Иван Валентинов - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 15

Сохраняла потому, что не смешивалась с пресной водой рек и озер, с соленой — морей и океанов. В глубинные водоемы не проникала и дождевая влага. Эти водоемы были защищены от солнечного света и от космических лучей. В таком вот «законсервированном виде» вода, побывавшая в глубине Земли, могла сохраняться — и сохранялась! — многие сотни миллионов лет. А иногда, вследствие разных причин — эрозии, трещин в толще коренных пород и других, наделенная особыми свойствами вода просачивалась на поверхность.

Это случалось нечасто, а к тому же особые свойства, как мы уже знаем, нестойки — они теряются от воздуха, солнечного света и соприкосновения с почвой. Однако за время существования человечества люди изредка находили «волшебные источники». Объяснить же ничего не могли. Так возникли сказки и легенды о «мертвой и живой воде», «напитке жизни» и всяких других. Интересно, что у разных народов эти легенды имеют общую основу: напиток жизни излечивает болезни, заживляет раны и дает долголетие. Не означает ли это, что в основе всех легенд лежат подлинные события, приукрашенные впоследствии воображением, искаженные суевериями, а в ряде случаев приспособленные для своих целей религиями? «Святая вода», например, «чудесные исцеления» и «воскрешения из мертвых»…

Егоровы давно покинули старый дом на улице Веснина. Они живут в просторной квартире на Фрунзенской набережной. В квартире много книг, на нижних полках стеллажей — коллекции минералов.

Обо всем говорят в доме Егоровых: о стихах и спектаклях, о хоккейных матчах, о двенадцатой симфонии Шостаковича… Но никогда не вспоминают о человеке со шрамом на виске, который был когда-то похож на главу семьи…

Настал день, когда в семью Егоровых пришла беда. Заболела Ксения. Поначалу стала часто забираться на тахту. Сил не хватало. «Старею, наверное, Алеша… Женщины ведь как? Не успела оглянуться — и уже в метро говорят: «Садитесь, бабуся…» Улыбка у Сени была растерянная. Потом начались боли в животе. Тут уж Егоров спохватился: кинулся к врачам, положил жену в клинику. Но самое тщательное обследование не дало никаких результатов. А Ксения слабела… Диагноз был поставлен лишь спустя полгода: абдоминальный туберкулез.

«Что это значит?» — спросил Егоров у врача. «Это значит, что инфекция проникла в брюшную полость. Поражен кишечник…» — ответил фтизиатр. «А это очень опасно? Я считал, что туберкулеза уже нет… У нас в стране во всяком случае.» «Да, так принято считать. И это, в принципе, верно. Туберкулез искоренен, как социальное зло, понимаете?» Профессор для большей убедительности поднял длинный, как карандаш, палец. «Социальное… Но не биологическое. У нас очень невелик процент заболеваний туберкулезом легких, да и лечить мы эту форму научились неплохо. А ведь именно легочники — главные распространители инфекции. Даже во время войны и в первые послевоенные годы число заболевших почти не увеличилось. Значит, жизненные условия способствуют практически полной ликвидации туберкулеза через какой-то промежуток времени.

А относительно вашей супруги… Будем лечить. Потом она поедет в санаторий, в Горки. Это километров сорок от Москвы. Организм крепкий, будем надеяться на хорошие результаты…» Время шло, множество лекарств было перепробовано в институте и в санатории, а Сеня все не выздоравливала. Ей то становилось лучше, прекращались боли, появлялся аппетит, то снова слабость валила на койку, и врачи хмурились, отвечая на вопросы Алексея Ивановича. Стали поговаривать об операции, хотя, как Егоров понял, и она не гарантировала выздоровления. И тогда он решился. Мертвая вода могла спасти, излечить Ксению. И не только ее. Егоров нагляделся на страдальцев вдосталь. И всем им — поможет «влага жизни».

Егоров с новой силой принялся за поиски. Им давно уж был намечен участок очередной экспедиции — поездка до сих пор откладывалась из-за болезни Ксении. А теперь Егоров решил не терять времени на сборы партии, он спешно вылетел один. И вот он в предгорьях Урала.

Это был не овраг — неширокая долина. По ее дну течет безымянная речушка. Где слой воды так тонок, что едва заметен, где заполняет глубокие ямы-бочаги, где падает с плоского камня крохотным водопадом и неумолчно журчит-звенит. По краям долины — галечные осыпи. Серые, коричневые, грязно-белые. Дальше — невысокие, крутые каменистые откосы. Корни лиственниц, пихт, кедров пробили камень и вцепились в откосы. Деревья поверху стоят стеной. Темные кроны, медные и каменно-серые стволы. Долина некруто изгибалась и сужалась в этом месте. Егоров сделал несколько шагов, скользя по гальке, и замер. За поворотом сверкнула алая полоса. Этот цвет был неповторим — он словно вобрал в себя отблеск тысяч ясных вечерних зорь. Он пламенел, как знамя. Как будто кровь великана застыла на откосе. У Егорова перехватило дыхание. Он замер, потом сделал шаг, другой… Да, это была она… Егоров подошел ближе и с ужасом увидел, что алая глина сухая. Ни единой капли голубой воды не скатывалось по ней. Алексей Иванович приблизился вплотную, провел ладонью по крутому откосу. Да, бархатиста, как лучшая замша… И даже чуть-чуть тепла… Но воды нет. Нет «влаги жизни». Ушла, исчезла…

Это был конец. Крушение надежд. Егоров опустил голову. Он не сразу понял, что под ногами его — не совсем обычная галька. Здесь — именно здесь — она была немного темнее, чем справа и слева. «Значит… Что это значит?» Мысль Егорова, сокрушенного неудачей, работала туго. «Это значит — галька влажная… А почему она влажная? Речка далеко… По соседству галька сухая. А здесь… Выходит, что вода стекает с откоса. То есть — из-под алой глины… А что, если…» Егоров геологическим молотком отбил кусок прочного песчаника у самого края алой полосы. Образовалось большое углубление. Егоров вложил туда ладонь. Да, там тепло чувствовалось вполне отчетливо и влага тоже, Он начал разгребать саперной лопаткой гальку в том месте, где внизу обрывался натек алой глины. Егоров вырыл полуметровую яму. Лопатка скользнула по твердому камню и послышался плеск. Алексей быстрыми движениями выбросил из ямы гальку и увидел гладкую, темную поверхность воды. Яма наполнялась. Егоров достал припасенную белую эмалированную кружку, набрал воды. Она была не голубая, а кобальтовая, густо-синяя. И знакомые золотые струйки казались ярче, цвета червонного золота. Егоров благоговейно выпил «влагу жизни». «А теперь — скорее на почту, — думал Алексей Иванович, — вызвать Сеню, а потом — экспедицию. С дозиметрами, спектрографами и полным набором реактивов…» Он быстро шел, почти бежал по долине.

Деревня находилась у озера. День был пасмурный, не рыбацкий, и множество лодок стояло вдоль берега на якорях. Одна из лодок подошла к берегу, и Егоров отметил про себя, что старому рыбаку — а из лодки выбрался сгорбленный худой старик — не повезло; на кукане болталось пять-шесть мелких плотиц. Старик, приволакивая ноги, шел навстречу, и Егорову вдруг показалось, что в его облике есть что-то знакомое. Да нет, почудилось…