Александр Мееров - Защита 240

Бурная, тревожная и вместе с тем полная страстного призыва к борьбе импровизация обрывается так же внезапно, как и начинается. Буш поворачивается к стоящему у раскрытого в непроглядную ночь окна Крайнгольцу. На горизонте полыхают зарницы.

- Ты должен срочно покинуть Пейл-Хоум, Ганс.

- Может быть, - медленно отвечает инженер, - но ведь это не так просто. Может быть, ты преувеличиваешь опасность, Пауль.

- Преувеличиваю? А поведение этого мерзкого типа Хьюза? Ведь что он только не творил, чтобы пронюхать о твоих секретах!

- Он никогда не был за "высокой оградой" и, значит, ничем повредить не может.

- А чья-то попытка пролезть в лабораторию?

- Не удалась!

- Но она была. Кому-то все же нужно было совать нос в твои дела. Ну, а отказ в финансировании после того, как тебе оно было обещано? А внезапное, без предупреждения отключение электроэнергии?

Крайнгольц протестует уже менее уверенно.

- Может быть, это просто цепь обстоятельств, странно совпавших, может быть...

- А это? - не на шутку нервничает доктор. - А это тоже совпадение? почти выкрикивает он, поспешно вытаскивая из жилетного кармана маленькую записочку.

- Что это?

- Послание, которое мне вручили недавно. Прочти!

"Послание", полученное доктором Паулем Бушем, не претендовало на изящество стиля, но было весьма красноречивым.

"Эй ты, старая обезьяна!

Если ты еще хоть раз зайдешь в Пейл-Хоум к Крайнгольцу, пеняй на себя, - будешь иметь дело с ребятами босса Джеймса.

Свирепый Джо".

- Пауль, почему ты мне не показал этого раньше?

- А что бы ты сделал? Пошел бы бить физиономию этому "свирепому Джо", которого ты не знаешь? Или, еще того хуже, заявил бы в полицию?

- Пауль, зачем ты шутишь такими вещами? Ведь ты прекрасно знаешь, что они способны на все. Когда ты получил записку?

- Пять дней тому назад.

- Ты с ума сошел, Пауль! Зачем ты приезжал сюда!

- Ганс! - гневно кричит старик. - Ты замолчишь когда-нибудь?

Крайнгольц тихо говорит.

- Спасибо, Пауль. Я конечно, знаю, что ты настоящий друг, что ты не хочешь оставить меня в такие дни одного, но...

Рояль заглушает его голос.

Буш играет с подъемом, с мастерством большого, одаренного музыканта. Играет одну за другой вещи бравурные, задорные, преисполненные огромной внутренней силы.

Гроза приближается. Глубоко внизу озеро все чаще окрашивается ослепительным фиолетовым блеском.

В холл врывается порыв ветра и тушит свечи.

- Спасибо тебе, Пауль. Мне было очень хорошо в эти несколько минут, говорит Крайнгольц. - Я забыл обо всем на свете и слушал тебя, как всегда, с упоением. Спасибо!

- Ну вот, а ты говорил, чтобы я не приезжал в Пейл-Хоум, - весело отвечает Буш.

- Ты все шутишь, Пауль. С этой бандой шутить нельзя. Разве ты не боишься смерти?

- Смерти? - доктор становится серьезным.

- Я прожил много, Ганс, и, конечно, боюсь смерти, но боюсь несколько особенной боязнью, - ну, вот примерно так, как боюсь, что кончается уже концерт, который принес мне столько возвышенного наслаждения. Да, жизнь для меня - наслаждение. И чем сильнее это наслаждение, тем больше боязнь смерти. Ведь жизнь не концерт - она не повторится.

Весь холл на миг озаряется розовым светом. Оглушительный грохот раздается совсем близко, и еще долго после него слышатся затухающие раскаты грома, а когда, наконец, все стихает, в наступившей тишине неумолчно трещит телефон.

- Ага, еще не отключили, - смеется Крайнгольц и выходит в кабинет.

- Пауль, вызывают тебя.

Переговорив по телефону, доктор начинает собираться.

- Что случилось, Пауль?

- Вызывают к больному.

- Куда?

- На ферму к Стиллу.

- К Стиллу? Странно!

- Что же здесь странного? Беда может приключиться со всяким.

- Откуда они узнали, что ты в Пейл-Хоум?

- Вот уж не знаю. Наверное, позвонили в Гринвилл, и там сказали, что я выехал к тебе.

- Стилл сам звонил?

- Нет.

- Кто-нибудь из его семьи?

- Нет. Я не узнал по голосу, кто звонил.

- Пауль, мне не нравится этот вызов.

- Нервы, Ганс, нервы. Нельзя же бояться каждого телефонного звонка. Откуда это у тебя? Я тебя знал не таким!

- Я о тебе беспокоюсь, Пауль. Может быть, тебе лучше не ехать?

- За все тридцать пять лет моей врачебной практики, мой друг, еще не было случая, чтобы я не выехал на вызов к больному. Мне нужно ехать - это долг врача!

- А если это ловушка?

- А если больной умрет без моей помощи?

- Хорошо, Пауль, я поеду с тобой.

- Не говори глупостей, Ганс. Тебе нельзя оставить Пейл-Хоум ни на минуту. Ну, Ганс, до завтра!

Доктор вышел. Крайнгольц подошел к окну кабинета и настороженно стал прислушиваться к звукам тревожной ночи. Раскаты грома становились все глуше и отдаленнее. Порывистый ветер вдруг унялся и стало слышно, как застучали по крыше первые крупные капли дождя.

"Промокнет. Не успеет дойти до фордика и непременно промокнет, подумал Крайнгольц. - Почему он так долго бредет? А может быть, он уже отъехал? Нет, не похоже, не было слышно тарахтения его фордика".

Волнение Крайнгольца усиливалось. Он уже не мог спокойно стоять у раскрытого окна и выбежал на веранду. В нарастающем шуме дождя он услышал сухой короткий треск и бросился к воротам.

У ворот стоял фордик Буша.

На крики Крайнгольца никто не отозвался. Он обежал вокруг машины, заглянул внутрь, снова подбежал к калитке и здесь, при вспышке молнии, увидел Буша. Потоки ливня успели промочить одежду, и она облепила его тощее тело, неподвижным комочком приткнувшееся у ворот.

- Пауль! Пауль!

Крайнгольц подхватил на руки хирурга и понес его к вилле. В кабинете он уложил его на широкий кожаный Диван и кинулся к телефону.

Телефон был уже отключен.

Он в отчаянии продолжал еще стучать по рычагу аппарата, когда ему вдруг почудилось, что Буш заговорил.

При свете одинокой свечи было едва видно, как шевелились побелевшие губы старика. Вместе с хрипом вырывались отдельные бессвязные слова.

- Тампоны... там у ворот... Ты стяни потуже... это был почтальон... Впрочем, бесполезно... Знаешь, Том Келли... В операционную, Ганс... бинты...

Крайнгольц осторожно поднял хирурга и перенес его в операционную.

Здесь Крайнгольц пробыл не более десяти минут. Выходя из операционной, он не забыл замкнуть своим ключом стальные двери "высокой ограды" и медленно, чуть пошатываясь, побрел в кабинет.

В оплывшем огарке огонек еще несколько минут боролся с заливавшим его стеарином и вскоре погас совсем.

Гроза уходила все дальше и дальше. На стенах все тусклее становились отсветы далеких молний. Дождь лил спокойно, мягко.

Крайнгольц сидел тихо, неподвижно и не заметил даже яркого света фар, на миг прочертивших темные стены кабинета, не обратил внимания на звуки сирен.