Святослав Логинов - Картежник

Внутри дипломатического модуля, насколько позволяли заглянуть камеры, ничего не было, лишь округлый залец без признаков дверей. «Переходный тамбур» — успели окрестить его начитанные в научной фантастике комментаторы. Дипломаты сгрудились посреди тамбура, инстинктивно стараясь держаться поближе к Олегу Казину. Никто их не встречал, и что делать дальше, земляне не знали.

И в эту трагическую для мировой дипломатии минуту раздался звучный голос профессора Липтона, который в качестве дублера стоял чуть позади, в окружении всевозможных малозначащих лиц.

— Я требую, — вскричал Липтон, — чтобы в посольстве было предоставлено дополнительное место для представителя земной культуры! Культура интернациональна, она защищает интересы не отдельных групп, а человечества в целом!

С этими словами Липтон решительно шагнул вперед. Невидимый счетчик, запрограммированный на число шесть, отсчитал шестую особь, не имеющую гражданства, и пасть захлопнулась. Там, где только что зиял проход, больше не было ничего. Обслуживающий персонал посольства, офисные работники с бюварами и оргтехникой, официантки с кастрюльками, салфетками, запасом продуктов и меню, составленным на месяц вперед, офицеры охраны с пустыми кобурами, но во всеоружии секретных приспособлений, прочие неофициальные лица стояли офигев.

Даже журналистский корпус, где каждый второй был… да мало ли кем он был!

Двери захлопнулись перед самым носом, так что все с носом и остались. Как говорится — офсайт!

Затем космическая громада плавно и торжественно поднялась в воздух, а через минуту исчезла в голубеющей дали вместе с лучшими представителями человеческой расы. Как сказал известный телекомментатор:

— Это похищение!

КНИГА ТРЕТЬЯ

ЗА ОКОЛИЦЕЙ

Там! Там— тарам, там-тарам!

Глава 1

ТЫ ЛЕТИ, МОЯ РАКЕТА!

Шикарно лететь в космос на новейшем ракетоплане — небывалой и только что выстроенной махине, которая даже самому строителю кажется чудом техники. Дюзы дико и грозно воют, крутя огненные вихри, блистающая громада, подпираемая пламенем и инверсионным следом, уходит в небеса, и сердце плачет как дитя, трепетно сжимаясь от чувства гордости за мощь человеческого разума. Хотя всего пути рыкающей и вонючей громаде — до ближайших задворок Солнечной системы.

Совсем иное дело ехать пассажиром. Заходишь в салон, небрежно забрасываешь саквояж на полку и капризно спрашиваешь стюарда: «Мы уже тронулись наконец или все еще не можем сдвинуться с места?» И стюард почтительно сообщает рейсовую скорость, высоту полета или, скажем, глубину моря, в зависимости от того, каким транспортом путешествует вуаяжер.

Хотя бывает и иное пассажирство, когда вокруг смыкаются глухие стены трюма, и никто не скажет, куда тебя везут и зачем. Загрузили — и поехали! И сам не знаешь, пассажир ты или просто временный балласт. Хорошо еще, если неведомый стюард вовремя подсыплет в корытце комбикорма, а то сиди и постись до самого конечного пункта.

Разумеется, лучшие представители человечества были полностью уверены, что поедут в классе люкс, однако оказались в трюме. Не оговорил непритязательный гражданин Казин условий полета, и полетели не имеющие гражданства особи в таких условиях, что и кошку возить стыдно. Хорошо хоть полетели, а не побежали позади астробуса петушком.

Сначала произошло некоторое смятение, с гневными выкриками и всевозможными невыполнимыми требованиями, затем, вспомнив, что летят они не на утилизацию, а на переговоры, земные дипломаты поуспокоились и принялись обживаться на новом месте, благо что в круглом зале объявилась дверь, ведущая в глубь транспорта.

Внутренние объемы галактохода оказались достаточно велики для семи человек. От первого помещения, которое как бы само собой нарекли конференц-залом, начинался недлинный коридорчик, по сторонам которого имелись комнаты поменьше, названные каютами. Кают оказалось по числу членов делегации, что уже само по себе внушало оптимизм. Правда, не было там ни дверей, ни иллюминаторов, ни стола, ни койки, вообще ничего, кроме голых стен. Тем не менее начался дележ жилплощади, весьма напоминающий коммунальные склоки времен недоразвитого социализма.

Грызлись по-английски, Казин ничего не понимал. Видел только, что вламывают плешивенькому, который влез последним. Ясное дело, нашли последнего и рады душу отвести. Казин бочком подобрался к Петру Ивановичу, который в такой ситуации казался едва ли не родным.

— О чем говорят-то?

— Горшки бьют! — неожиданно на чистейшем русском языке отозвался один из присутствующих, удивительно напоминавший бывшего бухгалтера ПМК-9 Моисея Лазаревича. Он единственный стоял не с голыми руками, а с небольшим портфельчиком, в каком Моисей Лазаревич, бывало, приносил в контору домашний обед: кусочек фаршированной щуки, куриное крылышко, обернутое фольгой, или баночку с овощным рагу, которое называл цимесом. С пожилым бухгалтером всегда можно было договориться о лишней десятке в аванс, посему Казин, глядя на семитическую физиономию собеседника, немедля проникся к нему самыми добрыми чувствами. К тому же бухгалтер-дипломат косвенно подтверждал тайное убеждение Казина, что иностранцы на самом деле разговаривать по-настоящему умеют, а по-импортному бормочут исключительно, чтобы морочить головы честным людям.

— Я и сам вижу, что бьют, — вступил в запретную беседу Казин, — а чего ради?

— Выясняют, кто виноват, что багаж остался на Земле. Господин Домашен уверен, что несчастье случилось из-за того, что в корабль проник неутвержденный регламентом профессор Липтон.

— Да им без разницы, кто кем утвержден. Отсчитали семь человек и поехали.

— Так вы полагаете, мы уже летим? — с характерными интонациями вынужденного переселенца спросил русскоговорящий иноземец.

— А чего прохлаждаться взаперти? Трансцендентально летим.

— Вы, вероятно, хотели сказать трансгалактически? Наш рейс трансгалактический. К тому же, почему семь человек? Было объявлено — шесть!

— Меня они не считают, — уклончиво сказал Казин, перехвативший предупреждающий взгляд Петра Ивановича.

К сожалению, генерал от дипломатии не мог уделить достаточно времени Казину, ибо в эту минуту успешно отражал атаки двух еще не сдавшихся буржуазных представителей. Профессор Липтон, полностью выведенный из строя, уже не огрызался и лишь вытирал лысину платком, а Жаклин Шамо в споре не участвовала, холодно глядя поверх голов.

— Значит, вас не сосчитали? — не смущаясь генеральским недовольством, протянул бухгалтер. — Это меня ничуть не удивляет, они всегда умели не сосчитать человека. Кстати, меня зовут Семен Моисеич. Симеон М. Пресняк — как пишут на визитках. Но вам можно просто Сема.