Евгений Торопов - В мире хищных зверей

- Товарищ лейтенант, так ведь на то и Тупик, что тысячи раз собирались и ничего не смогли решить. Дело в том, что из миллиардов людей, по сути, ни один не знает чего он хочет и чего он будет хотеть в течение своей жизни. В этом дело. Вот даже если к любому подослать психолога, а тот задушевно так спросит: "Скажи мне четко чего ты хочешь, только существенное, а не облепившую тебя житейскую шелуху". Человек покопается в душе - а ведь он и раньше там копался - и четко назвать только что из шелухи сможет, а под шелухой плита. Он ее ни откусить, ни проломить, ни вытащить - что за плита не знает. Мечется. Всю жизнь каждый мечется: и молодой в неведении, и старик мудрец в неведении - подвижки-то никакой. Вся разница только в том что к старости люди костенеют, если не предаются упражнениям, а плита как была, так плитой и остается.

Поэт оторвался от своей трубы.

- Возможно, это и имеет место для ищущего человека, а слабый, или наглый, или ловкач закрывается обеими ладошками от метаний и устремляет взгляд сразу на практику и говорит: " Вот мне так и так по необходимости дана задача прожить жизнь. А пусть будет неважно кто я и где я, главное поцепче ухватиться, пошире расставить ноги и прожить как можно легче, с меньшими потерями, страданиями, терзаниями, а возможно даже и с наслаждением.

- Представьте, - вдруг подал голос Егор, - что мы, играючи, строим из песка городок и садим туда тараканов. Мы наблюдаем за теми, кто помогает нам - неторопливо ползает взад-вперед. А того жука, который все пытается выкарабкаться по стене - вот непонятливый! - мы терпеливо сталкиваем вниз. Того одного, который мечется. За редким исключением, правда, мы вдруг смилостивимся и отбрасываем его в траву, беря за туловище или лапку, или мы отвлекаемся, и он успевает убежать сам - тогда он навечно вычеркивается из игры.

- Странная эта штука - жизнь!

- Ненавижу тех тараканов, которые там остаются сидеть. Тех, кто хочет легко прожить жизнь, прогибаясь под обстоятельствами, - сказал Поэт. - Всю жизнь против них бьюсь. Никогда не поверю, что невозможно всем сплотиться, блин, и устроить на земле приличную атмосферу для жития. Для ВСЕХ. Многое ведь от отношений зависит и от душевности. Чтобы каждый пообещал жить так-то и так-то и всю жизнь с охотой выполнял обещанное. А то тычемся как слепые котята в разные стороны в зависимости от настроения. Нет, точно говорю, своим ходом идти к идеалу слишком долго. Надо скачком, надо всем одновременно.

- Ты хочешь, - сердито кинул радист, - я понял, чтобы остались одни сильные? Но среди любых сильных всегда будут свои слабые. Причем слабые скорее хотят чтобы не было сильных, чем самим сделаться равными им.

- Лично я не хочу быть слабым, - сказал Поэт. - И я не умру. Пусть они дохнут, а я все сделаю для того, чтобы выжить. Потому что то, что я копошусь - для них страдание и приближает их к свету и истине, но они многое - не все, конечно, - но многое отдали бы за то, чтобы меня вообще не было, а их оставили в покое. Но я буду жить и буду копошиться.

Поэт откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Внезапно оказалось, что в землянке довольно холодно. По полу несло стужей.

- Перестаньте мозги выкручивать, - приказал лейтенант. - Правильное решение всегда красиво и просто. А раз не дотопали, то и воюем себе. И еще тысячу лет воевать будем.

Поэт, пошатываясь, встал и упал на койку.

- Знобит чего-то. Я посплю, товарищ лейтенант, не могу. Будите чуть что, - сказал он и укрылся грубой серой шинелью.

- Что ж раньше-то не сказал. Да спи уж. Рядовой Егор, вскипятите ему чаю.

Напоили кипятком и тогда только Поэт тревожно уснул. Его сильно морозило, почти колотило, он ворочался, поджимал ноги, втаскивал под себя края одеяла.

А и Егору уже надоел этот мир. Пора было уходить - да куда уйдешь!

Он снова выглянул из землянки и по градуснику отметил похолодание еще на три деления. Повалил снег - густыми хлопьями и земля пригревала его на своей остывающей, но еще теплой груди. Далеко со стороны деревни хлопали редкие выстрелы. Все небо и горизонт были задернуты плотным снежным туманом, который прикрывал и невидимого теперь противника.

- Егор! - выкрикнул из блиндажа лейтенант Мога. - Я разговаривал с командующим Мятовского форта, они подобрали перебежчика и тот предупреждает о готовящемся наступлении по всему фронту, намечаемом на семь часов утра завтра. Предваряющий атаку час будет использован на артподготовку. Адъютант Малыш, предупредите об этой акции командиров второй, третьей и четвертой рот. Идите... Сержант Паблиус, соедините меня с секретарем Генштаба Правительственной Обороны...

Егор выскочил в сумеречную холодрыгу и побежал по рву, втянув ладошки под обшлаги шинели. На неприкрытую ничем его пепельную шевелюру торопливо оседали снежинки. Где-то в тропосфере натягивались последние метры плотной шторины и внезапно стало темно, как в захлопнутом сундуке, а поток сыплющегося снега быстро увеличивался. Уши и нос чуть-чуть не отваливались и, наверное, стали белее снега.

Когда он прибежал обратно в штабную, лейтенанта не было - ушел проверить посты. Поэт сипло храпел, а радист сказал ему:

- Ты, Егор, тоже ложился бы, завтра встаем в четыре утра.

Егор расправил раскладушку и лег.

- Скорей бы уж кончилась эта неразбериха, - зевнул он.

- Не знаю, - буркнул радист. - Тупик - это неспроста. У большой машины опять где-то отвинтилась гайка. А я подумал, все знаешь из-за чего? Золотое Правило гласит: выигрываешь в важном, проигрываешь в не менее значительном. И если природа выбирает господство множественности экземпляров: трав, деревьев, молекул, людей и этим замечательно прикрывает большие бреши в устройстве мира, ну, скажем, воспроизводство компонентов мира становится дешевым, а приходящему в мир новичку достаточно легко привыкать к жизни, а значит получались и гибкость и устойчивость мира, и запас прочности. Но зато когда, например, людей невообразимо много, то к каждому в отдельности интерес остается маленький, вот и терзаются люди своей незначительностью. А ведь надо всего лишь... Надо чтобы каждый человек чем-нибудь очень отличался от остальных - полезным или необычным, тогда бы он чувствовал большее внимание со стороны других к себе, а следовательно имел большую ответственность. Вот чего - ответственности у людей нет, оттого что привыкают они быть маленькими. И прячутся вечно за кусты и спины.

Егор мерзло поежился и в который раз зевнул.

- А то учинили абсурд. Война! Война науки с искусством, реальности с вымыслом, безобразной правды с художественно обоснованной ложью.

Радист замолчал и скоро Егор уснул. Ему снились детские парки и аттракционы: летающие качели, визжащие карусели, комнаты радостного ужаса, возносящее над миром Чертово Колесо, смех, веселье и сотни, сотни счастливых мордашек.