Ларри Нивен - Мир вне времени (Сборник)

— Таранщиком?

— Боюсь, что да.

— Это первое слово в вашей речи, которое я не понял. Неужели язык почти не изменился? У вас нет даже акцента.

— Это же моя работа. Я выучил ваш язык при помощи РНК много лет назад. Профессию вы будете изучать точно так же, если до этого дойдет. Удивительно, как быстро учишься, когда тебе вводят РНК. Дай бог, чтобы вы оказались правы в том, что любите уединение и путешествия. Приказы выполнять умеете?

— Я был в армии.

— Что это значит?

— Умею.

— Хорошо. Вам нравятся новые места и люди?

— Конечно. — Корбелл улыбнулся. — Я строил здания по всему миру. А что, вам нужны архитекторы?

— Нет. Считаете ли вы, что Государство в долгу перед вами?

На это мог быть только один ответ.

— Нет.

— Но вы пошли на заморозку, значит, думали, что будущее предложит вам что-то особенное.

— Вовсе нет. Я все равно умирал, поэтому решил рискнуть.

Куратор внимательно посмотрел на него.

— Если бы вам было во что верить, смерть не казалась бы такой ужасной.

Корбелл не ответил.

Его подвергли короткому тесту на ассоциации. Во время прохождения теста Корбелл заподозрил, что пик увлечения замораживанием в жидком азоте пришелся на 1970 год — год его смерти. У бывшего «отморозка» взяли анализ крови, потом заставили заниматься физкультурой до изнеможения и снова взяли кровь. Затем он прошел проверку болевого порога прямой стимуляцией нервов. Еще один анализ крови, после него — проверка сообразительности в виде китайской головоломки. И вот наконец Пирс сообщил Корбеллу, что проверка завершена.

— Состояние вашего здоровья нам и так известно.

— Зачем тогда брать у меня кровь? Куратор посмотрел на него и спросил:

— А вы сами как думаете?

И Корбелл понял, что от ответа зависит его жизнь. Возможно, такое впечатление создавали сведенные на лбу брови куратора, холодный взгляд его голубых глаз и равнодушная улыбка. Пирс следил за Корбеллом во время испытаний, словно от его поведения зависело какое-то важное решение. Поэтому, прежде чем ответить, он еще раз все взвесил.

— Вам надо было знать, сколько я могу выдержать, прежде чем сдамся. Вы измерили содержание в моей крови адреналина и токсинов усталости, чтобы понять, насколько мне было больно и тяжело.

— Правильно, — заметил куратор. Корбелл снова выжил. Во время болевого теста он мог сдаться гораздо раньше, но Пирс невзначай упомянул, что он четвертый по счету бывший «отморозок», чью личность записали в это тело.

Корбелл хорошо помнил, как засыпал тогда, двести двадцать лет назад. Вокруг него, как на похоронах, собрались друзья и близкие. Он сам выбрал контейнер, заплатил за место в хранилище и написал завещание, но умирающим себя не чувствовал. Ему сделали укол, и вечная боль отступила, а взамен пришла сонливость. Он засыпал, думая о будущем, о том, что ждет его, когда он проснется. Глобальное государство? Межпланетные перелеты? Чистый ядерный синтез? Странная одежда или ее отсутствие? Раскрашенные тела? Новые принципы архитектуры? Летающие дома? А может, бедность, перенаселение, истощение природных ресурсов, безработица? Однако Корбелл не волновался об этом — такой мир просто не сможет позволить себе разбудить его. Нет, его встретит богатый мир, вполне способный воскресить его из мертвых. Однако этого мира он, похоже, не увидит.

Тестирование кончилось, и за Корбеллом пришел охранник. Крепко схватив его за предплечье мясистой рукой, чтобы «отморозок» не смог улизнуть, он повел его по узкой лестнице на крышу.

Полуденное солнце ярко сверкало в синем небе, которое у горизонта казалось коричневатым. Часть площади крыши занимали растущие плотными рядами зеленые растения, остальное пространство укрывали стеклянно блестящие листы. Корбелл увидел город с мостика, соединяющего две крыши. Улицы внизу заполняли близко стоящие дома куби-стического дизайна, а сам он стоял высоко-высоко, на тонком бетонном мостике без перил. Джером Корбелл замер и перестал дышать. Охранник не сказал ни слова, только слегка потянул его за руку и стал смотреть, что тот будет делать. Бывший «отморозок» взял себя в руки и пошел дальше.

Комната, в которую его привели, представляла собой проход между двумя стенами многоярусных коек. Свет искусственный, прохладный. Но на улице полдень! Неужели ему придется спать? Впрочем, к таким условиям Корбелл приспосабливаться умел.

В комнате оказалось примерно тысяча коек, большинство — заняты. Несколько людей без интереса посмотрело на то, как охранник подвел Джерома к его койке — нижней из шести. Чтобы лечь, ему пришлось вначале встать на колени. Постельное белье оказалось странным: гладким, шелковистым, даже скользким — единственное проявление роскоши в этой комнате. Но не было ни одеяла, ни лишней простыни, чтобы накрыться. Корбелл лег на бок и стал рассматривать спальню снизу. Только теперь он позволил себе подумать: «Я жив». Раньше эта мысль могла погубить его, но сейчас уже можно было признать: он жив и даже молод! В контракте этого не было. Но вслед за этим пришла новая мысль: а кто на самом деле жив? Составная личность? Преступник, реабилитированный с помощью химических веществ и промывания мозгов? Ну нет. Он — Джером Корбелл, он жив и здоров, хотя и мало что понимает в новом мире.

Когда-то у него была редкая способность: засыпать при любых обстоятельствах. Но сейчас ему было не до сна. Он наблюдал, запоминал и учился.

Корбелла сразу удивили три вещи. Первое — запах. Очевидно, духи и дезодоранты тоже оказались преходящим увлечением. Пирсу давно надо было вымыться, ему самому, впрочем, тоже. Запах в спальне стоял специфический.

Второе — любовные койки. Четыре в вертикальной стойке, более широкие, с толстыми матрасами. Эти места предназначались для секса, не для сна. Но они стояли на открытом месте, от остальной спальни их не отделяла даже занавеска. Так же обстояло дело и с туалетами. Как эти люди могут так жить?

Корбелл потер нос, подпрыгнул от неожиданности и ударился головой о верхнюю койку. Его собственный нос был большим, мясистым и бесформенным, а тот, что оказался под его пальцами сейчас, — маленьким, узким и довольно острым.

Наконец Джером заснул.

Ближе к вечеру за ним пришел человек. Широкоплечий мускулистый охранник с невыразительным лицом, одетый в серый комбинезон, не тратил слов зря. Он нашел койку Корбелла, поднял его за руку и куда-то повел. Он еще не успел проснуться, когда его поставили перед Пирсом.

— Здесь что, никто не говорит по-английски? — раздраженно поинтересовался Джером.