Святослав Логинов - Ганс Крысолов
- Обязательно.
Городской лес тянулся от реки на восток, где грядой стояли невысокие, но крутые горы. Лес прорезала тропа на Ганновер, а у самой реки он был вырублен, земля распахана. Городские, церковные и свободные крестьяне селились там бок о бок в хуторах и маленьких деревеньках.
Туда и направился Ганс.
Город он обошел. Он не любил стен, тесноты людского жилья, вони, грязи. В деревне всего этого нет - кто испачкан в земле, тот чист. Поэтому ночевать Ганс старался в поле или в лесу, а на заработки ходил в деревню.
Довольно быстро Ганс вышел на небольшой хутор. Здесь жили свободные зажиточные крестьяне - бауэры. Два пса бросились навстречу, исходя лаем. Но потом узнали Ганса и смолкли. Из-за дома вышел хозяин. Ганс ударил в землю посохом, на верхушке которого болталась связка высохших крысиных лап и хвостов.
- Мышей, крыс выводить! - закричал он.
- Проваливай! - отвечал хозяин. - А то собак спущу.
- Спускай! - Ганс рассмеялся.
Он подошел к большому псу, и тот, радостно заскулив, принялся тереться лобастой головой об ноги Ганса. Пушистый хвост бешено молотил воздух.
- Слово знаешь... - одобрительно проворчал хозяин. - Тогда, давай, выводи. Получится - обедом накормлю и с собой дам.
Ганс пошел к амбару, на ходу доставая дудочку. Пронзительно свистнул, затем последовала мучительная дребезжащая трель. В амбаре послышался шорох, что-то упало. Псы протяжно завыли. Ганс продолжал играть.
Себе на жизнь Ганс зарабатывал изгнанием крыс. Это были единственные живые существа, которые не вызывали у него радости. Они всегда жили около людей, больше всего их было в городах. Никто в мире не видел пользы от крыс. Они грызли, портили, грабили. Если крысе удавалось прижиться в лесу, она принималась разбойничать: без толку разоряла гнезда, уничтожала желтых полевок, гоняла на берегах речек смирную выхухоль, тревожила даже крота в его глубокой норе. Лесные обитатели словно понимали это и старались избавиться от серых разбойниц. Днем лисы и ястребы, ночью совы выслеживали их и били. Крысы жались ближе к жилью, прятались в погребах и амбарах, но тогда являлся Ганс и выгонял их.
Дудочка бесконечно выводила один и тот же повторяющийся мотив: "Опасность! Опасность! Здесь нельзя оставаться ни минуты! Немедля бежать!"
Одна, две, десять серых теней проскользнули через двор. В курятнике надорвано заголосил, захлопал крыльями и смолк петух. Псы, подвывая, пятились в конуру.
Ганс опустил дудку.
- Все, - сказал он. - До послебудущей осени сюда не придет ни одна крыса.
Хозяин вытер пот, перекрестился. Потом быстро прошел в дом, вынес две ковриги хлеба, толстый шмат сала и кожаную флягу с вином.
- Поешь, добрый мастер, где-нибудь, - извиняясь сказал он. - Я человек простой, неуч. Мне страшно пускать тебя в дом.
- Спасибо, - сказал Ганс, принимая хлеб.
Он уложил провизию в сумку и пошел к воротам.
- В Гамельн иди! - крикнул вслед хозяин. - Крыс в Гамельне - страсть! Совсем заели. Там заработаешь.
На следующий день к землянке пришло пятнадцать ребят.
Из камышей, тростника, из ивовых веток Ганс наделал дудок, флейт и свистулек. Поляна наполнилась шумом. Ганс без передыха играл, стараясь отыскать в детях ту светлую ноту, что звучала в нем самом. Что для этого надо? Доброта? Дети не бывают злыми. Любопытство, удивление? Этому Ганс сам мог бы поучиться у своих учеников. Значит, что-то еще... Ганс не знал, что.
Еще через день явилось больше полусотни мальчишек и девчонок. Собрались, пожалуй, все дети Гамельна, которые могли располагать своим временем, кто не был полный день вместе с родителями прикован к станку, чтобы заработать на жизнь. Ганс испугался, сообразив, что в городе непременно хватятся детей, но особо раздумывать над этим было некогда, потому что именно тогда пришел успех.
Первой была Анна. Ганс постоянно ощущал мягкое тепло, идущее от нескладной девочки, но все же не подозревал, что она так легко и просто воспримет его науку. Анна, как всегда, сидела в сторонке, в общей беседе не участвовала, негромко насвистывала на кособокой свирельке. Те инструменты, что получше, расхватали другие. Но ее песенка заставила замолчать всех, кто был рядом, а потом из кустов и примятой травы на Анну дождем посыпались десятки и сотни кузнечиков. Они складывали крылышки и тут же начинали стрекотать в унисон тонкому звуку свирели. Многоголосый хор звенел медью, прочие звуки смолкли, на лицах блуждали рассеянные улыбки, а Ганс улыбался не скрываясь. Его переполняла радость и еще легкая досада, что сам он прежде не мог додуматься до такого простого и красивого чуда.
Анна оборвала музыку и упала на землю лицом в ладони. Кузнечики, большие и маленькие, защелкали в разные стороны. Гансу пришлось успокаивать напуганную удачей Анну, а затем и разрыдавшуюся Лизхен. Лизхен очень гордилась, что она первая нашла Ганса, она единственная называла его на "ты" и искренне полагала, что обладает какими-то особыми преимуществами. Теперь она жестоко переживала чужую победу.
Но потом получилось и у Лизхен, и у младшего Якоба и у других. Из тех, кто пришел к нему в первые день, неудача постигла только Питера. Он старался, но звери не слушали его, а посланные Гансом шли неохотно, по принуждению.
И все же это был замечательный день.
- Приходите завтра! - говорил Ганс, провожая ребятню к дороге. Завтра мы с вами подумаем, боится ли доброта веселья.
- Нет, не боится! - отвечали ему.
- Правильно! В таком случае завтра мы устроим большой хоровод.
Ночью Ганс спать не ложился. Он сидел на пороге землянки и играл. Звук был так тонок, что человеческое ухо не слышало его. Но Ганс знал, как далеко летит его песня. Завтра он должен устроить настоящий праздник, который запомнится надолго, врежется в память так, чтобы его не смогли вытравить будущие годы. Песню слышали на востоке в чащах Шаумберга, она проникала на западе в глухие заросли на горных склонах Тевтобургского леса, поднимала зверье в ущельях, похоронивших в древние времена римских пришельцев, дрожала над укромными убежищами, тревожила, будила...
Утром толпа ребятишек высыпала на поляну. Они были возбуждены и настроены на необычное. Ганс рассадил их широким кругом, и оркестр нестройно заиграл. Десятки флейт и сопелок не столько помогали, сколько мешали Гансу, но он быстро сумел заразить весельем нетерпеливую детвору. Оставалось лишь сломить недоверие животных, собравшихся в округе, но не слишком полагавшихся на доброту такого количества людей.
Дудочка в пальцах Ганса твердила:
- Сюда, сюда! Опасности больше нет! Пришла весна, журавли пляшут на болотах, вернулась радость, веселье. Идите все сюда!
Самыми храбрыми оказались зайцы. Несколько длинноухих зверьков выскочили на поляну. Ошалев от света и шума, они принялись словно в марте, скакать и кувыркаться через голову. За ними рыжей молнией выметнулась лисица. Сейчас ей было не до охоты; вспомнив, как она была лисенком, старая воровка кружилась, ловя собственный хвост. Несколько косуль вышли из кустов и остановились. Десяток кабанов направились было к провизии, сложенной детьми в общую кучу, но Ганс погнал их на середину, в хоровод. Птичий гомон заглушал все, кроме дудочки Ганса. Дети побросали инструменты и бросились в пляс.
Ганс играл.
Перед землянкой шла веселая кутерьма. Мальчишки и девчонки всех возрастов, всех званий и сословий, нищие в серых лохмотьях или дети купцов и богатых цеховых старейшин в добротных курточках, а иные даже в башмаках, прыгали и орали, визжали, кувыркались и хохотали от беспричинной радости. Сегодня им дано забыть все, что разъединяет их. Дай бог, чтобы это чувство возвращалось к ним потом хотя бы изредка.
Среди детей бегали и кружились звери, те, кого Ганс сумел найти в окрестностях города, и те, что спустились со склонов гор. Волки, лисы, барсуки, косули и олени. Только сегодня и только здесь они не боялись никого. Пусть дети думают, что это они сделали такое. В конце концов, так оно и есть.
Пальцы Ганса летали над отверстиями флейты. Мотив, потерявшийся в шуме, казался неслышным, но его разбирали все. Постепенно Ганс подводил пляску к концу. Когда замолкнет дудочка, сумеют ли дети и животные не испугаться и не испугать друг друга? Беды не случится, в этом Ганс был уверен. Он чувствовал всех, кто был на поляне. Трое медвежат возились у его ног, а неподалеку, укрывшись за валуном, недоверчиво и ревниво следила за ними медведица. Матерый волк-одиночка, зимами разбойничавший на дорогах вокруг города, пришел и схоронился в кустах. Но сегодня они никого не тронут: ревность медведицы успокаивается, а неспособный к веселью поджарый бандит уже собирается зевнуть протяжным скулящим звуком и уйти прочь.
Потом Ганс почувствовал, что сюда идет еще кто-то. Их много, они злы и опасны. Что же, милости просим, дудочка встретит вас, и вы уйдете, никого не тронув. Сегодня у хищников постный день.
