Филип Дик - Там простирается вуб

— На чем же вы живете?

— Растения, овощи. Мы всеядны. Приемлем все. Мы добродушны, терпимы, воспринимаем вещи, как они есть. Живем и даем жить. Вот так…

Вуб присмотрелся к капитану.

— Вот почему я столь твердо воспротивился замыслу сварить меня. Я увидел картинку в вашем сознании… большая часть меня — в морозилке, кое-что — в кастрюле, корабельному коту — тоже перепало…

— Так ты читаешь мысли? — сказал капитан. — Как интересно. Еще что-нибудь умеешь?

— Так, мелочи всякие, — рассеяно сказал вуб, оглядывая каюту. — Хорошая квартира у вас, капитан. Очень чисто. Уважаю аккуратные формы жизни. На Марсе есть птицы, некоторые весьма аккуратны. Выкидывают отходы из гнезд, потом, выметают…

— В самом деле? — отозвался капитан. — Но вернемся к нашему разговору…

— Да, действительно. Вы хотели мною пообедать. Вкус, как я слышал, очень приятный. Мясо несколько жирновато, зато нежное. Но о каких продолжительных сношениях между вашим народом и моим можно говорить, если ваш образ мысли не поднимается выше столь варварского уровня? Скушать — меня? Неужели мы не можем предаться беседе, обсудить вопросы философии, искусств…

Капитан поднялся, выпрямился.

— Философия, говорите? Да будет вам известно, весь следующий месяц еды не будет. Все наши запасы…

— Я знаю, — кивнул вуб. — Но разве, следуя вашим же принципами демократии, не справедливее ли всем нам тянуть жребий — соломинки, спички или что-нибудь в таком роде? В конце концов, на то демократия и существует — охранять меньшинство от посягательств на их права. И если каждый из нас проголосует…

Капитан пошел к двери.

— Вот это видел? — Он показал вубу кукиш. Потом открыл дверь, и с широко раскрытым ртом, вытаращенными глазами, застыл, как громом пораженный, схватившись за ручку двери.

Все это время вуб пристально смотрел на капитана. Некоторое время спустя, протиснувшись мимо Франка, прошлепал в коридор и в глубокой задумчивости спустился в кают компанию.

Все молчали.

— Вот видите, — нарушил тишину вуб, — в наших мифологических структурах немало общего. Мифологические символы, также, как Иштар, Одиссей…

Петерсон, глядя в пол, заерзал.

— Продолжайте, — сказал он, — продолжайте, прошу вас.

— Ваш Одиссей, как мне кажется, есть фигура, общая для мифологий подавляющего большинства народов, обладающих самосознанием. Одиссей странствует — он индивид, сознающий себя, как такового. Вот в этом-то и заключена идея, идея разделения. Он отделяется от семьи, от родины, начинается процесс индивидуализации.

— Но Одиссей вернулся домой, — сказал Петерсон, заглянув в иллюминатор на звезды, звезды без конца и края, пылающие маяки в пустоте Вселенной. — В конце он возвращается.

— Как тому и надлежит. Период отсоединения — только временная фаза, недолгие странствия души. Есть начало, есть и конец. Странник возвращается к родному очагу и сородичам…

Дверь распахнулась, и вуб замолчал. В каюту ступил капитан Франко, остальные в нерешительности топтались у двери.

— Ты в порядке? — спросил Француз.

— Ты меня спрашиваешь? — удивился Петерсон. — Почему ты меня спрашиваешь?

Франко опустил пистолет.

— Подойди сюда, — приказал он Петерсону. — Поднимись и перейди сюда.

Петерсон посмотрел на вуба.

— Иди, — посоветовал вуб. — Это роли не играет. Петерсон поднялся.

— Чего вы хотите?

— Это приказ. Петерсон пошел к двери. Француз схватил его за руку.

— Да что с вами стряслось? — Петерсон вырвался. — Что на вас нашло?

Капитан Франко осторожно двинулся в направлении вуба. Вуб смотрел на капитана, смотрел снизу вверх — он, прижавшись к стене, лежал в углу.

— Все-таки интересно, — сказал вуб, — до какой степени вас захватила идея меня скушать? Но почему — этого я не понимаю!

— Встань, — приказал вубу Франко.

— Если вы настаиваете. — Вуб со вздохом начал подниматься. — Секунду терпения — дело для меня нелегкое. — Он наконец встал, но дышал тяжело, открыв пасть, свесив язык, который, как маятник, качался в такт его дыханию.

— Стреляйте, капитан, — попросил Француз.

— Бога ради! — воскликнул Петерсон.

Джоунс, у которого от страха глаза вылезли из орбит, быстро повернулся к нему.

— Если б ты его видел… как статуя… стоит, рот раскрылся… Если бы мы не поднялись, он бы и сейчас так стоял.

— Кто? Капитан? — Петерсон поглядел по сторонам. — Но сейчас он в порядке!

Все смотрели на стоявшего посредине комнаты вуба.

— С дороги, — приказал Франко, и люди отступили к дверям.

— Вы меня боитесь, кажется? — спросил вуб. — Разве я вам чем-то помешал? Причинил вред? Я категорически против боли, я ненавижу причинять боль. Я всего лишь пытался защитить себя. Или вы думали, что я с радостью брошусь навстречу собственной гибели? Я такое же разумное существо, как и вы. Мне хотелось осмотреть ваш корабль, узнать, как он устроен, познакомиться с вами. Вот я и предложил туземцам…

Пистолет в руках капитана задрожал.

— Вот видите, — процедил Франко, — я так и думал…

Вуб, тяжело вздыхая, сел и лапой подобрал под себя хвост.

— Жарковато, — сказал он. — Очевидно, рядом машинное отделение.

Энергия атома. Вы научились творить с ней чудеса. Технические… Но моральные, этические проблемы ваша научная иерархия решать не…

Франко повернулся к команде. Люди с испуганными глазами молчаливо сбились в кучку.

— Я сам. Вы смотрите, если хотите.

— Попытайтесь попасть в мозг, — кивнул Француз. — Мозг все равно в пищу не идет. А в грудь лучше не целить, если попадете в грудную клетку, будем черт знает сколько времени выковыривать кусочки кости.

— Слушайте. — Петерсон провел языком по сухим губам. — Что он вам сделал? Какой вред причинил? Я вас спрашиваю! И вообще, он мой. Никто не имеет права его стрелять! Он вам не принадлежит!

Франко поднял пистолет.

— Я уйду, — побледнев, сказал Джоунс: он поморщился, как будто его подташнивало. — Не хочу видеть.

— И я тоже, — заявил Француз.

Оба, что-то бубня под нос, вышли в коридор. Петерсон же никак не мог выйти, топтался у двери.

— Мы про мифы разговаривали, — сказал он. — Он добрый, безобидный.

Он покинул каюту. Франко подошел к вубу, а вуб медленно поднял глаза, сглотнул слюну.

— Глупо, как глупо, — сказал он. — Очень жалко, что вам проходится… что вам так хочется… У вас есть притча, в которой ваш Спаситель… — и, глядя на пистолет, вуб замолчал. — Неужели вы сможете… глядя мне в глаза? Неужели сможете?

Капитан сверху вниз посмотрел на него.

— Смогу. Глядя тебе в глаза. У нас на ферме были боровы, грязные черные полосатые боровы. Я смогу.