Николай Атаров - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ № 3. 1957 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

Впрочем, городской голова недолго задумывался. Двух слонов он распорядился отправить в Кандагар своему другу, местному негоцианту. Его друг слыл за человека передовых взглядов, так как, вернувшись из поездки в Лондон, он внес предложение министру просвещения об учреждении в Афганистане постоянного зверинца. Городской голова, между прочим, писал ему:

«…Искренне соболезнуя Вам в том, что Ваше достойное предложение не удостоилось сочувствия его превосходительства министра просвещения, спешу помочь в осуществлении Вашего славного замысла на пользу науки и процветания ислама. В придачу к слонам посылаю Вам также одного шакала, который попался в капкан на моем птичьем дворе. Хотя ему оторвало одну лапу, но он, надеюсь, выживет, потому что шакалы очень живучи, и в полной сохранности попадет к Вам в зверинец, если только караванщики не уморят его голодом в пути. Ведь известно, эти лентяи не захотят шагу лишнего сделать, чтобы поднять для него придорожную падаль…»

Кроме того, городской голова давал советы своему кандагарскому другу устроить зоологический сад в его плодовом саду, уповая на то, что зверинец принесет больше дохода, чем гранатовые деревья. Он не забыл, конечно, упомянуть и о том, что отчисления от сбора за показ слонов можно переводить не кабульскому муниципалитету, а ему лично, чтобы не возиться с казначейскими квитанциями. Ну, а что касается шакала, то он передает его зверинцу совершенно безвозмездно.

Третьего слона городской голова послал кратчайшей, но труднопроходимой хезарейской дорогой в Герат, к своему другому приятелю — начальнику полиции. Он написал ему, что в Кабул дошли слухи о пристрастии губернатора казнить преступников, расстреливая их из пушки, и что поэтому полицейским часто приходится тащить на себе за город тяжелую бронзовую пушку. Желая самым искренним образом облегчить их труд, он посылает городу на испытательный срок слона, для которого бронзовая пушка представляет тяжесть не больше, чем для младенца бронзовый бубенец. К тому же с появлением в Герате слона расстрелы из пушки возможно участить, и это устрашит местных воров. А сокращение преступности в окрестностях города принесет начальнику полиции медаль «За усердие». Об этом городской голова намекал, но с достаточной ясностью, чтобы начальник полиции понял, что медаль он получит не без ходатайства влиятельного покровителя.

Когда же очередь дошла до слонихи, городской голова приказал Джан Мамаду отвести ее к себе в загородную усадьбу, чтобы бывшая «Жемчужина королевского слоновника» занялась корчеванием пней: незадолго перед тем городской голова срубил старые шелковицы и на их месте собирался разбить виноградник. Это ему было даже лестно, так как он знал, что, хотя слониха будет работать у него в саду временно, по столице разнесется слух, что городской голова держит у себя слона, как владетельный хан.

Джан Мамад, прежде чем навсегда вывести Ситору из слоновника, нарисовал пунцовой анилиновой краской на ее левом бедре огромный цветок в том месте, где остался рубец от рваной раны, которую слониха получила в давние годы от зубов тигра на княжеской охоте в лесах Сринагара.

Джан Мамад остановил слониху перед крытыми воротами загородной усадьбы городского головы и вызвал его домоправителя.

— Кто держит слонов, должен иметь и высокие ворота, — сказал он ему, показывая на перекрытие ворот, до которого без труда мог рукой дотянуться всадник.

— Вот еще отыскался богач, подбирающий слоновьи объедки! — сказал домоправитель, внимательно разглядывая свои новые кожаные калоши с загнутыми кверху носками и расшитые золотой канителью.

Но слониха и в самом деле не могла войти в низкие ворота, и на задворках усадьбы пришлось проломить глинобитную стену, чтобы ввести ее в сад.

В королевском слоновнике не приучали слонов к черным работам, но Ситора за долгие годы жизни накопила достаточный опыт, была сообразительна и умела пятиться назад с приседанием, когда кланялась королю в дни праздников.

В саду поспели абрикосы, и Джан Мамад потребовал от домоправителя корзину спелых абрикосов, чтобы приохотить слониху к труду. Но домоправитель придерживался иного взгляда на дрессировку животных, а потому прислал для слонихи тугие розги, срезанные с карагача. Тогда Джан Мамад сам обошел абрикосовые деревья и собрал в рогожу побитые и подгнившие плоды.

После этого началась работа. Поденщики, подкапывали пни, залезали в ямы и подрубали корни. Затем обматывали корни канатом, концы которого тянулись к лямке из сыромятной кожи. Джан Мамад надевал лямку на шею слонихи и заставлял Ситору пятиться назад. И слониха пятилась, придерживая канат зубами и хоботом. Вытащив из ямы огромный пень с уродливыми корнями, она еще продолжала несколько шагов волочить его по земле. Затем приседала и кланялась пню с той же вежливостью, как кланялась королю.

Джан Мамад тут же насыпeл ей полведерка абрикосов, и Ситора принималась есть. Гнилые абрикосы она старалась забросить на деревья. Съев угощение, она кончиком хобота поднимала за ручку порожнее ведерко и возвращала его Джан Мамаду.

После третьего дня Джан Мамад понял, что он просчитался, выдавая так щедро лакомство слонихе, и что ему не хватит абрикосов до конца работы. Поэтому он попробовал сократить выдачу. Но слониха уже не соглашалась на уменьшенный паек. Она возвращала ведерко Джан Мамаду и требовала добавки, нетерпеливо размахивая хоботом и испуская настойчивые крики, походившие одновременно на звучание медной трубы и вопли попугая.

Вечером Джан Мамад отвел слониху в конец сада, где была сушилка для плодов, и привязал ее цепью за заднюю ногу к колу, к которому привязывали быков во время весенней вспашки делянок. Насыпав ей ячменной соломы, что выдал домоправитель, он разложил перед слонихой свою парусиновую походную кровать, пеструю от заплат, и накрыл ее ковриком. Это было все его имущество. Потом он разжег угольки в чилиме и положил на них несколько горошин банга [31]. Он обычно курил банг, когда у него начинался приступ лихорадки или когда донимала тоска. В таких случаях он предпочитал курить уединенно возле слонихи, чтобы запах банга не оскорблял обоняния людей.

Растянувшись на кровати, положив под голову свернутый халат, он медленно затягивался сладковато-липким дымом и надрывно кашлял.

Слонихе нравился запах банга, напоминавший ей, очевидно, заросли индийской конопли, и она подолгу задерживала хобот над чилимом, втягивая дым и выдыхая его с напором пожарного насоса.

Она не одобряла только слишком близкого соседства Джан Мамада, потому что он метался во сне от сильного лихорадочного жара и скатывался с кровати к ней под ноги, а она, привязанная к месту, должна была всю ночь выстаивать на трех ногах, чтобы случайно не наступить на него. Это было очень утомительно.