Далия Трускиновская - Маршрут Оккама

— Ни хрена не слышали! — воскликнул Жерар Депардье, а Лешка выронил трос.

— Значит, ты был уже ТАМ?..

Еще звучали какие-то слова — и вдруг перестали. Мужчины ощутили, что произошло.

— Откуда я знаю, где я был? — неуверенно произнес Фоменко. — Я кричал вы не слышали…

— Ты прошел насквозь? — спросил Лешка.

— Похоже на то… не знаю… там было какое-то другое освещение…

Он явственно растерялся.

Витька подошел ко мне и обнял покрепче.

— Если бы там были динозавры, они бы его сожрали, — шепнул он прямо в ухо.

— Ребята, начинаем действовать! — заорал вдруг Жерар Депардье. — Вы с камерой — бегите туда, снимайте! Мы будем отпускать трос, а пойдет Лешка — он самый легкий!

Имелось в виду — эксперимент повторяем немедленно, только нас с Витькой посылают по ту сторону поляны, проверить, не вылезет ли Лешка просто-напросто из пятна, и заснять то, что увидим.

— Ну, Машка, если эти сумасшедшие морочат нам бошки — я их в распыл пущу, — сказал Витька, ведя меня за руку вдоль края поляны. — Но если это действительно прокол — твоя батя нам должен виллу на Канарах купить. Ты представь — что, если мы прямо сейчас оттуда что-нибудь этакое притащим? Значит, он уже завтра может рапортовать о подготовке к пробному пуску!

Я одной половинкой души возликовала, а другой — затосковала. Витька не был в бункере, где уже полагалось стоять смонтированному агрегату, а я была, я увязалась за папой и висела на нем, как клещ. как пиявка, и он просто был вынужден взять меня с собой, когда ездил туда разбираться со стройматериалами. Легко сказать — рапортовать о пробном пуске! А если кто-то захочет посмотреть на ту установку, которую запустили?

Но будем переживать неприятности по мере их поступления, сказала я себе, и полгода передышки, которую мог бы сейчас получить папа, много значат. А заниматься дизайном и иметь свою студию лучше в Латинской Америке, чем в России. Конечно, если папа не захочет взять с собой Витьку, я останусь в России…

— Эй, вы меня слышите? — завопил Жерар Депардье.

— Слышим, слышим! — отозвался Витька.

— Тогда — пошел! Снимайте!

Снимала я куда лучше, чем он, и поэтому взялась за камеру. На экране было все то же стоящее торчком белое яйцо, дымчатое по краям. Витька с фотоаппаратом отошел в сторону. Я думала, что он хочет заснять, как вход в пятно выглядит сбоку, но ему взбрело в голову сфотографировать меня за работой. Пройдя шагов десять, он неожиданно обернулся — и кинулся ко мне. В тот же миг меня сзади кто-то схватил в охапку. Я выронила камеру.

Болото наполнилось голосами, воплями, треском, хрипом. Я брыкалась как могла, мотала головой, стараясь попасть затылком в лицо тому, кто волок меня прочь. Увидела здоровенного мужика в камуфле, прыжками пролетевшего к пятну, услышала длинный предсмертный крик, наконец раздались и выстрелы. Меня бросили наземь, на влажный мох, я увидела у своего лица черный высокий ботинок и вцепилась в него. Кто-то полетел через меня… я перекатилась… раздался звон и гул, словно отпустили огромную и длинную струну… это трос, подумала я, это всего-навсего трос, но почему?..

Ничто не держало меня, я собралась с силами, скрутилась клубком, мгновенно оказалась на корточках и услышала из-за пятна Витькин голос. Он звал Лешку, звал Фоменко! Я поняла, что его схватили, подобрала камеру и, сразу занеся ее над головой для удара, кинулась на помощь…

— Значит, подведем итоги, — стараясь, чтобы голос получился спокойным, сказал Витька. — Лешку ты своими руками похоронил. Вовчик был вместе с Лешкой. Наверно, по сей день в лесу лежит. Где Машка — непонятно. Она была по ту сторону яйца, когда нас туда затянуло. Фоменко — или в плену, или вообще… Ноутбук с программой пропал.

— А ты умел работать в этой программе? — задал резонный вопрос Феликс.

— Я бы разобрался!

Витька врал — разобраться в поворотах сетчатого рулона, изображавшего вселенную в двухмерном облике, и причудах ветвистого дерева, изображавшего время, на которое нанизан рулон, мог только Лешка, что-то знал бывший бармен, в простоте души сварганивший гипотезу, а Фоменко был невеликим любителем электроники. Он больше промышлял по всяким загадочным местам и добывал информацию.

Но назвать это беспардонным враньем тоже было невозможно — Витька полагал, что, добравшись до ноутбука, он выкопал бы текстовые файлы с донесениями Фоменко и со всякими историческими сведениями. Это добро в ноутбуке было — он сквозь дрему слышал, как Лешка заваливал Машку странными историями.

— Во всяком случае, я бы уточнил кое-что насчет марсельской петли…

Это уже было почти правдой — о Марселе Витька краем уха слышал.

— Он мне говорил про Марсель, но я не знал, бредит он, или это правда, сказал Феликс. — Давай сдвинем лбы.

— Давай! — немедленно согласился Витька. — Про Марсель я знаю, что там был прокол между восемнадцатым и прошлым веком. Но, чем сидеть тут, как рак на мели, я бы лучше хоть в пятидесятые годы выполз…

Подумал и добавил:

— И стал собственным дедушкой…

— С тех пор одну я, братцы, имею в жизни цель — ах, как бы наконец добраться в этот сказочный Марсель! — неожиданно пропел Феликс. Трудно сказать, что больше поразило Витьку — мистическая уместность давней блатной песни или залихватская удаль Феликса, которая сверкнула в куплете — и тут же растаяла.

— А Лешка что говорил?

— Он вот что говорил — в Марселе есть петля, но она дрейфует. Он такими словами объяснял, что ни один профессор бы не понял.

— Она что — в море сдвинулась? — спросил, вспомнив гипотезу бывшего бармена, Витька.

— Черт ее знает. Он говорил — ему чуть ли не ты идею подсказал про дрейф во времени, и он уже пробовал ее посчитать…

— Ни хрена себе!

— Тихо ты, деда всполошишь.

Мельник еще не знал, что в сарае сидит гость.

— Так вот, Марсель. Там на окраине есть старый парк. В пятидесятые годы какая-то студентка сидела там на скамейке и увидела совсем другой пейзаж.

— А белое пятно было? — показал свою хронопрокольную грамотность Витька.

— У студентки спроси. Она видела похороны в восемнадцатом веке, и поэтому все подумали, что девочка переутомилась и заснула. Но потом выяснилось, что на месте парка действительно было кладбище. Кто-то нашелся, вроде твоего Фоменко с Вовчиком, стали разбираться. Они сообразили, что это петля — и знаешь что сделали? Пошли рейдом по сумасшедшим домам.

— Их там не оставили как особо ценные экземпляры? — живо вспомнив действующую модель мироздания, осведомился Витька.

— Нет, они нашли несколько мужиков, которые утверждали, что родились в тысяча семьсот затертом году. Они были безграмотные, но говорили такие вещи, каких ни в одной книге нет. То есть, там действительно петля. В восемнадцатом веке она заякорилась во второй половине, и в двадцатом тоже, очевидно, во второй половине.