Дональд Уэстлейк - Дурак умер, да здравствует дурак !

- О, нет, - ответил я. - Не хочу вас стеснять.

- Пустяки, - заверила она меня. - Места здесь гораздо больше, чем нужно, и нам не придется путаться друг у друга под ногами.

- Устроюсь в гостинице, - решил я. - Ничего страшного. Но все равно спасибо.

- Погоди, погоди, - встрял Райли. - Карен, ты уверена, что это удобно?

Она развела руками.

- А почему нет? Я весь день на работе, почти каждый вечер хожу на свидания. Квартира пустует едва ли не все время.

- Право же, я вам очень признателен, но...

- Замолчи, - велел мне Райли и, подавшись к Карен, спросил вполголоса:

- Ты понимаешь, что это значит?

Она зарделась, улыбнулась, и я тотчас понял, что это значит. Карен посмотрела на Райли и смущенно промурлыкала:

- У тебя тоже есть квартира.

Я начинал испытывать чувство неловкости.

- Э... Я устроюсь в гостинице. Право же, мне лучше...

- Уж конечно, - Райли повернулся ко мне. - Слушай, Фред, во-первых, никто не знает, что ты знаком с Карен, значит, здесь тебя искать не станут.

Во-вторых, ты уже тут, и, стало быть, тебе не придется светиться на улицах.

В-третьих, здесь мы с Карен сможем приглядывать за тобой.

- Ты хочешь, чтобы я остался? - спросил я.

- Я не стал бы употреблять именно это слово, - ответил Райли. - Но я знаю, что так будет лучше всего. Поэтому оставайся.

Я посмотрел на Карен.

- Вы уверены?

- Будьте как дома, - пригласила она.

- Э... что ж, спасибо.

Карен встала.

- Налить вам еще?

- Да уж, пожалуй, - ответил я.

Глава 12

Те двое суток, что я провел в доме Карен, были едва ли не самой странной порой в моей жизни. Квартира у нее и правда была просторная, но даже просторное жилище делается тесным, когда в нем заводится второй обитатель. Поэтому поначалу моя жизнь там являла собой бесконечную череду неловкостей, оцепенений, расшаркиваний, смущенных топтаний в прихожей и обоюдных проявлений избыточной вежливости.

Неловкости начались сразу же, в субботу вечером, приблизительно через полчаса после того, как было решено, что я останусь. Райли и Карен принялись обмениваться пустыми взглядами, я начал ощущать себя то ли третьим лишним, то ли пятым колесом, то ли рыбьим зонтиком, и поэтому, когда Райли предложил Карен "немного прогуляться", я испытал не меньшее облегчение, чем они.

Разумеется, после их ухода меня охватило странное чувство, какое испытывает всякий человек, оставшийся один в незнакомой квартире, и я принялся робко исследовать комнаты, зажигая все светильники. Приблизительно час я потратил на бесплодные размышления о том, кто и почему убил дядюшку Мэтта и покусился на меня, и как так получилось, что спустя две недели полиция все еще не распутала дело. Когда мне стало по-настоящему тоскливо, я обшарил квартиру в поисках карандаша и бумаги, уселся в гостиной и начал составлять кроссворд, чем не занимался уже давно, со школьных лет. Когда мне было пятнадцать или шестнадцать, я продал довольно много этих штуковин всевозможным журналам, печатающим головоломки. До сих пор горжусь одной из лучших своих выдумок: "Мастер на все ноги, четыре буквы". Вскоре я забросил словоплетство и, немного посмотрев телевизор, около полуночи завалился на диван и заснул с гораздо меньшими усилиями, чем можно было ожидать.

В начале третьего меня разбудила Карен, которая вернулась домой малость навеселе и, пошатываясь, включила свет в гостиной, прежде чем успела вспомнить, что вообще-то у нее гость. Потом, коль скоро я все равно пробудился, а ей пришла охота поболтать, мы немного посидели и поточили лясы. Я - в трусах и одеяле, а Карен - в облегающем вязаном платье и чулках.

Разумеется, ей хотелось говорить главным образом о Райли: давно ли я его знаю, что о нем думаю, и так далее.

- Ничего не могу сделать, - призналась мне Карен. - Сначала этот мужчина вскружил мне голову, а потом я ее и вовсе потеряла.

Голова у нее определенно кружилась, но была на месте, и я спросил:

- А вы намерены... пожениться?

- Эх! - Карен махнула рукой и сделалась похожей на маску трагедии. Я понял, что допустил оплошность, и попытался исправить положение, сказав:

- Да, я помню, как впервые увидел Райли в отделе борьбы с мошенничеством...

Но было слишком поздно: я уже дернул за веревочку, и мне, хотел я того или нет, пришлось выслушать извечную историю о горькой женской доле.

- Разве вы не знаете про Джека? - спросила меня Карен. Поскольку она была в подпитии, начало и конец каждой фразы у нее малость расплывались, зато середину она выговаривала с дивной четкостью. - Не знаете про его жену?

- Вы хотите сказать, что он уже женат? Сейчас?

- Они не живут вместе уже много-много-премного лет, - она взмахнула рукой, отгоняя призраков всех этих многих и многих лет. - Но не разведены.

- Карен подалась ко мне, рискуя упасть и опрокинуть кресло, и доверительно прошептала:

- Из-за вероисповедания.

- О! - выдохнул я. - Этого я не знал. Райли никогда не упоминал...

Впрочем, полагаю, что и не стал бы... То есть, он не... э... Короче, у нас не было случая затронуть эту тему.

- Все из-за веры, - шепотом продолжала Карен. Она подмигнула мне и снова откинулась в кресле. - Вот я и сижу тут. Без ума от этого человека, а сделать ничего нельзя. Ничего нельзя сделать.

- Очень жаль, - сказал я. Что еще можно ответить на такую речь в два часа пополуночи, в чужой гостиной, когда тебя будит хлебнувшая лишку красавица? Которая, в придачу, принадлежит другому, а не тебе?

Мы поболтали еще немного, после чего Карен на нетвердых ногах отправилась спать, а я снова растянулся на диване и продрых (весьма чутко, но зато без сновидений) до семи утра, когда по всей округе залязгали мусорные баки.

Было воскресенье, и наши с Карен отношения вознеслись на невиданные доселе высоты неловкости. Казалось, я не мог и шагу ступить, не натолкнувшись на одевающуюся или раздевающуюся Карен, на умывающуюся Карен, на чешущуюся Карен, на Карен икающую. А она не могла переходить из комнаты в комнату, ибо всякий раз, открывая дверь, видела меня, успевшего либо натянуть, либо спустить только одну штанину.

Хотя, по большому счету, это дурацкое утро оказалось весьма удачным.

Часа через два мы с Карен настолько примелькались друг другу, что по молчаливому согласию попросту перестали расшаркиваться. Никаких тебе больше охов, никаких "прошу прощения", никаких поспешно прикрываемых дверей. Мы расслабились, притерлись, и вскоре неловкость исчезла сама собой.

После завтрака мы вместе составили перечень необходимых покупок. Я нуждался в уйме всякой всячины - от носков до зубной щетки, - и Карен разумно рассудила, что мне лучше не светиться. Поэтому по магазинам отправилась она. Пока Карен ходила, кто-то позвонил в дверь, но я не стал открывать. Однако звонки продолжались. Я знай себе не открывал. Наконец трезвон прекратился, а минуту спустя вернулась Карен в сопровождении Райли, который спросил меня: