Геннадий Мельников - Волчья яма

Самое непонятное — откуда такой мощный свет? Черных поднял голову. Сквозь густую облачность просматривалось светило таких невероятных размеров, каких не было и не могло быть в радиусе двух парсеков от этой планетной системы, роль солнца в которой играла звезда шестой величины — карлик по сравнению с этим гигантом.

Яркий свет заливал обширную серую равнину, такую же, как та, на которой остался вездеход: пыль, каменистый грунт — продукты конечной стадии выветривания, низкорослые колючки, линия горизонта… Стоп! Какой горизонт может быть у внутренней полости планеты?.. «А тебе часто приходилось бывать в этих самых внутренних полостях? — усмехнулся Черных. — Тебе известна геометрия ее пространства? Может быть, горизонт — это всего лишь иллюзия?..»

Ну а это — тоже иллюзия? К нему приближалась красная лодка.

Черных напряг зрение и различил мелькание тонких серебристых весел, загребающих пыль. Только какие-то странные эти весла, какие-то непрерывно ломающиеся, членистые…

«Лодка» остановилась метрах в пятнадцати и, опираясь «веслами» о поверхность, стала подыматься, как на домкратах, на глазах превращаясь в огромного паука.

Паук и человек настороженно рассматривали друг друга. Что-то знакомое обнаружил Черных в обличье страшилища: длинные и тонкие членистые ноги, темно-красное туловище, по два глаза на каждом боку… Да это же фрин! Фрин, увеличенный в тысячу раз! Там, под микроскопом, он даже показался изящным, а сейчас… А сейчас под микроскопом находился сам Черных, и фрин изучал его. Вероятно, блеск скафандра показался пауку странным, и он медлил. Но недолго.

Передняя конечность фрина, закрученная ломаной спиралью, стала медленно подыматься и отводиться назад, будто приводимая в действие гидравлическим механизмом.

«Как лассо, — подумал Черных. — Пора кончать». Хлопнул ладонью по бедру и похолодел… Бластер остался в вездеходе.

Янин до боли в глазах всматривался в темноту, надеясь, что Черных подаст сигнал, если был отброшен не очень далеко и остался жив. Мешал свет. Янин спустился в рубку и выключил прожектор.

Внезапно наступившая темнота сломила волю. Черных, не включая фонаря на шлеме, бросился в сторону, но сильный удар по ногам чем-то гибким, как плеть, отбросил его в пыль. Он упал на спину…

Когда пыль осела, Черных увидел, как на звезды наплывает продолговатая тень паука… Не помня себя, включил до отказа ранцевый двигатель. Его вдавило в грунт, но он кричал не от боли и страха, а от необузданной радости первобытного охотника, наблюдая, как на вершине двух огненных фонтанов кувыркался фрин, размахивая обугленными конечностями…

Черных направил левое сопло вниз, и его поволокло по мелким камням, вращая как сегверово колесо. На то место, где он лежал, свалились бесформенной грудой выгоревшие останки фрина.

Янин машинально захлопнул крышку люка, когда неожиданно впереди вездехода вспыхнул огненный диск, осветив все вокруг на сотню метров, и стремительно покатился под гусеницы. Янин кубарем скатился в рубку. На лобовом стекле дрожали красные блики, из-под вездехода вырывалось пламя, а под днищем будто работал пескоструйный аппарат. Рванул рычаги. Вездеход вздрогнул и покатился назад.

— Осторожнее! — раздалось в шлемофоне.

Янин затормозил и включил прожектор. Перед вездеходом стоял, покачиваясь. Черных. Из сопл ранцевого двигателя горящими каплями скатывались остатки топлива.

— Вот тебе, Шадрин, и недостающее звено! — сказал Черных, расположившись в кресле центрального отсека базового лагеря. — Надеюсь, тебя больше не волнует проблема питания фринов? Меня лично — нет, эти паучки-малютки не так уж и отстали в своем развитии. Не правда ли?

— Да, — согласился Шадрин, — поразительный феномен! Но каким образом они делают такие ловушки-колодцы?

— Не имею понятия, каким образом можно спрессовать несколько кубических километров пространства вместе с поверхностью планеты и всем, что на ней находится, в объем двух-трех кубических метров, но эффект прямо-таки потрясающий. Прожектор вездехода показался мне не менее чем Бетельгейзе.

— Но сами-то фрины остаются без изменений, — вставил Янин.

— В противном случае в ловушке не было бы никакого смысла. Вся соль в том, что уменьшается в размерах все, что попадает в этот колодец, кроме самого фрина.

— Теперь нам все время придется держать в руках дальномеры, — сделал вывод Шадрин, — ведь на глаз почти не определишь, где ловушка.

— Люди никогда не перестанут чувствовать себя только что прозревшими котятами на пороге Вселенной, — сказал Черных. — Запомни эту фразу, биолог Шадрин. Наш шеф сегодня в ударе, и не особенно удивлюсь, если он толком разъяснит, зачем фрину понадобились такие масштабы? Для того чтобы оглушить прыгунчика (ведь они являются единственной добычей фринов в этом кратере), достаточно сбросить его с высоты нескольких десятков метров, а ты летел километра три-четыре.

— А тебе приходилось когда-нибудь в течение длительного времени питаться… ну, скажем, только рыбой. Нет? А жаль, ты тогда не задал бы такого вопроса. Для прыгунчиков у фринов приготовлены наверняка ловушки поменьше. А эту фрин специально построил для нас, даже выкатил из ловушки песчинку, которая вне ее приняла нормальные размеры, превратившись в глыбу. Кстати, расчет на нашу любознательность… Фрина тоже можно понять, ведь он никогда не пробовал, каков на вкус человек разумный.