Константин Соловьёв - ГНИЛЬ

Внутренности противно сжались. Маан все еще катал ампулу в ладони, незаметно перенося вес тела и напрягая правую руку с зажатым в ней револьвером.

Он зря дал Мунну возможность заговорить.

Слова и были его оружием. В отличие от пуль, они всегда разили точно в цель.

— Она будет лишена социального класса и, когда ты протянешь ноги, окажется одна на улице. А ей всего пятнадцать лет — скорее ребенок, чем девушка. Что с ней будет, Маан? Ты был достаточно смел чтобы придти с намерением убить меня, так наберись же смелости и ответь теперь сам себе. Что будет с твоей дочерью? Сколько она протянет и на что будет похожа ее жизнь?

— Замолчите, Мунн.

— Иначе выстрелишь в меня? — Мунн кисло улыбнулся, переложив пистолет в другую руку, — Ну давай. Тогда узнаешь ответ даже быстрее, чем того хочешь. Я расскажу тебе, что будет с Бесс. Она проживет еще года два — если ей достаточно повезет, конечно. Ей придется примкнуть к другим деклассированным, убийцам, бродягам и насильникам. Одиночки не выживают в городе, ты сам это знаешь. Она станет проституткой, у нее просто не будет иного выбора. Они все становятся проститутками, эти деклассированные девчонки, которых выгнали из привычного теплого дома. И если ты думаешь, что это звучит страшно, то ты даже представления не имеешь, что это такое — проститутка у деклассированных. Это даже не человек. Это существо с искалеченной психикой, беспомощное, бездумное и мертвое, как кукла. Хуже наркомана или психопата. Но это единственная для них возможность не умереть от голода, а это тоже случается сплошь и рядом. А так у нее будет года два. Не больше. Они никогда не живут больше. Через два года она будет похожа на старуху, такую отвратительную, что при виде нее будут отводить глаза даже деклассированные. Ранняя старость — неизбежное следствие дрянной еды, некачественной воды и грязного воздуха. В свои семнадцать она будет умирающей развалиной. Знаешь, что с ней случится в конце концов? Когда она исчерпает свою полезность, ее просто бросят подыхать где-нибудь в очередных развалинах. Жандармы называют таких «скелетами». Они желтые и кожа прилипает к костям. Жандармы каждый день выгребают таких «скелетов» из развалин. Возможно, она будет умирать несколько часов, а может, и несколько дней — зависит от того, когда смерть вспомнит про нее. А она будет звать смерть, можешь быть уверен. Потому что последние часы ее жизни будут настолько невыносимы, что смерть будет казаться ей желанным избавлением. Но тебя не будет рядом, Маан. Ты даже не увидишь этого. Ведь ты уже будешь мертв. Хочешь поспорить? Не хочешь?.. Правильно — ты же понимаешь, что я прав. Правда — самое коварное и подлое оружие, Маан. Оно не допускает возможности парировать. Ложь куда гуманнее… Итак, что ты думаешь об этом?

— Я думаю, что если бы застрелил вас сейчас, то спас бы Луну от самого отвратительного чудовища из всех, что когда-либо обитали на ней.

— Звучит достаточно лестно. Из уст Гнильца, — сказал Мунн и добавил, — Вытащи пистолет, пожалуйста, и брось его на пол.

Глупо было сопротивляться — Мунн видел его насквозь. Он проиграл не тогда, когда позволил Мунну заглянуть в свои мысли, а тогда, когда пришел сюда, когда допустил мысль, что сможет сразиться и победить.

Маан медленно вытащил револьвер из кармана. Положение было удачное, автоматически прикинул он, дистанция — три шага, и Мунн сидел развернувшись, представляя из себя отличную мишень. В такую не промажешь даже с закрытыми глазами. По пальцам прошел легкий зуд вроде электрического тока. Это было так просто. Мгновение — револьвер разрезает податливый воздух, поднимаясь. Мгновение — он уже смотрит в лицо Мунну. Мгновение — в запястье ударяет неровный хлопок отдачи. Мунн, точно читая его мысли, даже немного опустил свой пистолет и сидел, улыбаясь. «Стреляй, — приглашал он, — Давай же, Маан. Это же так просто».

Но у Мунна было еще кое-что кроме расслабленной позы и замершего в руке пистолета.

У него была правда.

Маан бросил револьвер в его сторону. Он упал у ног Мунна, глухо ударившись о деревянный пол.

— Молодец, Маан, — Мунн одобрительно кивнул, отталкивая револьвер ботинком, — Теперь ампула. Все честно, как мы и договаривались. Как видишь, спорить с правдой совершенно невозможно. Кто-то другой смог бы. Кто-то более дерзкий и менее умный. Например, Геалах. У парня было редкое интуитивное чутье и хватка бультерьера, но ему не хватало рассудительности. Он бы сделал глупость и проиграл. Впрочем, это уже произошло. С тобой проще. Ты способен понимать, даже в той ситуации, когда это понимание не приносит ничего хорошего и гораздо проще обмануть себя какой-нибудь глупой иллюзией. Я уважаю в тебе это качество.

— Где гарантия, что с Бесс будет все в порядке? — прямо спросил Маан.

Мунн удивился.

— Гарантия? Я сам — гарантия. Я уже сказал, что если ты примешь мои условия, я сделаю для Бесс, все, что в моих силах. А в моих силах очень многое, ты знаешь это. Или ты думаешь, что, заполучив тебя, я откажусь от своих слов и брошу Бесс, просто из врожденной подлости, чтобы помучить тебя?.. Не будь дураком. Помощь ей не будет стоить мне ничего. И я окажу ее, как и обещал.

Опять правда. Мунн был окружен защитным кольцом правды, и оно делало его неуязвимым. Маан ничего не мог противопоставить ей. Он понимал, что Мунн прав — попытайся он убить Мунна, он обречет и себя и Бесс на смерть. Даже без помощи Контроля. Это будет самоубийство, отчаянное и безрассудное. Он был готов к нему, но Бесс…

Бесс, как и прежде, сидела без движения, но теперь она перестала дрожать, напротив, замерла, точно окостенела. Возможно, она сейчас даже не слышала того, о чем они говорили. Маан подумал, что лучше бы не слышала.

Пусть считает его Гнильцом. Пусть вспоминает его как чудовище, едва ее не убившее. Пусть. Но у него нет права обречь ее на мучительную смерть, даже если это позволит им обоим уйти из когтей Мунна.

«Все в порядке, малыш, — сказал он мысленно Бесс, — Твой отец часто валял дурака, но не в этот раз. Больше я не стану для тебя источником неприятностей».

— Пусть так и будет, — сказал Маан, — Но перед тем, как я… засну… Не хотите ли услышать кусочек моей правды?

— Пожалуйста, — Мунн сделал приглашающий жест, — Ты же знаешь, я всегда готов тебя выслушать.

Маан усмехнулся.

— Не уверен, что эта правда вам понравится. Дело в том, что внутри меня вы ничего не найдете. Я полностью чист. Возможно, какие-то остаточные деформации костной ткани или кровеносной системы… И то вряд ли.

— Мы уже говорили об этом, — напомнил Мунн немного нетерпеливо, — И пришли к выводу, что твое тело найдет, о чем нам рассказать. Главное — уметь спрашивать. А мои ребята из лаборатории умеют.