Евгений Прошкин - Механика вечности

— Сестра! — возопил он, едва успев отдышаться. — Где там обещанные за копейку, бесплатные и так далее?

— Скидки действуют только один раз, а вы уже по второму кругу начинаете, — укоризненно ответила официантка.

— Вот она, великая русская смекалка, — шепнул Миша. — Ведь после бесплатной порции можно уйти, а потом снова вернуться. В Мексике до такого небось не додумаются!

— Ты че, сестренка, обозналась? Я здесь впервые. Бегом принеси мне водки!

— Мы угощаем только один раз, — настаивала та. — Вам придется заплатить.

— А твой клоун обещал задаром! — Куцапов врезал кулаком по столу, и в зале воцарилась тишина. Колей, человеком, ездившим на шикарном красном «ЗИЛе», двигало не стремление сэкономить, а пьяный кураж. И это было значительно хуже.

Сидевшие за соседними столиками, предчувствуя близящийся скандал, стали потихоньку собираться.

— Пойдем и мы от греха, — проговорил вполголоса Миша.

Опрокинув по третьей, действительно бесплатной рюмке, мы встали и направились к выходу.

— Вот они где, змееныши! — взревел Куцапов. — Кеша, угадай-ка, кто из них сделал мою тачку? Кеша что-то промычал и медленно поднялся.

— Надо было сматываться, — раздосадованно проговорил Миша.

Культурист, разминая кисти, наплывал на нас стальным равнодушным лайнером. Сбоку подгребал ухмыляющийся Куцапов. Бежать было стыдно, а главное — поздно.

Мы с Мишей посмотрели друг на друга, как это делают люди, расстающиеся навсегда.

Я схватил со стола нож и крепко сжал его в ладони.

— Да ты герой! — засмеялся Кеша. — Возьми и вилку, а то равновесие потеряешь!

— Ты на кого с пером, пингвин? — рассвирепел Куцапов.

Он распахнул пиджак, и в его руке появился пистолет. Краем глаза я увидел, как Миша пятится назад. Его не замечали. Все внимание мордоворотов, из-за проклятого ножа, было приковано ко мне.

Какая-то женщина ойкнула — робко, будто пробуя голос. После этого снова наступила тишина, но через мгновение она взорвалась визгом, летящим со всех сторон. Посетители, расталкивая друг друга, роняя приборы и поскальзываясь на ярко-красном соусе, устремились к дверям. Я пытался отыскать взглядом Мишу, но он куда-то пропал. Побежал за помощью?

Из подсобного помещения доносилась путаная скороговорка официантки — она звонила в милицию. В ресторане стоял страшный гвалт, но я почему-то расслышал каждое ее слово и с ужасом понял, что она не знает адреса.

В какой-то момент мне показалось, что я сплю. Сон, вопреки обыкновению, имел четко обозначенное начало: визит Мефодия. Под занавес неведомый режиссер выдал кульминацию: пьяный мужик угрожает мне оружием. Окажись видение хоть на грамм реальней, я бы мог испугаться, но амбал с пистолетом — это уже перебор, мы все-таки не в Чикаго. Сейчас я проснусь.

К моему носу прикоснулось что-то холодное, и я открыл глаза. Мне в лицо упирался вороненый ствол. Упирался вполне натурально, я даже уловил слабый запах, исходивший из его черной пасти.

— Завалю гниду, — тихо проронил Куцапов.

— Потом будешь извиняться, — ответил я, ничего не соображая.

Страх, забрав с собой львиную долю рассудка, остался где-то позади. Говорят, через страх можно переступить. Ложь. Это он переступает через нас — перешагивает, чтобы отойти в сторонку и обождать.

— На Петровке, — добавил я спокойно. — Ты попросишь у меня прощения.

— Колян, угомонись! — подскочил к нему Кеша. — Почудили, и хорош!

— Ты слышал? — взвился Куцапов. — Я еще перед ним буду извиняться! Да я перед мамой родной никогда…

— Пошли, пошли отсюда! — Кеша взял его за плечи и круто развернул. — Зря ты пушку засветил. Сейчас опера приедут. Или «Беркут». От них не отмажешься.

К Кеше присоединился третий товарищ. Они уводили Куцапова. Кажется, обошлось.

Страх вернулся в мое тело, и через мгновение меня затрясло. Пот, приправленный адреналином, пропитал рубашку, и я уже не понимал, от чего дрожу, — от потрясения или от холода. Потом случилось то, чего я боялся больше, чем пули: по джинсам быстро расползалось темное пятно. В ресторане не осталось ни души, и это меня обрадовало, однако до Кнута было целых два квартала. Как их пройти с мокрыми штанами?

Эту важную мысль прервал хлопок, глухой и невыразительный. Живот обожгло тысячей пчелиных укусов. Джинсы промокли до самого низа, и в ботинке противно захлюпало. Я шаркнул ногой — на полу осталась темно-красная полоса.

Разве Куцапов еще здесь? Или стрелял не он? И что все-таки было вначале? Выстрел? Кровь?

Густая лужа увеличивалась в размерах, но все это происходило не со мной. Значит, на джинсах тоже кровь. Хорошо. Я-то думал…

Озноб прошел, появилась легкость, даже какая-то бодрость, и я отстранение посмотрел на свой живот. Его пересекала узкая горизонтальная борозда, из которой, словно из искусственного водопада, лилось что-то горячее.

Мир наполнился звуками и движением, а тело — невыносимой болью. Внутри живота что-то лопнуло и растеклось. Где же милиция? Где Миша?

Мне снова показалось, что я брежу. Перевернутые столы, смазливая официантка в смешном пончо, продолжающаяся на улице музыка — все это не более чем плод воображения.

Подтверждая мою догадку, стены принялись раскачиваться. Амплитуда быстро увеличивалась, и вскоре зал опрокинулся набок. Перед лицом сновали грязные ботинки. Где же Миша? Как он мог меня бросить?

Внезапно, без всякого предупреждения, мир слипся в одну невидимую точку, и в кромешной тьме прозвучало несколько выстрелов. Зачем стрелять? Я уже убит.

— Пошли все вон отсюда! — крикнул кто-то из пустоты.

Какая бессмысленная, нерационально длинная конструкция. Слово «вон» в ней явно лишнее, оно придает фразе какую-то беззащитность.

Меня подняли и понесли. Впрочем, не уверен. Возможно, это вселенная, вторя моему замирающему сердцу, исполняла свой последний медленный танец…

— Как, Мишенька, поправишься, в церковь сходи. Бог тебя любит, раз от такой беды увел.

— Ма, не агитируй. Сходит. Оклемался, Робин Гуд? Борец за права некоренного населения. Нашел, с кем воевать! Я, когда узнал, чуть с ума не спрыгнул. Тихоня Ташков попер на вооруженных грабителей!

— Кто тебе?.. — Эти два слова дались мне с большим трудом, и на третье не хватило сил.

— Баба какая-то позвонила. Кричит: там Мишку убивают, беги, спасай!

— Алена?

— Алену я бы узнал. Да какая разница? Тебе сейчас в больницу надо.

— Никаких больниц, — отрезал я.

Боль тут же пронзила живот тупым копьем, и я задохнулся, однако молчать было нельзя. Мама Шурика уже сняла трубку и набрала номер из двух цифр.

Мысли путались, но одна из них была вполне отчетливой: в больницу мне нельзя. Пациентов с такими ранениями регистрируют. Спрашивают документы. Устанавливают личность. Если от врачей я отбрехаться сумею, то от милиции — вряд ли. Да еще, чего доброго, всплывет инцидент с автомобилем Куцапова. Вспомнив своего непредсказуемого знакомца, а заодно и доблестного Федорыча, я твердо решил, что лучше сгину в прошлом, чем снова встречусь с ними. Как некстати пропала машинка!