Люциус Шепард - Отец камней

- Успокойтесь, - сказала она, - успокойтесь. Это всего лишь наваждение.

- Наваждение?! - Коррогли, сердце которого все еще бешено колотилось, обернулся. Каморка была пуста. Только сейчас он осознал, что боль утихла, а раны и кровь исчезли. Дженис подобрала шкатулку, поднесла к уху и встряхнула.

- Там вроде что-то твердое. Не бумаги.

- Больше тут ничего нет, - буркнул Коррогли, забирая у женщины шкатулку. - Пошли отсюда!

Он слез с кровати и направился было к двери, но потом оглянулся на Дженис. Та не спеша последовала его примеру. Коррогли хотел поторопить ее, но его внимание привлекло некое движение над головой дракона. В полированной чешуйке он различил отражение - свое и еще чье-то. Из глубины чешуйки медленно проступала фигура мужчины, лежащего на спине и облаченного в мантию чародея. Сперва Коррогли решил, что видит Земейля, ибо мужчина, крючконосый и смуглый, сильно напоминал наружностью совратителя Мириэль. Однако затем он заметил, что человек в зеркале стар, стар до дряхлости, а в его глазницах сверкают нити зелено-голубых огоньков. Секунду спустя видение растаяло, но оно было настолько правдоподобным, что Коррогли попросту не смел отвести взгляд от чешуйки, уверенный, что наблюдал лишь часть сообщения. Дженис потянула его за рукав, и он вспомнил, где находится и что им угрожает. Вдвоем они вышли в коридор и зашагали на цыпочках к двери. На улице задувал ветер, раскачивая кустарники и ветки деревьев. После тишины, что царила в здании, вой ветра и рокот прибоя оглушили Коррогли, и он позволил Дженис, на которую, похоже, ничто не действовало, вести себя к воротам. Они проделали примерно половину пути, когда Дженис внезапно остановилась и наклонила голову.

- Кто-то идет, - сказала она.

- Я ничего не слышу, - отозвался Коррогли. Но она потащила его обратно, туда, откуда они пришли, и он не стал сопротивляться.

- У храма есть задние ворота, - проговорила она. - От них рукой подать до моря. Если мы разойдемся, двигайтесь вдоль берега на запад и прячьтесь в дюнах.

Коррогли поспешил за ней, крепко прижимая к груди драгоценную шкатулку. Достигнув поворота, он обернулся посмотреть, не видно ли врагов, и готов был поклясться, что различил темные фигуры в капюшонах. Чтобы достичь задних ворот, им потребовалось меньше минуты, еще несколько секунд ушло у Дженис на то, чтобы справиться с засовом, и вот под их ногами заскрипел песок, и они двинулись прочь от Эйлерз-Пойнта. Посеребренных лунным светом волн можно было не опасаться, поскольку продолжался отлив. Коррогли радовался тому, что храм остался позади; он был скорее сбит с толку, чем напуган, и подумал, что Дженис скорее всего послышалось, будто кто-то их преследует, и никаких фигур в плащах с капюшонами на самом деле не было. Он бежал легко и свободно, ощущая, как сила, которой каким-то образом лишил его храм, снова вливается в тело. Скоро он начал обгонять Дженис. Когда он остановился, чтобы подождать ее, она махнула рукой: дескать, не жди; разглядев выражение ее лица, Коррогли охотно подчинился. Взобравшись на склон холма, который с другой стороны полого спускался к морю, он услышал за спиной сдавленный крик и обернулся: Дженис застыла на краю утеса, ухватившись рукой за торчавшую из груди рукоять кинжала. Ветер сорвал с нее платок, растрепал волосы; она пошатнулась и упала с обрыва.

Все произошло так неожиданно, что Коррогли с трудом верил собственным глазам, однако мгновение спустя ветер донес до него чей-то крик, и он опрометью кинулся бежать по тропинке. Уже почти внизу он споткнулся и проделал остаток пути кувырком. У подножия холма Коррогли вспомнил, что советовала ему Дженис, стиснул обеими руками выроненную было шкатулку и устремился к дюнам, которые возвышались соляными глыбами над узкой полоской горчичного цвета песка. К тому времени, когда он добрался до них, сердце у него стучало так, будто норовило выпрыгнуть из груди. Немного передохнув, он осмотрелся, задержав взгляд на темных распадках между выбеленными луной холмами за спиной, и побежал дальше. Ноги у него заплетались, он спотыкался о корни деревьев, падал, вставал и снова падал, и наконец, утомленный до изнеможения, он забрался в какую-то лощину, зарылся в песок и набросал сверху палой листвы. Некоторое время слышался только вой ветра да неумолчный рокот прибоя. Луну мало-помалу заволакивали облака, края которых серебрились в ее свете. Коррогли мысленно молил их затянуть небо и укрыть землю темнотой. Минут через десять раздался крик, мгновение спустя ему ответил другой. Слов Коррогли не разобрал, но ему показалось, что возгласы выражают удивление и раздражение. Он закопался с головой в листву и пообещал Господу исправиться во всем, даже в мелочах, лишь бы пережить эту ночь.

Постепенно крики утихли, но Коррогли не отваживался выбраться из своего убежища. Он лежал и глядел на облака: ветер ослабел, и теперь они не мчались по небосводу, а проплывали мимо луны этакими огромными голубыми галеонами, или континентами, или вообще чем угодно. Например, драконами, громадными тушами, вернее, одной колоссальной облачной тушей с одним-единственным серебряным зрачком; да, дракон разлегся на все небо, его чешуйки сверкают точно звезды, и он высматривает Эдама Коррогли, наблюдает за ним, следит за своей перепуганной жертвой. На глазах Коррогли небесный дракон взмыл в вышину, перевернулся в воздухе, распался на кусочки, которые образовали узор, поглотивший адвоката, заперевший его в себе, как беса в пентаграмме, и погрузивший в тяжелый сон.

На рассвете пошел дождь, который, впрочем, быстро прекратился. Облака отступили к горизонту, где и клубились клочьями мыльной пены. Голова Коррогли раскалывалась, словно он пил всю ночь напролет; он чувствовал себя грязным как снаружи, так и изнутри. Оглядевшись, он увидел холмы, травянистую равнину, неспокойное море и чаек над волнами. Поудобнее устраиваясь на песке, чтобы собраться с силами перед возвращением в город, он вспомнил о шкатулке. Та оказалась не заперта. Должно быть, подумалось Коррогли, Земейль полагался на наваждения и считал, что они отпугнут излишне любопытных. Он осторожно приоткрыл шкатулку, опасаясь каких-либо колдовских штучек, но ничего не случилось. Внутри лежал переплетенный в кожу дневник. Коррогли перелистал его, порой бегло прочитывая ту или иную запись, и понял, что дело выиграно. Однако он не испытывал ни радости, ни удовлетворения - быть может, потому, что до сих пор не знал, верит ли он Лемосу, или потому, что ему следовало догадаться обо всем гораздо раньше: ведь Кирин дала ему ключ к разгадке, а он пренебрег ее подарком. Может статься, гибель Кирин и Дженис притупила его восприятие. Может... Он невесело засмеялся. Что толку ломать себе голову? Сейчас ему нужны ванна, сон и еда. Потом, вполне возможно, мир вернется в привычную колею. Однако, говоря откровенно, Коррогли в этом сомневался.