Елена Хаецкая - Поп и пришельцы

Труповозка уже завелась и выпускала в атмосферу жиденькие пуки.

– Светлана Викторовна! – еще раз окликнул Опарин.

– Можно на время поддаться приятной иллюзии, – сказала отцу Герману женщина-судмедэксперт. – И даже покрасить по случаю куриное яйцо. А потом опять случается нечто, что ставит тебя перед реальностью.

– Вы считаете меня дезертиром, – утвердительно заметил отец Герман.

– Конечно. Причем – опасным дезертиром. Вы не тому учите. Нет никакого добренького Исусеньки.

– Тут вы совершенно правы, – сказал отец Герман, направляясь к опаринскому джипу. – Добренького Исусеньки не существует. И никогда не существовало. Это плод вашего больного воображения.

– Не женщина, а средство «Крот» для удаления ржавчины, – обратился к отцу Герману один из немолодых оперативников, уже поместившихся в недрищах бездонного джипа. – Но дело знает.

– А это главное? – спросил его отец Герман.

– Ну… – неопределенно протянул оперативник.

Поехали в лес, преодолевая корни и упавшие поперек дороги тонкие березки, поваленные недавним большим ветром. Плахин, сидя рядом с Опариным, показывал, где свернуть. Труповозка раздраженно тарахтела следом.

Лес становился прозрачным. От пестроты листьев, покрывавших землю, рябило в глазах. Машины оставили на дороге и углубились в чащу следом за Плахиным. Тишина обступила сразу, едва заглохли моторы, – как будто плотной ватой забило уши. И, торопясь уничтожить это непривычное состояние, люди немедленно закурили и громко заговорили между собой. Отец Герман, ступавший последним, услышал, как безрадостно хохочет Опарин. Потом все разом замолчали, и отец Герман понял – пришли.

Тело, наполовину заваленное недавно опавшими листьями, было отторгнуто землей, и действительно казалось, что прикосновение к нему оскверняет. Кто-то еще давно, убивая, искормсал его острым ножом, превратил рот в щель, увеличил глазные орбиты, срезал нос, отсек уши. Потом постарались лисицы. Светлана Викторовна оттолкнула Опарина и, натягивая перчатки, наклонилась над трупом.

– У вас фотоаппарат с собой? – спросил Опарин Плахина. – Сделайте еще снимки. Нет, лучше я.

Опарин отобрал у секретаря полароид. Плахин покорно отдал. Сел чуть в стороне на бревно. Отец Герман подошел к нему.

– А где старые фотографии? – спросил он.

– Утренние? Вот.

Отец Герман бросил на них взгляд и подскочил к телу.

– Его трогали?

Опарин сделал несколько снимков, выглянул из-за аппарата и вопросил:

– Что?

Светлана Викторовна выпрямилась.

– Да, к телу прикасались совсем недавно. Видимо, пытались оттащить в другое место, – проговорила она неприязненно, избегая смотреть на отца Германа. – Вот здесь и здесь видно, что его тянули за одежду. Видите?

Опарин полыхнул вспышкой. На плечах трупа одежда была немного сбита.

– Почему он не завернул тело в мешок? Зачем ему вообще понадобилось его переносить? – недоумевал Плахин.

Светлана Викторовна устремила на него холодный взгляд:

– Он хотел выставить вас ослом, господин Плахин. Привели бы нас на это место, а здесь пусто.

– Глупо, – пробормотал Плахин. – Снимки ведь остались…

– Он не видел, как вы фотографируете, – сказал отец Герман. – Он видел только Катю. А закончить не успел потому, что мы его спугнули.

Однако никаких следов возле тела не нашли. Все скрыл густой лиственный ковер. Опарин извел в полароиде кассету, вернул аппарат секретарю Плахину, и тот уединился с одним из оперативников – записывать показания.

Отец Герман кружил вокруг. Светлана Викторовна поверяла диктофончику отрывистые замечания, пока тело перекладывали на носилки. Опарин, сидя на бревне в сторонке, курил, густо испуская дым. Лес постепенно погружался в серенькие сумерки, слабо подсвеченные желтизной листьев.

Наконец караван тронулся в обратный путь. Отец Герман расстался с Опариным неподалеку от въезда на шоссе и домой пошел пешком.

Убийство Ольги Пестровой почему-то не удовлетворило маньяка. Он искал еще кого-то. Ему настолько важно убить – и убить правильно, что он теряет осмотрительность. Он готов покуситься на дочь Драговозова. Он пытается, рискуя всем, перепрятать труп и представить рассказ Кати как плод подростковой фантазии. Он рядом и очень беспокоится.

Осенняя ночь, благоуханная и тихая, шла по миру своими путями. И мысли отца Германа дребезжали в ней, внося неприятный диссонанс.

В садике его караулил учитель Гувыртовский. Иван Петрович совершенно озяб и громко стучал зубами.

– Что с вами? – изумился отец Герман. – Почему вы сидите здесь?

– М-матушка погасила огни… – вытряс из себя Гувыртовский и встал. – Не посмел будить…

От долгого сидения на маленькой садовой скамеечке, куда матушка обычно ставила лейку, он одеревенел и не мог как следует разогнуться, а от холода его колотило.

– Иван Петрович! – укоризненно воскликнул отец Герман, растирая ему спину ладонью. Пиджак при этом ползал, костлявые лопатки впивались в руку. – Немедленно в дом!

– Материалы… – вымолвил Гувыртовский. – Я докажу…

– Где ваши материалы? Давайте!

Папка словно прикипела к неразгибающимся пальцам учителя. Отец Герман забрал ее и потащил Гувыртовского за собой в дом. Они поставили чайник. Гувыртовский, завернутый в матушкину кофту и плед, начал согреваться и погружаться в сон, но отец Герман сварил ему кофе и подсунул папку.

– Рассказывайте! – потребовал он, надеясь завершить беседу хотя бы до полуночи.

Гувыртовский проглотил кофе, выпучил глаза и крякнул, как от водки. Когда он взялся за папку, его пальцы все еще дрожали, поэтому вместо того, чтобы развязать тесемки, Гувыртовский затянул их намертво и в конце концов вообще вырвал из картона. На вязаную кружевную скатерть, под круглый свет лампы вывалились пожелтевшие газетные вырезки, несколько потертых ксерокопий с журнальных публикаций и книга. Отец Герман разглядел уже знакомые заголовки: «Пришельцы среди нас?», «Космические собратья», «Послания с других планет», «Другого мира письмена».

– Это так, это попутно, – бормотал Гувыртовский, лихорадочно вороша бумаги. – Главное – здесь.

Он подтолкнул книгу к отцу Герману.

– Иллюстрации посмотрите. Уникальные фото! На вклейках смотрите, на вклейках!

Он навалился на стол грудью и впился глазами в отца Германа, жадно следя за малейшими изменениями его лица, пока тот листал книгу.

Труд носил заглавие, «Тысячелетний опыт контакта. Попытка итогов» и принадлежал, если верить обложке, перу выдающегося американского исследователя феномена НЛО (UFO) Стивена Кармайкла, университет Калифорнии. Доктор Кармайкл добросовестно изложил широко– и малоизвестные случаи контактов, процитировал рассказы очевидцев («Я приняла снотворное и крепко заснула, но около трех ночи меня разбудил ослепительный зеленоватый свет…») и привел зарисовки и снимки. Рисунки принадлежали преимущественно карандашу провинциальных шерифов, которым смятенные домохозяйки пытались описать внешность похитителей; снимки – журналистам провинциальных газет и соседям-фермерам, которые случайно оказались поблизости («Я фотографировал день рождения дочери, когда ослепительный зеленый свет, окутавший дом миссис Хант, привлек мое внимание…»). Все это было однообразно и по-американски дотошно.