Филип Фармер - Там, по ту сторону

Карфакс ответил, также с помощью массовой информации, что у них всегда были в распоряжении определенные средства слежки за людьми, но вот войти в контакт они не могли, пока не появился «Медиум». Или же, возможно, могли, но предпочли, исходя из каких-то неизвестных нам причин, чтобы мы первыми вступили в общение.

Отложив «Таймс», Карфакс развернул местную утреннюю газету – «Бусирис Джералд Стар». В ней была помещена статья, в очередной раз кратко излагающая содержание его лекции и описывающая «беспорядки», которые за нею последовали. На самом деле этими «беспорядками» была кулачная потасовка между шестью мужчинами, начавшаяся сразу же после того, как был сбит с ног какой-то старик. Сбит огромной увесистой сумкой, брошенной с размаха одной из женщин.

Все это произошло уже после того, как Карфакс своим докладом завершил цикл лекций в честь некоей Роберты Блю. Одним из условий проведения этого цикла было то, что заключительный доклад отводился одному из профессоров Трайбеллского Университета. Более того, докладчик должен был говорить о том, что не имело прямого отношения к его или ее специальности.

Карфакс сам вызвался прочесть доклад. Но для достижения этой цели пришлось воспользоваться преимуществом, которое ему давало постоянное партнерство с заведующим учебной частью в покере, за которым профессура коротала воскресные вечера. Прежде он старался уклониться от подобных поручений, к тому же доклад должен был состояться в четверг вечером, а уже в следующий понедельник началась экзаменационная сессия.

Однако Карфакс до глубины души был убежден, что существует более простой и более научный подход к открытию, совершенному Вестерном. Именно поэтому он заранее уведомил представителей прессы и телевидения «Бусириса» о предмете своего доклада, предполагая получить освещение лекции только в местной прессе. Однако директор телецентра уведомил редакцию «Чикаго Трибьюн».

Войдя в аудиторию, Карфакс обнаружил в ней добрых пятьсот слушателей, среди которых были и жители города. Хотя, как правило, данный цикл посещали не более полсотни студентов и преподавателей. Более того, присутствовало четверо репортеров из Чикаго и целая бригада Чикагского телевидения. Один из репортеров «Трибьюн» раскопал, что Карфакс и Вестерн – двоюродные братья, и это еще больше подогрело интерес средств массовой информации. И, хотя это не имело ровным счетом никакого отношения к существу доклада, пресса, не стесняясь, намекала, что диспут является продолжением семейных раздоров.

Карфаксу пришлось даже пояснить, что он еще ни разу не встречался со своим двоюродным братом. Однако это ничуть не уменьшило нездорового интереса к его выступлению.

Доклад получился сбивчивым и, по мнению самого Гордона, был провален жидкими аплодисментами и неодобрительными возгласами. По окончании его последовали вопросы.

Миссис Ноултон, высокая угловатая женщина средних лет, обладавшая очень громким, повелительным голосом, была первым и (как выяснилось позже) последним инквизитором. Совсем недавно она потеряла мужа, дочь и внука – лодка, в которой они плыли, перевернулась. Несчастная женщина верила, что все они живы, и что ей обязательно нужно поговорить с ними. Однако, истеричкой она не была, вопросы ее были вполне разумны.

– Вы продолжаете называть объяснения Вестерна гипотетическими, – сказала миссис Ноултон, когда Карфакс как можно обстоятельнее ответил на все ее вопросы. – Но ведь это не гипотеза! Это установленный факт! «Медиум» работает именно так, как утверждает м-р Вестерн. Многие из величайших умов Соединенных Штатов соглашаются с ним; и это, несмотря на то, что они же готовы были назвать его шарлатаном, когда он только приступал к изучению вопроса! Так кто же шарлатан, профессор? Вы или м-р Вестерн? Говорите, ученым следовало бы прибегнуть к «Лезвию Оккама»? Думаю, что самое время воспользоваться им вам.

– Перережьте им свое горло! – истошно завопил какой-то грузный волосатый студент.

При этом он глядел именно на Карфакса, из чего Гордон сделал вывод, что совет относится именно к нему, а не к миссис Ноултон.

Голос же вдовы становился все более высоким, ей удалось даже перекричать возникший в зале галдеж.

– Профессор, вот вы утверждаете, что мы, поверившие Вестерну, руководствовались одними лишь эмоциями, что наши действия в высшей степени субъективны. Ладно, пусть будет так! Но почему же вы сами столь эмоциональны и субъективны в отрицании наших утверждений? Ведь факты со всей очевидностью доказывают нашу правоту. Разве эта, как вы ее называете, слепая эмоциональность не является целиком и полностью вашей собственной чертой?

Эти слова крайне обозлили Карфакса, ибо обвинение имело под собой весьма твердую почву: он не был абсолютно объективен в данном вопросе – его гипотеза основывалась большей частью на предчувствиях и интуиции. Правда, хорошая интуиция часто способствовала зарождению весьма спорных гипотез, которые впоследствии оборачивались отличными теориями и подкреплялись вескими доказательствами. Однако, он не мог говорить об этом открыто, при всех.

И, как выяснилось, вообще оказался не в состоянии что-либо сказать.

Какой-то мужчина рывком вскочил с места:

– Карфакс ненавидит нас! Он отрицает величайшее открытие со дня сотворения мира!

Эта, ставшая крылатой, фраза, была произнесена Вестерном. На это ответ у Карфакса был, но отвечать не пришлось. В этот момент какой-то мужчина был сбит с ног пятидесятикилограммовой сумкой (один из репортеров взвесил ее возвращая владелице сразу же после того, как она была отпущена под залог).

Шум и свалка прекратились только с появлением полиции. Иное дело – фурор в средствах массовой информации. Карфакс стал известной в масштабах всей страны фигурой. Его телефон разрывался на части – звонили со всех уголков США. Но особое его внимание привлекли два – из Лос-Анджелеса.

Первым позвонил Раймонд Вестерн. Пригласил Гордона прилететь в Калифорнию, чтобы быть бесплатно допущенным к «Медиуму». Потом в телефонной трубке раздался голос Патриции Карфакс, дочери Рафтона Карфакса, который приходился дядей как Вестерну, так и Гордону Карфаксу. Она была близка к истерике, вызванной искренним убеждением, что Вестерн убил ее отца с целью выкрасть эскизы «Медиума».

3

Сидя в удобном кресле на застекленной веранде, залитой ярким солнцем, Гордон с удовольствием потягивал только что сваренный кофе. Напиток в самом деле был восхитителен – особая смесь из шести различных сортов южноамериканского кофе, которую он собственноручно приготавливал каждые две недели. Настроение у него было превосходным. Он с интересом наблюдал за крохотными птичками-крапивницами, которые то ныряли в маленькое круглое окошко своего деревянного домика, подвешенного к суку платана, то весело выпархивали из него; наслаждался красотой розового кардинальчика, восседавшего на краешке белой поилки с водой для птиц, стоящей рядом со стволом шелковицы.