Пол Мелкоу - Влюбленные одиночки

После того случая преподаватели больше не разделяли нас.

Бейкер-роуд огибала Капустное озеро подобно гигантской букве «С». Озеро представляло собой небольшую искусственную экосистему, обитатели которой создавались методами генной инженерии. Баскины работали по заданию Департамента экологии, пытаясь получить жизнеспособную экосистему с биомассой не менее двадцати пяти единиц. Здесь было все, от бобров до улиток и комаров. Полчищ комаров.

Мы плескались в озере. Взрослые бобры не обращали на нас никакого внимания, а вот бобрят непреодолимо тянуло к нам. Этих животных модифицировали таким образом, что они составляли кластеры из четырех особей, и их мысли скользили по поверхности воды подобно радужным бензиновым разводам. Мы почти понимали бобров, но не до конца. В воде от наших собственных феромонов не было проку, и даже прикосновения сенсорных подушечек не помогали. Если закрыть глаза и нырнуть поглубже, теряется связь со всем миром, и ты превращаешься в пустую, бессмысленную протоплазму.

Стром не любил купаться, тем не менее лез в воду вместе со всеми — просто хотел быть рядом. Я знала, почему он побаивается воды, и ощущала его тревогу как свою собственную, и все равно вместе со всеми подтрунивала над ним.

По очереди с бобрятами мы сталкивали подгнившие бревна в воду и пытались утопить их в иле, пока взрослые бобры не начали ворчать на нас, изъясняясь зачатками жестов. Не мешать работа. Испортить дом. Сказать Баскинам.

Потом мы выбрались на берег и обсохли на жарком послеполуденном солнце. Мануэль влез на яблоню и нарвал спелых яблок, так что хватило на всех. Мы наслаждались отдыхом, понимая, что скоро придется возвращаться на ферму.

Стром сформировал несколько воспоминаний. Для Мойры, передал он.

Вдруг Кванта насторожилась, и мы все почувствовали это.

Дом, передала она. Раньше его тут не было.

Она сидела на берегу, и я ждала, пока ее мысли доберутся до меня по влажному, насыщенному пыльцой воздуху. На том берегу озера напротив бобровой плотины виднелся дом, наполовину скрытый тополями, которые летом засыпали всю округу белым, похожим на снег пухом.

Я порылась в памяти, вспоминая предыдущую вылазку на озеро, но никто из нас, кажется, не смотрел в ту сторону, так что дом мог появиться еще в прошлом году.

Баскины построили дачу, передал Стром.

Зачем? Их дом всего в миле отсюда, возразил Мануэль.

Может, для гостей? — предположила я.

Пойдем проверим. Бола.

Возражений не последовало, однако я, разделяя общий энтузиазм, все же попыталась представить реакцию Мойры на вторжение в чужие владения.

Но ее здесь нет.

Прыгая по плоским камням, мы перебрались через небольшой ручей, впадавший в озеро.

Земля под тополями напоминала потрепанный белый ковер. Влажная одежда холодила кожу. Мы миновали тополя и обогнули ядовитый дуб с пятиконечными листьями и тремя стволами, обвитыми плющом.

Рядом с домом на полянке в тени деревьев стоят аэрокар.

«Коноджет 34J», сообщил Мануэль. Мы умеем с ним управляться.

В прошлом году у нас начался курс пилотирования небольших летательных аппаратов.

Кусты у самого дома вырубили, и вдоль стен тянулись длинные клумбы. Чуть дальше, на самом солнцепеке располагалась прямоугольная грядка с овощами: я заметила томаты, тыквы, кабачки и фасоль.

— Это не дача, — вслух произнесла я, заметив, что Кванта исчезла из поля зрения. — Тут кто-то живет.

Мануэль обогнул огород, чтобы как следует рассмотреть аэрокар. Я чувствовала его восхищение машиной — не конкретные мысли, а просто любование ее красотой и мощью.

— Эй, ребята, что вы делаете в моем саду?

Дверь дома со стуком распахнулась, и мы испуганно вздрогнули, увидев приближающегося мужчину.

Стром инстинктивно принял оборонительную стойку и нечаянно наступил на кустик томата. Я заметила его оплошность, и Стром тут же подвинулся, но это не укрылось от глаз мужчины. Он нахмурился.

— Какого черта!

Мы выстроились перед хозяином: я во главе шеренги, Стром слева и чуть сзади, затем Кванта, Бола и Мануэль. Место Мойры справа от меня оставалось пустым.

— Значит, топчете мои овощи. И как вас после этого называть?

Мужчина, одетый в коричневую рубашку и желто-коричневые брюки, был молод, черноволос и строен, почти хрупок. Поначалу я приняла его за интерфейс кластера, но потом мы увидели, что у него нет сенсорных подушечек на ладонях и каналов для феромонов на шее, и что он не ищет консенсуса. Прежде чем мы успели раскрыть рот, он уже выпалил три фразы.

— Простите, что наступили на ваш томат, — извинилась я, подавив желание выпустить в воздух феромон примирения.

"Ему все равно не понять. Одиночка."

Он посмотрел на сломанный кустик, затем на меня, затем снова на растение.

— Проклятый кластер! — взорвался он. — Вас что, не программируют на элементарную вежливость? Убирайтесь с моей земли.

Бола хотел возразить, что эта земля Баскинов, но я кивнула мужчине и улыбнулась.

— Еще раз простите. Мы уже уходим.

Поспешно ретируясь, мы чувствовали на себе его пристальный взгляд. Нет, не с нас, а с меня. Он рассматривал меня, и я чувствовала, как взгляд карих глаз проникает куда-то глубоко-глубоко, и он видит то, что я хотела бы от него скрыть. Щеки запылали, и даже в тени мне вдруг стало жарко. Взгляд мужчины был откровенно сексуальным, а моя реакция…

Я загнала эти мысли глубоко внутрь, тем не менее остальные успели уловить их. Закрывшись, я попыталась отгородиться от предостережений Кванты и Мануэля, но было уже поздно.

Я бросилась в заросли, и остальным ничего не оставалось, кроме как последовать за мной.

Доходившие до меня отголоски их гнева смешивались с чувством вины. Мне хотелось ругаться, кричать, наброситься на кого-нибудь. Кластеры — каждый по отдельности, и как целое — не бесполые существа. Я замкнулась, но если Матушка Рэдд и заметила мою отстраненность, то не проронила ни слова. Наконец я поднялась по лестнице в комнату Мойры.

— Держись от меня подальше, — просипела она.

Я присела на один из стульев у двери. Комната была пропитана запахом пота и куриного бульона.

Мы с Мойрой однояйцовые близнецы, единственные в нашем кластере. Хотя мы не очень похожи. Она коротко стрижется, а мои темно-рыжие волосы доходят до плеч. Она на двадцать фунтов тяжелее меня, и лицо у нее не худое, как мое, а довольно широкое. Нас можно принять скорее за двоюродных сестер, чем за двойняшек.