Сергей Булыга - Конный пешему товарищ

- Как летим?

- Очень просто. Ведь мы не сами по себе, а на земле сидим, а земля, как известно, вкруг солнца летает. Понятно?

- Так точно! - отвечает Балазей и ухмыляется.

И в самом деле, что тут понимать? У валацуги ум за разум заскочил. Вот это находка, вот это удача! Похлеще царского ружья! Приосанился бывший солдат, говорит:

- Пора бы нам и познакомиться. Как тебя, юноша, звать-величать?

- Миколайкой.

- Во-во, Миколай. А меня - Балазей. Так куда мы собрались?

- В Архаровск.

- Пошли!

И пошли. И на каждом ночлеге - успех. За миколайкины байки кормили гостей и поили в три горла. Вот, скажем, придут, Миколайку блинами накормят - он мяса не ел, - а потом Балазей, собравшимся тайно моргнув, степенно спросит:

- А скажи нам, великий мудрец, откуда люди пошли?

Миколайка:

- С деревьев. Люди раньше были дикие, мохнатые, с хвостами.

Все молчат, головами кивают. Ведь сказано им: Миколайка обидчив; чуть что - замолчит. Но уж если над ним не смеялись, он, бывало, такое верзал, что представить нельзя. Только что нам Миколайкины слова, когда дела и того хлеще оказались!

А было это так. Шли они, шли и дошли до Архаровска. День был солнечный, поле вокруг, в трех верстах - городская застава. Сели друзья отдохнуть. Балазей разулся, портянки на кустах развесил. Миколайка... свою торбу развязал и стал доставать из нее деревяшки, прутики, дощечки, крючки, закорючки, обрезки холста...

- Что это? - удивился Балазей.

Молчит валацуга, сопит. Щепку к закорючке, закорючку к дощечке цепляет, тут же рядом деревяшку приспособил, холстом обернул, потянул удержалось.

Встал Балазей, подошел, посмотрел - ничего не понятно! А Миколайка опять же молчком - свое строение расправил, хомутами за плечи приладил, руки кверху поднял, улыбнулся и спросил:

- Узнаешь?

- Крылья, что ли?

- Они.

Стоят они, молчат, и у каждого мысли свои. А потом Балазей, головою тряхну в, говорит:

- Ну, д-давай!

Посмотрел Миколайка в небо, признался:

- Я, видишь ли, солнца боюсь. Как бы оно крылья не спалило.

- А ты пониже над землей стелись.

- Нет, я в небо хочу!

Балазей головою покачал - не жилец Миколайка, как пить дать не жилец!

А тот походил по поляне, попрыгал, испробовал крылья на крепость, а после снял их, разобрал и в торбу спрятал. Сел, на солнце посмотрел и говорит:

- Есть в Архаровске лекарь, всех лечит. И есть, говорят, у него холодильная мазь. Вот бы той мази добыть!

- А зачем?

- Крылья смажу, тогда не сгорят. Вот только мазь дорогая, а деньги где взять? - и смотрит синими глазами. Безумными, блаженными. Глянул в них Балазей... и решился. Сказал:

- Государь нам поможет! - и ружье подхватил, повертел для красы.

А что? Ружье богатое: дуло черненое, курок золоченый, приклад деревянный душистой породы в рисунках. Миколайка руками всплеснул:

- Как же можно! Ведь это подарок!

- Молчи!

И... отвернулся валацуга, зашмыгал, захлюпал, заплакал от счастья.

К обеду в Архаровск пришли. И, минуя храмы, лавки, балаганы, - прямо к лекарю.

Лекарь душевный попался, сказал:

- Наилучшая мазь! От горячки спасает, от жару, от пару, от свары. Пятьдесят ассигнаций стакан.

Миколайка:

- А если в обмен? Например, на ружье. Сколько дашь?

И Балазей ружье с плеча снимает. Лекарь прищурился.

- Дай-ка сюда, - говорит, - посмотрю.

Балазей:

- А что смотреть? Сейчас проверим! - и клацнул алмазным курком.

Лекарь в крик:

- Ты чего? Очумел?!

Балазей ему дуло к брюху приставил, спросил:

- Сколько стоит? Не слышу!

Лекарь зажмурился.

- Даром берите, не жалко.

Взяли ровно полведра и ушли, раскланявшись.

Миколайка, крылья мазью натирая, вздыхал:

- Не к добру наш разбой, не к добру!

Так и вышло. Назавтра пошли на базарную площадь, там для разбегу просторно. Но как только купцы-продавцы увидали диковину, так обступили и проходу не дают и пристают:

- Почем товар? Зачем товар? Чего так много просите?

- Не продается! - кричит Балазей. - Не хватайте! Не рвите! А кто чуда желает, валите за мной; по пятаку беру, по-божески!

Их народ обступает, шумит, но Миколайка никого не видит и не слышит. Идет себе, средь любопытных молча продирается, вот Балазей один и отбивается.

- Не лапай, - кричит. - Не замай! Это, может, заморское чудо; не трожь!

И тут как назло кто-то цап его за руку! Цепко! Обернулся Балазей, хотел нахалу по сусалам сьездить... и обмяк!

И то сказать - пред ним штабс-капитан! Усы вощеные, глаза кровавые. И шепчет:

- А; беглый солдат! Балазей! Вот ты где!

Балазей побелел, отвечает:

- Обознались, вашбродь, ну ей-бо обознались!

- Ну уж нет! Все как есть! - говорит офицер. - И повесят тебя, Балазей, за измену отечеству!

А что? И запросто повесят. Он ведь мало того, что со службы сбежал, так еще и украл секретное трофейное ружье. М-да, тут верная смерть. Разве что...

Подскочил Балазей, заорал:

- Полетел! Полетел! - и пальцем в небо тычет.

Офицер поверил, глянул... А Балазей рванулся, вырвался, в толпу - и сник. Штабс-капитан, осерчаа, по-военному свистнул. Солдаты - на свист, а народ - кто куда. Невозможная давка! И тут...

Как только люди в переулки схлынули, так Миколайка на просторе разбежался, крыльями - мах! мах! - и полетел.

Остолбенел народ, шапки снял. Знамение! Один говорит:

- К недороду.

Другой:

- К урожаю.

Привычное брожение умов.

А Миколайка все выше и выше летит, ничего не боится. А что? Полведра холодильного средства извел, так теперь хоть на солнце садись!

Балазей средь народа стоит, на товарища смотрит... И стыдно ему! Эх, сколько он над ним смеялся, сколько потешался! А сам кто? Дурак дураком. Вдруг он слышит:

- Стоять! Не дышать! Глаза направо!

И... словно и не было тех долгих вольных лет и словно никогда он не бродил по свету! Стоит Балазей и не дышит, направо косит. Там, справа, солдаты по небу стреляют, а штабс-капитан народу объясняет:

- Нельзя, чтобы в небо летали, запрет. Вам же только позволь, никого на земле не останется. А кто тогда будет налоги платить, государю служить? Р-разойдись!

Не уходят. Стоят и молчат.

А солдатам никак Миколайку не сбить, и он все выше, выше в небо забирается. Вот штабс-капитан и сказал:

- Сейчас мы этого злодея запросто подстрелим. Есть у нас для этого дела специально натасканный бравый солдат, он за меткую пулю в фельдфебели выйдет. Эй, Балазей!

И - сам не свой Балазей! Ружьишко с плеча срывает и преданно ждет. Штабс-капитан командует:

- Ступи! Фитиль с курка! Фитиль на место! Пулю вбей! Порох на полку!

И Балазей как неживой команды справно, дельно, ловко выполняет и душистый приклад к плечу приставляет. Руки белые, пальцы дрожат, оторваться желают.