Евгений Лукин - Толкование яви

– Кошмар, – сдавленно поведал Шорохов. – Ещё немного – и либо свихнусь, либо повешусь!

– Это нормально, – чуть ли не позёвывая, успокоил проницатель человеческих душ, присаживаясь напротив. – Обычная реакция на то, что сейчас творится. Вот если бы вы реагировали по-другому… ну, тогда стоило бы встревожиться. А содержание?

– Простите… Содержание чего?

– Кошмара.

– Которого? – с нервной усмешкой уточнил Тихон.

– Желательно, последнего… Может, вам водички?

– Да, если можно…

Испив шипучей водицы, беглец пришёл в себя окончательно и огляделся. Как он и предчувствовал, комната лишь начинала перерождаться в кабинет: старенький сервант соседствовал с новеньким письменным столом, раздвижной диван – с видимостью компьютера системы «Роботрон». На стенке – диплом не по-русски. Правильно, пусть уважают. Вон Томка Тарабрина с безработицы ворожить начала – так у неё диплом и вовсе на санскрите…

Что ж, каков бизнесмен, таков и психоаналитик.

– Психоанализ – по Фрейду? – осведомился Тихон.

– В целом – да.

– А не устарел он за сто лет?

– За сто лет, – неспешно заметил собеседник, – всё гениальное успевает и устареть, и обновиться. «Через десять лет забудут, через двести вспомнят…»

– Вы хотите сказать, – недоверчиво начал Тихон, но спохватился и переложил речь паузой, за время которой ещё раз чутко прислушался к тишине за входной дверью, – что Фрейд тоже успел…

– Успел. Обстоятельства, знаете ли, повторяются… Возьмём внутреннюю цензуру. – Судя по вялости интонаций, Тихон был не первый, кому это предлагалось. – Во времена Фрейда внутренняя цензура была порождена чопорной буржуазной моралью. При советской власти – не менее чопорным кодексом строителя коммунизма. И в том, и в другом случае результат приблизительно одинаков. Цензура есть цензура: либо она вычёркивает неугодные фрагменты сновидений, либо искажает их до полной неузнаваемости…

– То есть, если я всю ночь бежал сломя голову вверх по крутой лестнице…

– Да-да, – рассеянно подтвердил специалист. – Это значит, что на самом деле вам приснился торопливый половой акт. Но, поскольку в Стране Советов «секса нет», потребовалась замена одного действия другим, схожим по ритму… Это как в литературе. Скажем, описывает прозаик-почвенник работу колхозного кузнеца. Мощные мерные удары, экстаз труда, слияние с молотом, наконец само звучание глагола «куй» в повелительном наклонении… Символика, согласитесь, весьма прозрачна.

– Но теперь-то…

Что-то похожее на лёгкую грусть просквозило в блёклых глазах собеседника.

– Теперь, конечно, дело иное, – согласился он. – Меняются времена – меняются и запреты. Иногда с точностью до наоборот.

– Значит, если я, извините, трахался с кем-то во сне до самого пробуждения, – не удержался Шорохов, – то в наши дни это символизирует бег по ступеням? Или ударную работу в колхозной кузне?

Едва заметная улыбка тронула полные губы психоаналитика.

– Сплошь и рядом, – заверил он. – Как ни странно, из моих наблюдений следует, что зачастую именно в такой скрытой форме проявляется сегодня тоска по утраченным идеалам прошлого…

То ли всерьёз сказанул, то ли просто поддержал сомнительную шутку посетителя, помогая тому освоиться.

– Вы, однако, собирались рассказать о своём последнем кошмаре.

Кажется, на лестничной площадке послышались шаги и голоса. Тихон напряг слух. Да, голоса. Но один вроде бы женский.

Женщин среди преследователей не было.

– Хорошо, если о последнем, – с вымученной улыбкой выдавил Шорохов. – Сколько вы берёте за сеанс?

– За визит, – мягко поправил психоаналитик. – Если вам нужен сеанс, то это к экстрасенсам.

И назвал вполне приемлемую сумму. Во всяком случае, за укрытие от погони с беглеца слупили бы куда больше. А тут не только укрытие – тут ещё и возможность душу излить. Тихон помедлил, восстанавливая содержание недавней жути, снова задохнулся и, еле справившись с горловым спазмом, начал:

– Судите сами. Вот сегодня. Иду по улице, вижу…

– Если можно, подробнее, – попросил собеседник. – Вы говорите: улица. Что за улица? Широкая? Узкая?

– Улица-то? Имени Столыпина, бывшая Горсоветская. Рядом с вами…

– Даже так? Вы, видимо, часто по ней ходите?

– Да. Постоянно.

– Простите, что перебил. Продолжайте. И старайтесь ничего не упустить. Важна любая деталь, даже самая, на первый взгляд, незначительная.

– Н-ну, хорошо. Попробую. Значит, так. Я иду по левой стороне, впереди припаркована машина, подержанная «копейка» красного цвета, правое переднее колесо въехало на тротуар. На антенне – бантик и продолговатый детский шарик. А по правой стороне – пять-шесть иномарок. И передо мной выбор: перейти улицу или не перейти. Мне страшно. Я точно знаю, что в «копейке» меня поджидают. Но на той стороне ещё страшнее. И я продолжаю идти по левому тротуару, замедляю шаг как могу, а сам мысленно твержу: «Это мне снится. Это мне только снится».

– Бежать не пытаетесь?

– Бесполезно. Догонят. В просвете домов участок железной дороги, и я думаю, не свернуть ли туда. Не решаюсь и продолжаю идти. Почему-то раздаётся удар колокола, хотя храма поблизости не видно. Навстречу мне из «копейки» выскакивают трое. Я понимаю, что сейчас они запихнут меня в машину и увезут. Тут дверцы иномарок на той стороне улицы разом распахиваются, и оттуда высыпает толпа человек в пятнадцать. Трое из «копейки» окружают меня, а толпа из иномарок окружает и меня, и этих троих.

– Так-так…

– И они начинают спорить, кому я больше должен.

– Все незнакомые?

– Да…

– Как-то вы неуверенно это произнесли. Вам кто-то кого-то напомнил?

– Да. Один из этих троих. Вылитый Борька Раз, только помоложе…

– Как, вы сказали, его зовут?

– Раз. Это фамилия такая.

– Борька Раз… – задумчиво повторил психоаналитик. – Раз Борька… Что ж, вполне естественно. Продолжайте, пожалуйста.

– Постойте… Почему естественно?

Собеседник вздохнул.

– Вы – предприниматель, не так ли? Стало быть, должны знать, что вооружённые столкновения сейчас называются разборками. Раз-борка. Вот откуда вынырнул этот самый ваш Борька Раз… Кстати, кто он?

– Старый знакомый, – помаргивая, объяснил несколько сбитый с толку Шорохов. – Работал редактором в книжном издательстве. Магазинчик мечтал открыть. С колокольчиком.

– Ну вот видите, и удар колокола объяснился. И где он сейчас – этот ваш знакомый?

– Не знаю. Лет семь назад встречались, спорили…

– О чём?

В общих чертах Тихон изложил суть давних кухонных разногласий и вернулся к рассказу: