Сергей Житомирский - Один шанс из тысячи. Зеленый свет

Полковник фон Фальгаген испытывал злорадное чувство, представляя себе одураченной английскую оборону. Внезапно взгляд его поймал светящийся циферблат часов и он тотчас с беспокойством подумал, что город подозрительно долго хранит невозмутимое молчание. Словно угадав думы полковника, штурман лаконически отрапортовал: «Мы над целью».

И вдруг в темном пустом пространстве блеснула молния разрыва, и машину швырнули набежавшие волны. Это было так неожиданно, что у Эриха захватило дух и ощущение мистического ужаса наполнило все его существо. Ему показалось, что угрожающий блеск возник ниоткуда, из самой мглы которая, как океан, окружала одинокий самолет и казалась безграничной в этот час.

Снова разрыв… и совсем близко от самолета. Повинуясь велению инстинкта, Эрих «отжал» штурвал, введя машину в пике. Вой винтов. Свист крыльев, бешено секущих воздух. Но в короткое мгновение стремительного спуска мысль не отстает от самолета, и вместе с ощущением привычной тяжести на выходе из пике в сознании Эриха мелькает неестественная картина: будто бы кровавый шар разрыва изменил свою траекторию и спикировал вслед самолету. Во всяком случае, как только машина выровнялась, град осколков ударил по фюзеляжу.

Несколько секунд «Хеншель» беспомощно метался в кольце разрывов. Происходило нечто чудовищное, непонятное профессиональному чувству летчика. С далекой земли, по-прежнему окутанной непроницаемой мглой, самолет обстреливали, как открытую мишень. Огонь велся с такой точностью, как будто бы самолет был освещен тысячами солнц. Несомненно, враги видели самолет, но как они могли видеть в такой тьме!

Эта была последняя мысль, промелькнувшая в голове Эриха перед тем, как прямое попадание снаряда превратило послушный «Хеншель» в полудырявую плохо управляемую машину.

Если бы полковник мог отдавать себе отчет в том, что было дальше, то его изумлению не было бы границ. Но самолет быстро терял высоту, и мысли Эриха фон Фальгагена были сосредоточены на том, чтобы избежать участи штурмана, сраженного наповал.

Как хорошо, что удалось вырваться из зоны зенитного огня! Левый мотор разбит, но можно дотянуть и на одном. Внимание напряжено до предела. Глаза впились в приборную доску. Вот черточка на шкале авиагоризонта чуть отклонилась вниз — значит самолет идет в крен. Полковник работает педалью и ручкой, выравнивая машину, и в это мгновение…

…Из темноты протянулись две яркие струи пулеметных трасс, превративших самолет Эриха фон Фальгагена в пылающий метеор. Все было кончено.

В ночном небе размеренно звучал мотор ночного истребителя, вышедшего из атаки и взявшего курс к городу В.

Завершающий удар нанес «он», испытатель нового оружия, мечтавший, подобно Ашмору, запечатлеть картину поражения фашистской авиации над Англией, спустя четверть века после сожжения дирижабля неуловимого Мати. Об этом ли он мечтал?

…Я перелистываю страницы дневников полковника Джеральда Коллена и мне уже не хочется описывать развитие дальнейших событий своими словами. Записи автора дневников столь выразительны, что моим читателям стоит с ними познакомиться в подлиннике.

О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ ДНЕВНИКИ ПОЛКОВНИКА ДЖЕРАЛЬДА КОЛЛЕНА

ПРОШЛО много лет после войны, и теперь я могу сказать определенно — Ашмор из меня не получился. Он писал о других, а я пишу о себе. Другие уже давно мне стали безразличны, впрочем, не все… Если бы господин Маккафри думал о других, то хватило ли его благоденствия на тех, кто ему служит?

Когда я вспоминаю прошлое, оно мне кажется детской забавой, Впрочем, я навсегда сохранил благодарность к немецкому ассу — Эриху фон Фальгагену. С каким треском и шумом продал Маккафри мою победу. Правда, получив заказы на производство радарных приборов, он уверял, что победу над Эрихом фон Фальгагеном одержал не я, а он. Может быть, он прав?

В ту ночь у меня было такое чувство, будто он схватил меня за шиворот и швырял с места на место. Я быстро взлетел на английском «Спитфайере» и через несколько минут вошел в зону. В наушниках все время звучал его голос: «квадрат три»… «квадрат шесть», «квадрат восемь»… Потом он замолчал, и на экране радара моего истребителя появилось пятно — отраженный сигнал от самолета фон Фальгагена. Мне оставалось лишь нажать пулеметные гашетки…

Когда я рассказал эту историю «морской свинке» она улыбнулась. Она очень хорошо улыбается — одними глазами. Она сказала: — Вы герой…

Она умеет хорошо говорить: тихо и проникновенно. Она повторила: — Вы герой… вы храбро защищались. Я возразил: — Не защищался, а нападал… Ответа я не услышал, но почувствовал, что она не согласна со мной. Может быть рассказать ей о тактике воздушного боя? Господин Маккафри присвоил мою победу над Эрихом фон Фальгагеном, но я смирился. Теперь я понимаю что поступил осмотрительно. Он оказался великодушным — у меня теперь солидный пакет его акций.

Он иногда шутит: — «Самолеты падают, — акции летят вверх». Он прав. Его акции никогда не опускались, наоборот, теперь они в стратосфере и вместе с ними я. Это нужно понимать буквально. Теперь я летаю в стратосфере, поэтому прошлое мне кажется забавным.

Я начал свою карьеру вместе с радаром который едва вылупился из яйца. Теперь радар возмужал, за его плечами опыт. Снаряды с радарными взрывателями сбивали "фау". Теперь я иногда летаю по волновому лучу. Сижу в скафандре, а руки мои свободны. Господин Маккафри управляет моим самолетом с земли. С помощью радара…

Господин Маккафри уверял меня, что таких радаров как у нас, нет нигде. Как жаль, что он ошибся. Бедняга Хью под покровом ночи перелетел Балтийское море на высоте 7000. Но «их» истребители через 70 секунд были рядом. Хью был храбрым парнем — он первый открыл огонь, а затем, как сообщили «их» газеты, «самолет ушел в сторону моря». Больше я Хью никогда не увижу.

Когда я рассказал эту историю «морской свинке», она спросила: — Он нападал?

Я не знал, как ей ответить. Мне показался странным этот вопрос. Я не сразу привык к ее манере выражать свои мысли. Иногда она не договаривает, порой объясняется загадками. Может быть, ей нравятся мужчины, которые умеют разгадывать ребусы?

Как-то я снова вспомнил о Хью и от души посетовал на его судьбу. Она слушала молча, но в ее молчании я не уловил сочувствия. Она повторила свой странный вопрос: — Он нападал?

По-видимому, мое лицо выражало растерянность, потому что она сразу оживилась и пришла ко мне на помощь. Я ощутил прикосновение ее пальцев. Потом она заговорила: