Станислав Бест - Продолжения не будет

Олег решил не приставать к Сигурду с расспросами. Несколько минут шли молча. - Джи наверное пойдет провожать, - прервал молчание Сигурд. - Я понял. Все в порядке? - С одной стороны, с другой стороны ... Да что говорить. Сам увидишь. Они остановились у комнаты Олега. - Встречаемся без десяти два. Внизу, - сказал Сигурд. - Договорились. Олег вошел к себе и сел. Личных вещей, которые было бы жалко оставить, у Олега было немного, личных дел, которые надо бы было уладить, - и того меньше. Да и те он уладил еще вчера, послав Наташе и своим старым знакомым письма. Олег встал, собрал за десять минут сумку и снова сел. Потом посмотрел сколько времени. Оставалось еще два с половиной часа, и он решил пойти прогуляться. "У Сигурда и без меня теперь проблем навалом", - рассудил он, оделся и ушел, оставив на всякий случай записку.

Шел снег. Скрипел под ногами. Белый. Олег только смотрел и слушал. Люди проходили мимо. О чем-то говорили. Он проходил мимо них и слышал обрывки разговоров. И словно чтото открылось в нем. Окно. И сквозь него он на мгновение смог разглядеть все. Словно он стал зрячим, и слух вернулся к нему. Словно он стал ребенком, видящим мир впервые. Редкий шум машин, вырванный из звуков отрывок жизни, стук сердца, неслышимый прежде. Он не думал - чувствовал. Мысль не успевает родиться за такие короткие мгновения. Мысль это иной способ восприятия. Способ штампов и этикеток на осколках целого когда-то в детстве мира. Олег чувствовал все и сразу. Так казалось. И казалось, что все понятно. В нем вспыхнуло желание удержаться в этом мире. Желание породило мысль о нем. Видение получило оценку и растаяло. Легкая грусть без досады осталась после. Не успел.

День был морозный и пасмурный. Деревья чуть серебрились инеем. Олег радовался, что пошел именно в парк. Он устал, а здесь были дети - Олегу всегда становилось легче, когда он наблюдал за ними. Дети скатывались с ледяной горки, отдавшись этому важному делу целиком, без остатка. Сейчас для них существовала только горка, ощущение скорости и желание забраться поскорее наверх и скорее вниз. "Они сейчас переполнены ощущением "Я живу!". И вовсе для этого не обязательно мыслить. Неужели Декарт никогда не скатывался с ледяной горки?", - подумал Олег. Он сидел на скамейке под деревьями и медленно курил. Спешить ему было некуда.

- Дяденька, тебя как зовут? Олег открыл глаза - рядом стояла маленькая девочка, лет шести. - Олег. А тебя? - сказал Олег, чуть отодвигаясь в сторону и приглашая сесть. - Джилиан, - ответила девочка. - Красиво, - Олег сел в пол-оборота, зажав ладони между коленей. - Ты долго сидишь, - девочка отряхнула снег с комбинезона. - Почему? - Смотрю, как вы катаетесь. - А ты почему не катаешься? - Разучился. - Нет - правда? - девочка удивилась и потерла варежкой нос. - Совсем-совсем? - Почти. - Бедный, - девочка погладила Олега по плечу. Олег не нашелся, что сказать. - Это, наверное, потому, что ты большой, и горка сломается. Да? - Не знаю. Может быть, - улыбнулся Олег. - А ты почему не катаешься? - Я каталась, а меня мальчишка обидел. Это Том,- девочка показала рукой в сторону горки.- Но обычно мы дружим. А иногда я его обижаю. - Помиритесь. - Ага. - Эй! Джи-и-илька! Иди сюда! - раздался голос другой девочки. - Ой! Моя сестра. Она мне строго-строго запретила отходить. Ой ругаться бу-у-удет. - Ну, беги, беги. - До свидания, дяденька. Девочка побежала обратно к горке. Олег помахал ей вслед рукой.

Рядом с горкой стояли взрослые. "Пытаясь навязать порядок и придать смысл. Зачем? Никто из них не может съехать с горки т а к. Мы все думаем, что мы знаем. Нет. Мы только разъяли на части что-то важное, сломали как ребенок игрушку. И последняя игрушка, которую ломает ребенок, становясь взрослым, - сам мир. Вернее, то, как он его видит - целым. И понимание потери случается все реже и реже, а потерянное все непонятнее и дальше от нас. Забываем, как радоваться. Забываем, как забывать свои горести. Может быть, в этот момент человек и начинает по-настоящему умирать. Обособившись в себе, разобрав все на части, изредка протирая пыль с навешенных, чтобы не забыть совсем, этикеток. Уже не в мире, а лишь в своих воспоминаниях о нем. Грустно. В один роковой момент человечество определило свой путь, когда Первый Взрослый сказал Первому Ребенку: "Снег? Это просто немного холодной воды".". Олег закрыл глаза. Из глубин сознания всплыла строка. Он почти полностью погрузился в себя - рождалось стихотворение. Он не хотел его выдумать, он хотел его прочувствовать от начала до конца. Строки всплывали одна за другой, сливаясь друг с другом. Он почти видел их и слабыми касаниями мысли задавал направление, ритм, рифмы, переводя в слова то, что он недавно чувствовал.

Окно открыто. Редкий шум машин. Отрывок жизни, вырванный из звуков. Неслышный сердца стук, В котором мы храним Усталость дня, нелегкий груз поступков. Так думалось ему, смотрящему в окно, Перебирающему запахи и звуки. Хотел мгновенье задержать одно, Но не успел ...

...

Олег замерз, встал и пошел, не торопясь, обратно. Вернувшись, он взял сумку, немного посидел и - "Пора". До прихода машины оставалось 15 минут.

Сигурд и Джи стояли уже внизу. В машине Олег сел рядом с водителем и не оглядывался. Сигурд и Джи всю дорогу промолчали. Машина подъехала к служебному входу космопорта. Олег хотел было сбежать, но Джи его остановила, пожелала удачи и, поцеловав Сигурда на прощание, быстро ушла. - Проговорился? Сигурд развел руками. - Сидеть тебе тюрьма, однако. - Это если вернемся, а победителей не судят. - Логик, - Олег посмотрел на браслет. - Уже ждут. На проходной стоял офицер космопорта, у него был специальный значок на погонах - символ ракеты на стартовой площадке, и представитель министерства обороны. Олега и Сигурда проводили к военному катеру и проследили, хорошо ли они запомнили незатейливые инструкции. Через пять минут катер стартовал, через полчаса они перешли в свой корабль. Генераторы гравитации были включены заранее, и Олег с Сигурдом без проблем добрались до своих кают - Забросим сумки и в рубку, -предложил Сигурд. Олег согласился и, не заходя в каюту, забросил свою сумку через открытую дверь.

Корабельный компьютер был активирован. На дисплее светилось предложение запустить программу автопилота. - Ну, - Сигурд вздохнул. - Нажми на кнопку, капитан. Олег молча стукнул пальцем по клавише, и надпись на экране сменилась - "Расчетное время автоматического полета - 7 суток. Для выхода из режима автопилота введите "конец работы". ". - Поработали, теперь можно и ... Ты, кстати, обедал? - Не успел, - ответил Сигурд. - И пообедать, - закончил Олег. - Где тут кухня?

Глава 9.

Полет разнообразием не отличался. Единственным запоминающимся событием был процесс введения Олегом сухого закона на корабле. Сигурд использовал все доступные в цивилизованном обществе формы протеста: походил по кораблю с плакатиком "Даешь пиво!", полчаса поголодал, полежал на полу в центральном коридоре, заявив, что проводит акцию гражданского неповиновения, пригрозил совершить акт самосожжения и сел, в конце концов, в рубке с пустой кружкой в руке, пообещав не сойти с места. Олег Сигурду подыгрывал, как мог, но шутка не могла продолжаться до бесконечности, и после продолжительных переговоров, и только после использования решающего аргумента - "Я - капитан!" Сигурда удалось убедить, что пить пиво и прочие спиртные напитки в боевом походе чревато. Все остальное время они изучали устройство корабля, чтобы в случае поломки они смогли воссоздать или отремонтировать хоть что-то.