Азамат Козаев - Ничей (отрывок)

- Я мигом! - молодому, да здоровому второй раз губу переплыть - только кровь жаром потешить.

- А ты, неподпоясан, скидывай рубаху. Если посечен, покажи раны.

Безрод покачал головой. Ничей уже встал на одно колено и качал головой, глядя исподлобья снизу вверх.

- А не снимешь рубаху, значит не ранен. тяжело процедил сквозь зубы Жалощ вышедший в кружок.

Безрод слабо улыбнулся. Раз не ранен ходить со всеми и дале, сегодня, завтра, а там глядишь и рук пачкать не придется, сам, мол, подохнет. Безрод молча стиснул зубы. Прятаться за собственную кровь, не этого ли княжь ждет? И чего взъелся?

- Время не ждет, - прошептал Безрод. -бестолочи! Вон все за ворота!

- Я не слышал. - княжь окатил горящим взором Долгача, стоявшего ближе всех.

- Время не ждет, бестолочи. - медленно, с расстановкой повторил Долгач. -Вон все за ворота!

Княжь недобро ухмыльнулся.

- Этого с нами. Здоров, как бык, так нечего за овцами бегать.

На поляне, что за городской стеной, в середине дубравы, уже вытоптанной до единой травинки, люто бились вои, постигая по крупинкам ратные премудрости. На мечах, на кулаках, на секирах, ядреный запах пота, щедро пролитого на землю, обещал буйную поросль весной, ведь щедро родит землю политая без жали, от души.

Безрод сидел у старого дуба, у всех на виду, стоять не мог, ноги подкашивались. Лишь разок прервались, когда прибежал Извертень, шепнул что-то Долгачу, тот Перегужу, и оба во все глаза уставились на Безрода. Остановились и другие вои, ну чего, мол, воеводы вымерзли, неуж полуночник высадился?

- Доплыл. - с удивлением в голосе возвестил Долгач. -След кровавый на том бережку оставил.

Вои все, как один, повернулись к старому дубу, к чьему стволу привалясь, то ли спал, то ли беспамятствовал Безрод.

- Ну чего встали! - прикрикнул Жалощ. -Трое с мечами ко мне!

Назад Безрод шел сам, медленно, отдыхая у каждого ствола. След во след шел Отвада, старый вой, сивые усы лежали на груди. Теперь Безрода без присмотра не оставят. Ничей чувствовал взгляд старого дружинного между лопаток и все гадал, кинжалом ли пронзает лопатку и до сердца достает иль теплом ласкает, в спину подгоняет. Жаль повернуться не мог. Сил не было.

Безрод замер на пороге, застил собою последний солнечный свет. Не терпение свои и воев на крепость пробовал, просто кончились силы вот тут на пороге. Не мог Ничей остановиться в середине дворища, тем паче сесть отдохнуть, не дойдя до избы каких-то шагов. Просто не мог. Отдохнул перед воротами княжьего терема, потом без остановки, распрямив плечи, как мог, подняв голову, как получилось, прошел наискось через все дворище к дружинной избе и остановился на пороге, полностью обессиленный. Стоял, тяжело дышал и ждал сапога. Не сразу, но прилетел сапог, стукнулся о грудь и упал в ноги. Безрод крепко держался пальцами за створ и устоял. Сделал шаг вперед и пал без сил на пороге. Где пал там и на ночь остался. Никто не встал и бровью не повел. Безрод и есть Безрод. Половик придверный.

Утром Перегуж, подходя к дружинной избе еще затемно, почуял что-то неладное. Сидит вроде кто-то на порожке, или блазнится то, сон досыпает на ходу воевода? Сидит. В самом деле сидит человек на пороге, будто на жизнь озлился, и сон вою не в радость. А подойдя к порожку, едва не остался воевода с ногой, занесенной над ступенькой. Сидит давешний Безрод, бос, к перильцам привалился, глядит так люто, зло, яро, что не взойди солнце - от глаз свет дневной займется, ждет, готов уже, зубы крепко сжаты, лицо чисто череп кожей обтянут, и так не больно-то дюж, быка с удара уж всяко не повалит, а уж как полсебя вчера оставил вокруг Вороньей Головы, так и смотреть лишний раз больно. Хотел воевода сказать что, да передумал. Всяк судьбу свою в кулаке держит. Глядит так, что и впрямь будто огнем ожгло, в глазах защипало, ровно варом горь-травы кто в глаза сбрызнул. Зол парень, ох зол. А смотрит, ну точно сын Пряж, как давеча от кого-то кулаком промеж глаз получивший. Вчера Безрод не помер, сегодня помрет. Зубы съест, а и вкруг Вороньей Головы обежит и на тот берег сплавает. И падет. Да только и словом о помощи не заикнется. Помирать будет, не заикнется. Да и кого просить-то? Никто и мизинчика не протянет. А горд, парень, горд.

Вои выходили один за другим, с изумлением оглядывались. Ведь сами видели, как рухнул этот рвань рогожная вчера в самом порожке, и шагу не сделал. Только пол кровищей поганой извозил. А сидит в уголке, зубы сжал, ни на кого не глядит, ровно не случилось ничего вчера в вечеру, будто сладко почивал на мягких перинах вся ночку. Рядяша даже, под ноги плюнув, вернулся в избу, лучиной осветил ложе душегуба ночного. Ни кровинки, тес чист. Значит на полу пролежал, только под утро самое холода росяные в себя привели, и сидит, будто ничего не случилось. Ждет.

Безрод поднялся последним, последним и побежал, встал было ему в хвост Моряй, но Ничей наддал что было сил и едва не убежал от дружинного. Прибежали к Вороньей Голове, похватали мешки и понеслись вкруг. Безрод вздернув голову в небо, прошептал что-то и рванул огромный мешок на плечи. Моряй, что сзади бежал, видел, как потекло по спине что-то темное, для пота, вроде как, рановато еще, а тогда кровь только и получается. И мешок-то не мал, такой только Рядяше да воям помогутнее и таскать на холке. А тут кожа да кости, не ходите ко мне в гости, раздавит мешок Безрода, как пить дать, раздавит.

Безрод говорил с богами, пока бежал говорил. Не просил помочь, просил лишь не дать сердцу разорваться, и пусть будет тяжело, гордыня ведь штука тяжкая, но и сам не отрок, понимает за каков гуж уцепился, пусть будет невыносимо, лишь бы было чем выносить, пусть не станет мешок легче, теперь ни единого камешка не даст Безрод убрать из мешка, но пусть лишь не дадут боги избежать тягот на этом свете. Пусть не дадут сбежать в погибель, пусть не облегчат долю.

Моряй бежал Безроду вослед и диву давался. Уже не бежит, просто ноги передвигает, колени подгибаются, уже давно пасть должен, но бредет седой да худой вперед, даже бежать пытается, поди и зубы-то на губах сжал, искусал до крови. Моряй забежал вперед. Бредет себе жилистый человек в рдяной рубахе, дороги не видя под огромным мешком, пот и кровь глаза заливают, во рту колышек кожей обернутый держит, давит крепкими зубами, уже и кожу разгрыз, до дерева добрался. Вся рубаха потемнела, оставляет на камнях позади себя кровавый след. И куснула Моряя шальная мыслишка, а того ли, мол, ты княже овиноватил? Этот из-за угла не нападет, восхочет души лишить, подойдет и лишит, как давеча на судилище. Но с такой-то гордыней да из-за угла?

- Не плыви. - Моряй сбросил свой мешок. Таким-то шагом он и не запыхался.

Безрод мгновение стоял на обрыве недвижимо, дал богам неба и моря посмотреть на себя, победившего камни, отдал богам свою победу, ровно жертву в крови и поте, и тяжело рухнул назад вместе с мешком. Загремела галька, а может кости Безрода, а может и то и другое. Моряю мстилось, что разорвется грудь седого, с протяжным посвистом всасывал Безрод морской воздух, а когда поднялся Ничей, и как глянул Моряй в глаза цвета моря за его спиной, только и подумал: Море к морю.