Александр Мееров - Защита 240

Крайнгольц задумался, машинально вынул маленький прибор из футляра и стал его любовно рассматривать.

- Очень скоро это счастье было омрачено, - продолжал он со вздохом. При первой же попытке практически применить свои изыскания я увидел, что есть люди, способные использовать их не на благо, а во вред человечеству. Я понял - ученый мир уже близок к этому открытию, что независимо от меня в разных странах будут закончены работы, подобные моим, и мне стало страшно. Я почувствовал, какая угроза может нависнуть над человечеством, и счел своим священным долгом работать над созданием защитной аппаратуры. Я спешил, я прилагал все усилия к тому, чтобы предотвратить бедствие, но вы сами видите, как это трудно.

Волнение, с которым говорил Крайнгольц, передалось и Уорнеру, и он слушал, стараясь не пропустить ни одного слова из этой неожиданной исповеди.

- Вы понимаете, Вилли, - Крайнгольц заговорил почти шепотом, и в его голосе послышались нотки отчаяния, - я каждый день жду ужасного известия. Каждое утро я просыпаюсь с тревожным вопросом - "а может быть уже началось?".

Уорнер вздрогнул.

- Что началось?

- То, что может быть пострашнее взрыва в Хиросиме. Уже потому, что придет незримо, неслышимо, придет зловеще тихо, парализует миллионы людей.

Крайнгольц умолк. Молчал и Уорнер, озадаченный всем услышанным.

Через раскрытую калитку виднелась просторная, мирная долина. От виллы крутой скалистый спуск вел к темневшему внизу, среди сосен озеру, а за ним, на пологих склонах широкой долины, далеко, до холмистой линии горизонта были видны разбросанные домики ферм, между которыми вился причудливый серпантин дороги. Все было напоено неистовым солнцем, пропитано запахом трав, цветов и плачущей смолистыми слезами сосны. Все вокруг было погружено в глубокую, нерушимую тишину удушливого летнего дня.

- Вы говорите о страшных вещах, доктор. Неужели опасность действительно так велика? Неужели теперь...

- Нет, нет, Вилли, не теперь. - Сощурив глаза, Крайнгольц пристально смотрел на белеющую вдали ферму. - Нет, не теперь. Еще пока никому, насколько мне известно, не удалось применить это открытие. Его еще нельзя использовать как мощное оружие, но ведь и пушки когда-то стреляли на сотню шагов, а теперь орудия бьют на сотни километров. Вы понимаете меня?

- Я вас очень хорошо понимаю, доктор, - взволнованно ответил Уорнер. Но что же делать?

- Не знаю. У меня уходит почва из-под ног - я не уверен, смогу ли закончить начатое. Если закончу - мир получит защиту, а если за это время... Видите ли, Уорнер, открытие могут использовать не только в агрессивных целях, но и для любых провокаций. Как это предотвратить? Не знаю. Вот разве только индикатор...

Крайнгольц отстегнул верхнюю крышку прибора, вынул зажатую в клеммах небольшую трубочку и, держа ее перед собой на слегка согнутой руке, показал Уорнеру.

- Вот основная часть индикатора. Берегите ее! - инженер ловко вложил трубочку на место, защелкнул крышку прибора и продолжал: - Прибор потребляет ничтожное количество энергии, снабжен микроэлементом и рассчитан на длительную работу. Он будет действовать в течение многих лет. Я дарю его вам, Вилли. Дарю на прощание, - Крайнгольц задумался. Прогрессивные силы, борьба за мир... Я мало верю во все это, Вилли, но вы верите, и пусть этот прибор будет в ваших руках. Где бы вы не были, куда бы вас не занесла судьба - наблюдайте за ним. Наблюдайте постоянно, если увидите, что вот эта лампочка, - Крайнгольц показал на маленький, вделанный в боковую крышку плафончик, - начнет мигать, то знайте - в эфире тревожно. В эфире - электромагнитные волны, несущие людям бедствия, а может быть, и смерть.

Крайнгольц не прекратил работ и после отъезда Уорнера. Он знал, что каждый наступающий день может быть последним днем его пребывания в Пейл-Хоум, понимал всю безвыходность положения и вместе с тем лихорадочно продолжал свои опыты, хватаясь, как утопающий за соломинку, за каждую возможность поработать еще час, еще день и хотя бы на шаг приблизиться к разрешению задачи.

Дни проходили довольно бесплодно. Один, без помощников, не имея возможности приобретать необходимые материалы и оборудование, он мало успевал днем, но зато вечера и часть ночи были продуктивными.

Вечером, обслужив больных своего округа, приезжал Пауль Буш и закипала работа.

Со второй половины дня Крайнгольц уже начинал прислушиваться к звукам, доносившимся из-за ограды виллы и, заслышав тарахтение старенького фордика, выбегал навстречу своему другу.

Пауль Буш, маленький старик, с лицом, иссеченным морщинами, с торчащим вокруг обширной лысины седым пушком, кряхтя и ворча что-то себе под нос, вылезал из машины. Поношенный костюм, мешковато сидевший на его тощей фигуре, узенькая помятая ленточка галстука, стоптанная обувь - все это свидетельствовало о далеко не блестящих делах некогда знаменитого хирурга.

- Послушай, Ганс, в последние, дни я не устаю сетовать на судьбу, которая сделала из меня хирурга, а не психиатра.

- Что ты говоришь, Пауль! Кто бы тогда помогал в моих работах?

- Тебе нужно не завершать свое дело, а лечиться.

- Лечиться? От чего?

- От помешательства. Пойми, ведь это просто безумие продолжать работы, когда ты уже стоишь перед фактом полнейшего банкротства, когда тебя ждет тюрьма. Безумие!

Старик ворчал на всем пути от фордика до дверей операционной, которая находилась за "высокой оградой", но Крайнгольц знал - все это напускное. За тонкой золотой оправой старомодного пенсне лукаво поблескивали живые глаза Буша, он уже торопился надеть белоснежный халат.

Крайнгольц подготовил все к решающей операции. Аппаратуру он проверил еще днем, и теперь осталось только подготовить подопытного.

- Ну, Ганс, как состояние Микки?

- Все то же. Очевидное ухудшение. Вчера он ослеп.

- Значит, сегодня пробуем?

Крайнгольц хмуро кивнул. Они привыкли к Микки, полюбили его за ум и веселый нрав, а теперь над проворным, шустрым Микки нависла угроза.

Выдержит ли сердце?

Но, пожалуй, не только это было причиной грусти инженера. Микки был последним. Если его не удастся спасти, то...

Друзья направились в небольшую комнату с белыми стенами. На детской кроватке темнело маленькое тельце, прикрытое теплым одеялом. Скрюченный, с согнутыми ногами и руками Микки кивал время от времени маленькой головой. Глаза были мутными - они уже ничего не видели.

- Бедняга Микки. - Буш подержал с минуту запястье маленькой ручки, осторожно положил ее и отошел от кровати. - Знаешь, Ганс, все же это слишком жестоко. Посмотри, что сделал твой проклятый магнетрон из веселого, смышленого Микки!

- Пауль, - Крайнгольц положил ладонь на худое плечо старика. - Теперь мы будем иначе облучать Микки.