко уж от берега на островок махонький выбрались. За ним лужайка открылась зелененькая, цветочки кое-где русалочьими лазоревыми глазками проглядывают, так и манят. Вдруг на полянку девчонка русоволосая выскочила, сарафанишко до колен, на груди монисто из золотых монет сверкает. Цветок, другой сорвала и назад. Ножками чуть только травки касалась, будто порхаючи пробежала, в камышах скрылась, а поляна зыбью подернулась. Микола заохал. Дух перевести не может.

- Богатое место, коли русалки себя золотом украшают!

А Аника на колени упал. Терпышный на него покосился - тот бледней полотна, бормочет свое:

- Это ж нам Алена привиделась, русалкою бегает, нас в омут заманивает! - и крестится. - Лучше обратно идти!

Однако Терпышный дух перевести не может: "Эвон, сколь золота у девчонки брякает!" Ну и закликал:

- Покажись, красавица! Люди мы добрые, авось не обидим.

Девчонка та Аришка была, из камышей высунулась, смотрит искоса. Монисто с шеи свисает, позванивает. Микола и захитрил:

- Ты б, девонька, нас на берег сухой перевела! Заплутали, вишь.

Девчонка круг полянки к ним с кочки на кочку запрыгала. Только подошла, Микола руку протянул - хотел монисто сорвать, да Аника опередил, сам на нее вдруг с воплями бросился:

- Пропади, сатана!!! - у девчонку по шее ножом полоснул. Рванулась Аришка, через лужайку прямо в камыши побежала, ладонью рану зажав. И капли крови повсюду, где бежала, словно клюквины падали, об травинки алыми звездочками разбивались. И лужайка опять будто зыбью подернулась.

Взвыл тут Микола:

- Чего ж наделал ты, старый Бубуй?! Золото упустил! - кинулся вслед за девчонкою, за ним Аника было, да только на лужайку выскочили, обомлели под ногами твердь закачалась, вниз пошла, и они уж на дне воронки стоят. Воронка водой наполняется, края у нее вспучиваются- не дай бог под ногами прорвется. Микола на корточках первым проворно пополз, на островок выбрался, а старик не успел - провалилась под ним черная падь и захлопнулась над головой. Затрясся Микола от страха, по знакомым кочкам к болоту поскакал. Выбрался - ив село скорее. Мужикам про русалку сказал, про золото и как Аника Бубуев погиб. Помолчали те, помяли бороды, да и сказали:

- Про золото мы толком не ведаем. Посказульку только слыхивали, что попадья бабам нашим болтала. А вот русалка - девчонка живая, Аники Бубуева дочь. Мы давно догадались, что Алена у Данилы на острове приют нашла. А теперь, как не стало Аники-паука старого, объявиться им можно. Даниле, коли сам в село не заявится, зимою поедем, все и расскажем.

Однако Микола последнее не слушал, будто пьяный поплелся домой. С тех пор стал вокруг болота бродить. Углядит осину, за ствол ухватится, потрясет и на листья долго глядит. Люди и поняли - умом трекнулся. А в ту осень клюква на удивление уродилась. Старики баяли:

- Русалочьей кровью ягода напиталась, собирать пора.

Люди вдоволь ягоды на зиму запасали, чуть не лопатой гребли. И Арсентия семья собралась. Сам с женой, тесть с тещей, Первуня-пасынок и девчоночки-погодки. Шустрые обе, наперебой помогать лезли. Около отца с матерью повертелись, деду с бабкой кой в чем подсобили, к брату направились. А тому помощь их совсем ни к чему - шестнадцатый годок минул, могутный в плечах, короба с ягодой играючи на телегу грузил, сестренки только мешали. Застрожился было:

- Вот я вас понужну! - и шутейно замахнулся, щелкнуть хотел, да треск недалече раздался. Глянули все - Микола Терпышный бредет: косматый, в бороденке у рта клюквина зацепилась, сам шальными глазами осины оглядывает. А то подойдет к какой-нибудь, потрясет и давай кулаками долбить. Вскоре, бормоча непонятное, мимо прошел, а как скрылся, девчонки и спрашивают: