Станислав Жейнов - "Цесариус" обреченный...

Плот на котором был Константин, то оказывался под водой, то вдруг вырывался, и тогда ветер подхватив, как ту самую карту, десятки метров нес над клокочущем обезумевшем океаном. Но никто не упал, никого не смыло. Картограф уже бывал в похожих ситуациях, и заранее, хоть "старшие" и возражали, лично привязал каждого к фиксирующим основание плота балкам.

Бушевало три дня. На четвертый пошло на убыль. На пятый, Константина разбудило бьющее в глаза солнце. Небо чистое, тишина. И утром и в обед Константин поднимался на мачту, прикрываясь ладонью от отраженного света, вглядывался в даль: ну хоть один, кто-то ведь еще, должен спастись?.. Но никого: насколько хватало зрения — только бирюзовая гладь, еле заметно переходящего в небо, океана. Безнадежно, безнадежно, повторял про себя картограф.

Нет, не все утонули. Где-то далеко еще были плоты. И уставшие люди тоже залезали на мачты и щурясь всматривались в пустую даль. Кто-то из последних сил держался за разбухшие от воды обломки, были и те, кому зацепиться вовсе не за что, захлебываясь они хватали ртами воздух, утомленные потяжелевшие тела их, тянуло на глубину. Раскидал океан, далеко они друг от друга, некому помочь.

На пятнадцатый день лихорадка у Константина стала проходить. Он уже узнавал Лема и Макса, которые то и дело протирали его шею и грудь влажной губкой, заливали в рот теплую пресную воду.

— Да капитан, был дождь… теперь мы герои. Пейте, пейте там на верху заботятся о нас… Вчера вода с неба потекла… Завтра, глядишь, что-нибудь вкусное посыплется…

— Кто бы мог подумать? — прошептал Константин.

— Опять он бредит, — сказал Макс, передал Лемму губку, чтобы тот намочил. — А я думал ему лучше. Ну что там не клюет?

Лем опустил губку в воду, подергал лодыжкой, леска привязанная к большому пальцу ноги на секунду скрутилась, но тут же, под воздействием груза выпрямилась.

— Зебнуло что-то, но… Может, глубже опустить.

— Не надо, в прошлый раз на этой взяла.

— Сейчас же поменяйте глубину, — сказал кто-то из "старших". — Из за вашей лени мы голодаем.

— У Вас все есть, ловите сами.

— Я приказываю!

— Это на другом корабле вы могли приказывать. А здесь командует капитан Рум, и замов среди "старших" цесариуса он пока не назначал. Вам еще раз показать документ подтверждающий статус господина Рума?

— Лягушачья бумажка. Я слышал, что у него есть папка набитая пустыми бланками с печатями и подписями. Это плевок в лицо всем нам, это покушение на систему. Все перекрутил, все переврал. Чтобы оставить вас здесь, он обозвал это деревянное гнилье кораблем, назначил себя капитаном, и… Одного не могу понять: откуда у него подписи министра торговли и главного законодателя иерархической теории?

— Если Вас что-то не устраивает, — строго сказал Макс, — вы всегда можете покинуть "Неукротимого воителя".

— Да, он так это назвал. Он использует слабые места закона. Не удивлюсь, если корабль с таким названием есть на балансе флота.

— "Неукротимый" — существует, — нехотя ответил Макс. — Не верите словам, пощупайте сами, можете попрыгать на нем…

— Пильман перестаньте, — раздался слабый голос Натана Рикши. — Если думаете, что отражаете мнение всех, то сильно заблуждаетесь. Я проверял — документы подлинные. Константин Рум, наш новый капитан, человек честный порядочный, таким был и поверьте останется. Он из особой породы людей дела, людей "сегодня", которые на наших глазах превращаются в людей "завтра". Вы и подобные вам боитесь их. Но они, уверяю: вас-то как раз не боятся. Там, на цесариусе, мы не понимали, не разделяли его взглядов, но теперь, когда пелена снята, и вместо дьявольского обличия пред нами предстал лик праведника, человека светлого, человека рельефных, выточенных убеждений. Константин — это фигура, личность давно доказавшая право на лидерство. И я первый, пойду за ним, а позволит, станем плече к плечу… Я готов разделить с капитаном Румом ношу его, нет… нашей общей правды.

— Что вы такое говорите Натан? Вы же первый называли его выскочкой, человеком низким, далеким от идеалов интеллектуально-физиологической градации.

— Да, может иногда, какие-то его поступки я и осуждал, но…

— Иногда?

— Я был не прав! — сожалеющей интонацией произнес синоптик. — Но у меня хотя бы хватает смелости признать это…

— Не только у Вас, — прозвучало в ответ. — Я и сам уже вижу, что ошибался, насчет господина…

— Поздно! — зло сказал Натан. — С трудом верится мне в вашу искренность…

— А чем это ваша искренность лучше моей?

Вдруг замолчали. Картограф открыл глаза, приподнялся на локтях, и какое-то время его мутный бездумный взгляд скользил по обнаженным, до язв разъеденных солью, телам. Остановился на капитане Женьо. Тот сидел спиной к нему, на противоположной стороне плота, свесив ноги в воду. Локти чуть вздрагивали, и Константин попробовал представить, что Эд сейчас вырезает, но на ум ничего не шло; затылок картографа снова уткнулся в пол, глаза устремились в небо.

— Кто бы мог подумать? — неслышно прошептали губы.

Он уже не бредил, просто вспомнил…

Все затаив дыхание вслушивались в нарастающий гул, наблюдали как под кормой вспенивается вода. Якорные цепи натянулись, корабль разворачивало, и только тогда Эд Женьо прочитал новый определитель выведенный старательными оформителями белой сияющей краской на темных бортах. Оглянувшись на картографа, капитан гневно произнес:

— Вы за это ответите!

Константин пропустил мимо ушей, зачарованный, он смотрел на постепенно углубляющиеся винты. Лопасти верхних крутились еще медленно, отраженные ими солнечные лучи мелькали на отвесных створках последнего грузового отсека.

Двигатель взревел, из длинных тонких труб, что вкрутили в специальные палубные пазухи перед самым запуском, пошел черный искрящийся дым; скоро он стал прерывистым, показался огонь.

— Что это? Месье Курд, — спросил капитан у задумавшегося механика. Пуча глаза и мыча тот не спеша отвечал:

— Ммм… Двигатель не запускали, в переходниках остались масла — они выгорают.

— Это не опасно?

— Ммм… ни в коей мере.

Дзынь… дзынь… дзынь… — все настойчивее, звонче пробивалось сквозь толстые борта.

— Какой звук… Отчего так?

Механик растопырил пальцы и как бы растягивая и сжимая ладонями невидимую пружину, щурясь и облизывая губы, говорил:

— Дроссель вытягивает заслонку, когда идет давление на второй цилиндр…

— Ух как громко, Вам не кажется, что корабль дрожит? — настороженно спрашивал Эд.

— Когда деформируются пространства в клапанах, полости сжимаются и создаются микровзрывы, отсюда и вибрация…