Памятник - Александр Ефимович Власов
Опасность подстерегала не только экипаж корабля. О себе Улес-Бун заботился меньше всего. Но он сам шёл по следу и знал, что его корабль тоже оставляет след в пространстве. Кто помешает инозвёздным обитателям пройти этот путь в обратном направлении и неожиданно ворваться в центр солнечной системы во всеоружии своей науки и техники? Этого и боялся Улес-Бун. Контакт контакту — рознь. Командир предпочитал сначала сам побывать у инозвёздных жителей, а уже потом решать вопрос — звать ли их в гости к землянам или пока воздержаться.
Как опытный разведчик, Улес-Бун время от времени отводил корабль в сторону от намеченного курса, искал наиболее густой поток чужих частиц и летел в нём, чтобы запутать собственные следы. Затем он возвращался на прежний курс. О таких отклонениях он заранее сообщал учёным.
В тот день к концу завтрака Улес-Бун сказал:
— Сегодня в шестнадцать по московскому времени мне хотелось бы начать манёвр.
— Я не возражаю, — ответила Мари-Ала.
— Я тоже, — отозвался Гри-Лах. — Но на следующей неделе резервируйте для меня три спокойных дня.
— Они будут, — обещал Улес-Бун.
Учёные часто ставили опыты в своих лабораториях. Изменение курса корабля могло повредить эксперименту. Людям тоже надо было обезопасить себя на время манёвра.
До обеда члены экипажа не виделись друг с другом. Каждый занимался своими делами. Улес-Бун составлял программу манёвра для автонавигатора. Это была довольно сложная работа. Закончилась она, как всегда, беседой с автонавигатором, который, ознакомившись с программой, захотел уточнить некоторые данные. Когда у этого биокибернетического помощника возникала такая потребность, на передней панели вмонтированного в стену устройства зажигалась лампа.
— Да, я слушаю, — отозвался на этот вызов Улес-Бун и сел в кресло.
— Если экипаж погибнет, куда вести корабль после манёвра? — спросил приятный голос.
Улес-Бун сдвинул брови.
— Почему возник такой вопрос?
— Корабль входит в неизученную часть пространства. У меня очень мало информации о нём.
Улес-Бун пожал плечами:
— К сожалению, я не могу её пополнить.
Со стороны казалось, что беседуют два человека: один сидел в кресле, а другой был где-то рядом — за тонкой перегородкой. Тот, кто находился за перегородкой, произнёс:
— Мне это известно. — И снова спросил: — Кому подчиняться, если погибнут не все, а только вы?
— Любому из нашей команды, кроме, конечно, Стара! — пошутил Улес-Бун.
— Хорошо. Но вернёмся к первому вопросу. Вы не ответили на него.
— Если все погибнут, у корабля останутся два возможных пути, — сказал Улес-Бун. — Первый — домой, на Землю. Это при отсутствии малейшей опасности привести с собой каких-либо визитёров. Второй — вперёд, на врага, погубившего экипаж. И тут уж прошу использовать все силы нашего вооружения.
— Мне всё понятно, — подтвердил биокибер. — Вопросов больше нет.
Лампочка на передней панели потухла. Улес-Бун встал, потрогал пальцем шрам на лбу. Командир не любил, когда у кибернетических помощников не хватало информации. Тогда они — эти лишённые эмоций конструкции — начинали задавать вопросы, в которых сквозило беспокойство, неуверенность и даже предчувствие беды. Всё это было, конечно, игрой человеческого воображения. Киберы ничего не чувствовали. Но их вопросы невольно настораживали.
Так уже случилось с Улес-Буном однажды. Только помощник тогда был менее надёжный: не биокибер, а электронный кибернетический астронавигатор. Корабль землян летел к Сатурну. Электрокибер сказал, что у него мало информации о кольцах этой планеты. Ну и вот — шрам. А могло быть и хуже…
После разговора с биокибером Улес-Бун пришёл обедать в общую каюту ещё более суровым, чем всегда.
— Манёвр не отменён? — спросила Мари-Ала.
— Он начнётся через семнадцать минут, — ответил за командира вездесущий биокибер.
Обычно он не вмешивался в разговоры людей. Но всякий раз, получив программу на манёвр, он становился полным хозяином и сам отвечал на все вопросы. Специальное, устройство позволяло ему слышать каждое слово, произнесённое на корабле, и транслировало его голос в любое помещение.
Когда до начала манёвра осталось три минуты, кибер произнёс:
— Прошу занять кабины.
Улес-Бун подошёл к стене и нажал кнопку. Невидимые силовые линии обволокли его со всех сторон. Теперь он, как и остальные члены экипажа, свободно мог принять любое положение — даже лежать, распластавшись в воздухе.
— Вы чем-то удручены сегодня? — спросила Мари-Ала у командира.
— Кибер мне напомнил, что мы смертны, — ответил Улес-Бун.
Для непривычного уха такой ответ прозвучал бы неуместно. Но земляне к тому времени научились разговаривать намёками. У них не было полуправды. Они не прибегали к туманно-изящным выражениям, призванным замаскировать истину. На прямой вопрос всегда следовал прямой ответ.
— Смерть так же необходима, как и рождение, — сказал Гри-Лак.
— Но, родившись, я не хочу умирать!
— Тогда вам надо менять профессию, — улыбнулся Гри-Лак. — На Земле вас ждут четыреста лет безопасной жизни.
— А мне их мало!
— Со временем наука ещё больше продлит человеческую жизнь, — произнёс голос кибера.
— До каких пределов? — спросил Улес-Бун.
— Вероятно, лет до пятисот.
— А мне и тысячи мало!
— У меня не хватает информации, — сдался кибер.
— Тысяча лет для человека — почти бессмертие, — сказал Гри-Лак.
— Вот оно как раз и необходимо людям! — подхватил Улес-Бун.
— Это старый спор, — вмешалась Мари-Ала. — Я — сторонница смены поколений. Не будь этой смены — среди нас троих не было бы ни астронавигатор, ни учёных. Были бы два брата и сестра Стара.
Шимпанзе, услышав своё имя, открыл глаза и поскрёб ногтями волосатую шею.
— Это было истиной, пока человек не вышел в космос, — возразил Улес-Бун. — Люди со смертью за плечами не познают и не победят его до конца. Он безграничен. И только человек с бесконечным
