Алекс Норк - Еще не вечер

— И неоспоримо, что именно в Черном лесу?

— Оспоримо, конечно, не так очевидно, как с тем несчастным ребенком. Однако с большим подозреньем на Черный лес.

А про загадочный Институт и его сотрудников пошло совсем интересно, причем информацию генерал получил в свое время от старых сотрудников прокуратуры, работавших в те предвоенные годы.

— Барченко Александр Васильевич, Бокий Глеб Иванович — ты имена эти, думаю, знаешь?

Виктор знал про Особый отдел в ЧК, а затем в НКВД, который возглавлял Глеб Бокий, и про то, что чекист Бокий и ученый Барченко занимались паранормальными явлениями, точнее — руководили этим процессом, а покровительствовал поначалу всему странному для коммунистического материализма делу сам Дзержинский. И после него руководство НКВД считало направление деятельности актуальным, пока Сталин не уничтожил в короткие сроки и сам отдел, и всё почти тогдашнее НКВДэшное руководство. Бокий, к тому же, происходил из числа революционеров первого ряда, его ценил Ленин. Очень по-разному освещала эту фигуру современная политизированная история, но вот факт — Бокий, в бытность его председателем ЧК Петрограда, сдерживал и даже публично одергивал кровожадного психопата Зиновьева — первого секретаря РКПб Петрограда, то есть хозяина города и начальника по партийной линии самого Глеба Бокия. Бокия расстреляли в 37-м, и довольно скоро после ареста. Барченко же допрашивали и пытали значительно дольше.

— Институт этот, Витя, Бокий сформировал в 34-м году как филиал Московского института мозга, где Барченко уже трудился почти десять лет. Обрати внимание, 34-й — это год после сталинской коллективизации и первых крупных процессов с расстрельными приговорами.

— Шахтинское дело, троцкистские заговоры? Бокий стал подозревать, что развернется массовый террор в ближайшие годы?

— Несомненно. И не только подозревать. Они с Барченко могли знать кое-что из будущего.

Генерал сделал паузу и взглянул на Виктора с легкой иронией.

— Что удивляешься? Я вот перед твоим приходом стою у окна и с удобной позиции многое вижу — что с людьми произойдет через несколько секунд, но чего они пока не знают. По мелочи, да. — Он вдруг дернул щекой, по лицу прошла мрачная тень. — Один раз не по мелочи: вижу, по переулку мчится мотоциклист и вырулить хочет на центральную, вот под окнами, улицу. Перед ним на дороге пусто, но на подходе две машины на скорости восемьдесят, парня на повороте выносит…

— Со смертельным?

— Да. И заметь, знание будущего не всегда позволяет на него повлиять.

Пример показался Виктору неожиданно интересным, он соглашаясь, кивнул.

— А теперь давай вспомним: до уничтожения Сталиным Бокия, Барченко и их исследовательской системы разные руководители ОГПУ, а позже НКВД, не трогали Особый отдел, — он начал загибать пальцы: — Дзержинский, Менжинский, Ягода, их замы… Они, что, могли годами держать и оплачивать людей, у которых не было серьезных результатов?

— Но каких результатов?

— Неизвестно. Однако большие усилия прилагались нашими марксистами-материалистами к «другому», так сказать миру. Блюмкин вот, на Тибете вел разведывательную работу.

— Это я знаю.

— А про Рериха знаешь?

— Тоже на этом поприще?

— Тоже. Они с Блюмкиным, кстати сказать, находились в оперативном контакте. Еще кофе желаешь?

— Нет, спасибо. А про Институт в Черном лесу что-нибудь еще известно?

Оказалось — самое интересное впереди.

Владимир, одолев уже две трети пути из мэрии обратно в прокуратуру, вспомнил — шеф просил узнать про китайские рестораны в городе, а известный ему — рядом как раз, на параллельной улице. Там наверняка знают про своих коллег, если таковые в городе существуют.

Владимир свернул в переулок и уже через пару минут подошел к тому самому ресторану.

Два красных дракона над входом уставились друг на друга, вечером они ярко подсвечены и даже переливаются; он много раз проходил мимо, но не был внутри.

Двери разъехались — холл, пестро украшенный восточной атрибутикой, дальше за бамбуковой драпировкой вход в ресторанный зал, охранник вежливо с ним поздоровался и уважительно взглянул на погоны, вышел какой-то китаёз в белом шелковом кимоно, проговорил без сильного акцента, что здесь Владимиру очень рады. Он понял вдруг — приходить единственно с вопросом о конкурентах очень малоприлично.

Пройти за столик и заказать что-нибудь?

Нет, можно опоздать к приезду шефа. Да и непонятно, в какую сумму оно обернется.

Решение вынырнуло неизвестно откуда:

— Хотел узнать, можно ли заказать ужин на дом на шестерых человек? Но чтобы дома только блюда разогреть?

— Можно, господин капитан, — обрадовался китаёз и продолжил на хорошем русском: — У нас вице-мэр регулярно заказывает, другие уважаемые люди. Будете очень довольны, наши специалисты заказ привезут и сервируют стол, если вам будет угодно. Эта дополнительная услуга клиентами не оплачивается.

— Очень хорошо. Я могу взять с собой ваше меню? Мероприятие будет только через неделю.

Его попросили подождать несколько секунд, китаёз исчез за качнувшимися бамбуковыми палочками, а Владимир, излучив добродушие, обратился к охраннику:

— Молодцы! Вы ведь единственный китайский ресторан в городе?

— Единственный, — уверенно подтвердил тот.

— Филиал надо открывать.

Когда он свернул от ресторана назад в переулок, в сторону своей прокуратуры, его скоро нагнал человек лет сорока с чем-нибудь — лицо приятное, вид аккуратный; представился охранником ресторана — он только вот коллеге сдал смену. А дальше поспешно сообщил, что может быть полезен прокуратуре, но только здесь его кто-то из работников ресторана увидеть может. Виктор сразу пригласил встретиться вечером в одной удобной забегаловке, он придет туда в штатском.

Ехали назад не так быстро — транспорт прибавился. Прокурор велел «поосторожней с обгонами» и, перестав следить за дорогой, вернулся мыслями к случившемуся сейчас разговору.

К середине лета 34-го года центральное здание барской усадьбы переоборудовали под Институт, а жилые помещения расположили в двух флигелях. Территорию обнесли забором с колючей проволокой поверху, охрану на входе обеспечивало местное отделение НКВД. Сотрудники могли выходить в город, однако делали это редко, и начальство городское знало только директора Института — молодого еще человека, но уже с высокими научными званиями.

Бойцы караульной службы пробалтывались иногда про творящиеся внутри непонятные и страшноватые вещи. Много раз видели — и даже слегка привыкли — фиолетовое свечение над крышей главного здания, какие-то внутри него прозрачные шли потоки. Хуже было с появлявшимися иногда бестелесными силуэтами, которые тихо блуждали, хотя и без попыток приблизиться; скоро, правда, выходил из здания сотрудник, делал что-то, и силуэт исчезал; случались и другие пугающие «чертовщинки». А через пару лет эксперименты непонятного смысла стали проводить в очень большой военной палатке, типа штабной, которая ставилась в центре свободного внутри от построек пространства. Охранников на это время предупреждали, чтобы сидели в своей каптерке у проходной и не высовывались. Предупреждали не зря: нечто вихреобразное гудело и сотрясало воздух, а несколько раз, по всяким косвенным признакам, случалось там нечто совсем и непредвиденное, и у сотрудников на время мрачнели лица.