Злой человек - Александр Операй
Свет чуть заметно моргнул и стал тусклым. Генераторы снова сбоили. Иван ремонтировал их сотни раз, но установки ломались. Опять и опять. То был замкнутый круг. Кошмар всей его жизни.
Он подумал, что так даже лучше. Энтропия растет и с каждым днем нужно прилагать все больше и больше усилий, чтобы навести здесь порядок. Ему всегда есть чем заняться.
Иван выпил еще.
На душе было мрачно. Кошки скребли. Да так сильно, что хотелось кричать. Бессонница пожирала. Глотала реальность, мешала секунды с часами и минуты длились, как дни, а недели менялись местами с годами.
Иван посмотрел на кровать. Там лежал рабочий комбинезон. Еще одна кожа, которую необходимо носить, чтобы уберечь мясо и кости от смерти. Еще одна оболочка. Тюрьма, из которой он не мог выбраться. Единственным способом убежать из заточения были сны, но там все чаще появлялись отголоски прожитой жизни: бесконечные коридоры, запах резины, цифры и результаты экспериментов, всполохи системы картрирования мозга, шум океана. От такого дерьма едет крыша. Это грёзы в ведьмовском доме.
С каждым прожитым днем сон приходит все позже и длится все меньше и меньше. Бессонница приносит с собой пустоту. Чувство паденья. Словно под ногами открылась бездонная пропасть. И все мясо, кровь и кости ухнули вниз. От Ивана осталась лишь кожа. Временами ему бывает очень трудно вернуться. Вновь обрести рассудок и способность трезво мыслить.
Иван взглянул на свои руки и увидел сон наяву.
Лицо незнакомой девушки превращается в кашу, становится фаршем из мяса и крови. Рвутся губы, ломается нос, зубы крошатся от ударов и яркий синий глаз вытекает наружу, скатываясь по щеке в океан.
Иван слышит вопль, и ему трудно поверить, что он умеет кричать настолько громко.
Он очнулся и огляделся по сторонам.
Комната стала меньше. Потолок нависал. Стены придвинулись ближе. Мятая постель и комбинезон словно гроб с мертвецом во время поминок.
В отражении на поверхности шкафа сидел человек с обезумевшим взглядом. Он выставил руки вперед в попытке закрыться от правды. Он боялся убийства, своего и чужого, был напуган малейшей возможностью его совершить. Воспоминание о кошмаре уже исчезало, опускалось на дно, прячась в глубинах памяти, оставляя на поверхности сознания лишь отголоски-круги. И этот человек, потерявшийся между прошлым и настоящим, взглянувший на себя со стороны, никак не мог поверить, что был когда-то другим. Безумие сползало с лица, будто маска, обнажая растерянность и неуверенность в своих силах.
Иван спрятал бутылку со спиртом под стол и достал из ящика у стены небольшой лист бумаги.
Схема корабля пахла машинным маслом. Всюду пометки и записи. Корявый, неровный почерк внизу и уверенный, размашистый сверху. Ближе к середине листа только печатные буквы. Эти послания друг для друга оставили несколько человек, но Иван видел в них нечто общее. Наклон слов. Неравномерность движений. Строение букв.
В носовой части корабля находился отсек, помеченный на схеме знаком вопроса. Рядом каракули в целое предложение: «Дорога из желтого кирпича».
Иван много раз собирался сходить на нижнюю палубу и проверить таинственное помещение, но что-то все время мешало.
Свет моргнул.
Странные звуки повторяются снова и снова. Колебание. Шелест. Скрипы и стоны. Тяжелое дыхание. Глубокий вдох. Шумный выдох. Что-то огромное совсем рядом. За стенкой. Оно царапается и скребется по корпусу корабля. Нечто хочет проникнуть внутрь. Оно ищет Ивана. Зовет по ночам. Мешает спать. Этот гул. Этот шелест. Он всегда рядом. Стоит прислушаться и вот он опять.
Иван схватил с кровати рабочий комбинезон и вышел из комнаты в коридор.
В сумраке аварийного освещения корабль, словно труба, берущая начало из ниоткуда и ведущая в никуда. Проход все время сужается, петляет, заводит в тупик. От стен идет запах пластмассы. Воздух холодный, с низким содержанием кислорода. В заброшенных помещениях блуждают призраки. Голоса, стоны, вялые всхлипы, едва различимый скрежет металла.
Оказавшись на нижней палубе, Иван двинулся в сторону хранилища данных. Полужесткий комбинезон реагировал на усилие плохо. Пот щекотал подбородок, капли стекали по коже, оставляя после себя свербящее ощущение грязи. Хотелось помыться.
Иван свернул в технический коридор и замер на месте.
Под ногами бежала вода.
Злоба и страх.
Чувство заброшенности, безысходное отчаяние, напряжённость и беспомощность.
Тошнотворный запах йода, водорослей, соли и гальки. Как будто море где-то совсем рядом. Холодный поток движется в сторону шлюза и там мельчает, и уходит под палубу.
Иван взглянул на треснувшую стену в поисках утечки, но ничего не нашел. Он вдруг подумал, что обречён ремонтировать Владивосток номер 5 до конца своих дней. Он будто приговорен к бессрочному заключению на орбите, отвергнут, брошен стареть и умирать в дырявых отсеках, мучиться бессонницей и собирать воспоминания из обрывков кошмара. Ему не нужны ни леса, ни океаны. Он презирает и ненавидит чистый воздух и ветер, звуки дождя и траву, деревья и небо. Он просто хочет выбраться на свободу.
Иван открыл шлюз и оказался в хранилище данных. Лампы аварийного освещения бросали дрожащий свет на серверные стойки, уходившие в глубь помещения. Ни один модуль памяти не работал. Все было мертво. Аппаратные терминалы "молчали". Сажа и пыль под ногами, разрушенный потолок над головой. Неуютно, как в склепе. Когда-то давно здесь хранились копии сознания всех людей с планеты Земля, но крохотный вирус уничтожил большую часть мозга Владивосток номер 5.
Иван осторожно прошел по самому краю хранилища. Он знал, что мерзость все еще находится на корабле. Мерзость гниет и плодится. Мерзость заменяет нейронные связи, ломает коды программ, путает адреса и команды, стирает данные и картотеки, внедряет себя в системную память.
Зло таится в следах от огня. Сквозные прогары на полу будто поступь хаоса. Кому-то показалось мало того, что вирус переписал все базы данных, заполнив их одним и тем же видеофайлом. Чужак устроил пожар в самом центре хранилища, уничтожив большую часть оборудования. Здесь все обуглилось, прогорело, оплыло.
В глубине души Иван тоже хотел, чтобы все наконец-то закончилось. Пусть людей вновь создаст кто-то другой или же не делает этого вовсе. Он не годится для роли творца. Слишком много дерьма. Он чувствовал в себе некий изъян. Нравственный, духовный недостаток. Злость. Трусость. Ненависть. Отвращение к тому, кем он был и чем занимался на борту Владивосток номер 5.
Перегородка в следующий отсек открылась на несколько сантиметров и встала намертво. Иван с трудом протиснулся в образовавшуюся щель и оказался в длинном ангаре.
Это было странное место.
Оно шелестело. Будто огромное существо втягивало воздух в легкие и выдыхало обратно.
Маленький корабль в центре помещения, выглядит старым и ненадежным.
