Максим Перельман - Переход

— Ну, как же так, Макс? Мало ли что. Чтобы не иметь ни одной при себе? Так нельзя.

Мне стало её нестерпимо жалко. Я поцеловал её в щёку и спросил:

— У тебя больше нет капсул, да? Тебе нужно? Я дам, Эрнеста. Но зачем ты мне врёшь?

— Какой ты глупенький! Мне не нужны твои капсулы. И почему ты говоришь, что я вру, я… — она обиженно замолчала.

— Но ты не была в Пирамиде, это значит…

— Это ничего не значит, кроме того, что я там действительно не была. Не думай, я с тобой не из-за капсул… я с тобой… потому что я люблю тебя.

— Тогда расскажи мне, откуда у тебя они, и вообще расскажи мне всё, если ты можешь.

Она долго молчала, как бы обдумывая что-то. Потом, вздохнув, грустно сказала:

— Ты уверен, что хочешь всё узнать? Ты хочешь услышать то, что знает и чувствует женщина моего возраста? Подумай, перед тем как ответить. И ещё… тебе не может понравиться то, что я расскажу.

— Зачем мне думать? Я люблю тебя и хочу знать правду.

— Будь по-твоему, но это очень длинная история. Давай найдем тихое и безлюдное место, устроимся там поудобнее, закажем вина, и я тебе расскажу всё.

Мы, петляя, шли по тесным улочкам, отдаляясь от людей, и, наконец, увидели то самое место, которое нам понравилось.

Это было маленькое кафе — тихое и уютное. Я не большой знаток вин, поэтому просто заказал самое дорогое из тех, что были в меню. Мы удобно расположились напротив друг друга, и Эрнеста начала свой рассказ.

Глава седьмая

— Я родилась так давно, что уже не существенно, в каком именно году конца девятнадцатого века.

— Тебе больше ста лет?! — воскликнул я в ужасе.

— Не пугайся так, Макс, это только гипноз числа. Через сто лет ты будешь так же молод, как и теперь, хотя тебе будет уже почти сто сорок. Мне рассказывать дальше, или не стоит? И не смотри на меня, как на привидение, ещё рано. Так рассказывать?

Не отрывая глаз от её прелестного и, как вам не покажется странным, по-прежнему любимого лица, я залпом выпил бокал вина, даже не чувствуя его вкуса, и прошептал: — Рассказывай.

— Мир тогда был совсем не такой, как сейчас, всё было другим. Ни телевидения, ни самолётов, ни телефона, ни автомобилей, только недавно появилось электричество, и люди жили почти такой же жизнью, как и за триста или пятьсот лет до этого. У нас были совсем другие сведения о мире, чем теперь, так же не такими, как сегодня, были одежды, взгляды, даже характеры. Но, по большому счёту, люди, как мы с тобой уже говорили, всегда хотели одного и того же, они хотели счастья. И я была не исключением.

Моё детство прошло в провинции Германии, я немка. При рождении мне дали имя Аннет. Эрнестой — я назвала себя сама, когда уже стала взрослой. Мои родители были небогатые фермеры, моё детство проходило среди полей и коров, и… это было прекрасное детство. Ещё у меня было две сестры.

Несмотря на то, что это было давно, я почти ничего не забыла. Но я не буду слишком подробно останавливаться на чём-то, что не имеет отношения к нам с тобой.

— К нам с тобой? — переспросил я. — Но какое я могу иметь отношение к тебе той? Я то ведь родился в конце двадцатого века. Или ты меня разыгрываешь, да?

Она очень пристально посмотрела на меня, как бы что-то решая, а потом сказала: — Может быть, я ошибаюсь, только… но позволь мне продолжить.

Когда мне исполнилось восемнадцать лет, закончилась Первая мировая война, и мир изменился. Начала зарождаться та цивилизация, которую мы имеем сейчас.

Мы жили не очень далеко от Берлина, я часто ездила туда по делам отца. Если бы ты знал, как я любила тогда Берлин… В тот раз, выполнив поручение отца, я зашла в знакомое кафе перекусить перед обратной дорогой. Мой столик обслуживал официант, которого я прежде там не видела. Мы разговорились. Он рассказал мне, что заканчивает курс в университете в Вене, кроме того, учится банковскому делу, а здесь работает редко, только когда его попросит дядя, владелец этого кафе. Рассказал, что его отец — один из главных акционеров большого банка здесь — в Берлине. В этом юноше было что-то такое особенное, что-то неотразимое и притягательное, отчего я сразу влюбилась в него. И он, как он мне потом рассказывал, почувствовал любовь ко мне, как только меня увидел. Это было чувство, которое вспыхнуло в первое мгновение нашей встречи и не гасло долгие годы. Любовь с первого взгляда…

— У тебя всегда возникает любовь с первого взгляда? — спросил я насмешливо, чувствуя ревность к встретившемуся ей столетие назад мужчине. — Ты же говорила мне, что у нас — любовь с первого взгляда? — я засмеялся.

Она ничего не ответила, провела рукой по лбу, как бы стараясь отогнать возникшее перед ней видение. Потом посмотрела на меня с нежным укором.

— Я продолжу. Так я познакомилась с моим мужем, уехала от родителей, стала жить в Берлине. Мой возлюбленный закончил учёбу в Вене. Мы поженились. И, несмотря на войну, мы были счастливы. Он начал работать в банке своего отца.

— А дети у вас были?

— Да, у нас родилась дочь Марта. К тому времени и у моих сестёр появились дети. Мы часто приезжали в гости к моим родителям, и за их стол садилась большая весёлая семья. Это было замечательное время. У меня было всё, о чём может мечтать женщина.

Ну а потом… — она помолчала, — потом начался другой период моей жизни.

Она достала сигарету, сделала глоток вина, закурила.

— Положение Германии, — продолжила она, — в то время было ужасным. Истощённая первой мировой войной экономика страны, была практически разрушена. В Берлине происходили мятежи, восстания… К власти, как ты, наверное, помнишь из истории, рвались две партии, коммунисты и национал-социалисты. Мой муж — Ральф — к тому времени стал членом национал-социалистической партии.

— Ральф?! — воскликнул я, — ты ведь случайно назвала недавно Ральфом меня?!

— Не спеши, ты скоро всё поймёшь, — она нервно загасила сигарету. — Так вот… Я не знаю, вернее тогда не знала, какое место он занимал в партии. Но, когда в тридцать третьем Адольф Гитлер стал канцлером, наша жизнь изменилась. Мы и до этого жили не бедно, но тут мы переехали в большой дом в центре города, который казался мне замком, даже по сравнению с домом отца Ральфа, в котором мы жили до этого.

— Потрясающе! — я даже подпрыгнул от изумления на стуле, — ничего себе история у тебя! Меня всегда интересовал этот исторический период, — я засмеялся, — ты заметила, Эрнеста, что я от удивления стал говорить словами из школьного учебника?

— Не заметила, — без улыбки ответила она, — я не училась в советской школе. А почему тебя интересует этот, как ты говоришь, исторический период, Макс?