Виталий Забирко - Космический хищник (Путевые записки эстет-энтомолога)

Пока все шло по моему плану. Зная, что млечник не покинет тела Тхэна среди дня — его энергетическая структура не переносила потока фотонов, — я спокойно занялся своими делами. Свернул с глаз долой палатку, чтобы не вводила меня в искушение, а вместо нее поставил тент. Затем, решив все-таки установить последнюю гильзу пространственной свертки, вскинул на плечо рюкзак и предложил Тхэну сопровождать меня.

К моему удивлению, он отказался. Точнее, никак не отреагировал на мои слова, продолжая неподвижно сидеть на земле. Боясь оставить его вне поля зрения, я решил, что ничего страшного не произойдет, если вкопаю последнюю гильзу неподалеку от лагеря. Правда, тогда при включении ловушки вокруг лагеря могла образоваться искаженная сфера свернутого пространства с несколько измененными физическими параметрами, но я надеялся, что степень искажения из-за одной неправильно установленной гильзы будет несущественной.

Я начал копать яму на берегу метрах в тридцати от лагеря, и тут Тхэн впервые после припадка проявил интерес к моему занятию. Он встал с земли, проковылял ко мне, нагнулся к рюкзаку и, вынув оттуда гильзу, долго ее рассматривал. А когда я установил гильзу и ввернул в нее активатор, протянул руку к мигающему огоньку.

— А вот это — не трогать! — приказал я и направил на Тхэна парализатор.

Тхэн посмотрел на меня долгим неподвижным взглядом, а затем, повинуясь, вернулся в лагерь и вновь уселся на землю.

Полдня я, тщательно и не торопясь, упаковывал экспедиционное снаряжение в тюки. Аккуратность и скрупулезность — одни из основных черт моего характера. Кроме того, неспешная работа отвлекала и успокаивала возбужденную нервную систему. Я чувствовал, что сегодня вечером все должно решиться. Или — или. Или я поймаю млечника, или…

Зато Тхэн стал проявлять признаки беспокойства. Он уже не столь пристально следил за мной. Вставал, снова садился, нервно прохаживался по берегу, поглядывал на реку, но больше, задирая голову, — на небо. И мне казалось, что в его безразличных глазах появилась тоска. Пустой, лишенный сознания мозг пиренита не давал млечнику пищи. Психо-фаг метался в нервной системе Тхэна, как в западне.

Нервы пошаливали и у меня, хоть я и выпил с водой лошадиную дозу тонизатора. Упаковав практически все снаряжение, кроме светильника автоматического сачка, я забрался под тент, но находиться там без дела не смог. Еще задолго до наступления вечера вылез из-под тента и попытался приготовить ужин. Но, как всегда бывает перед каким-нибудь ответственным делом, что-то случается. Мизерное, незначительное, словно специально происходящее для того, чтобы вывести человека из равновесия. По принципу ложки дегтя в бочке меда.

Моя СВЧ-печь отказалась работать. Полчаса я потратил на то, чтобы выяснить причину неисправности, но так и не понял, в чем дело. Зато вспомнил, что млечник относится к СВЧ-излучению точно так же, как к потоку фотонов. И хотя печь была экранирована, видимо, она все-таки досаждала психофагу, так как в простую поломку я не верил.

Попытавшись настроиться на философский лад — чему быть, тому не миновать, — я развел костер, повесил над ним чайник и поужинал консервами. Тхэн есть отказался — понятно, не та пища нужна млечнику, а на физиологические потребности материальной оболочки, в которой он находился, ему было наплевать. Впрочем, в прямом смысле слова он вряд ли умел это делать.

Вода в чайнике никак не хотела закипать. То ли я слишком высоко повесил его над огнем, то ли просто не умел разводить костер. Но спешить мне было некуда, и я терпеливо сидел у костра, изредка подбрасывая в огонь сухие ветки. Главное сейчас — сохранять спокойствие. Ибо, следуя теории невезения, за ложкой дегтя в бочке меда непременно следовало падение бутерброда маслом вниз. Хотя я всегда относился к последней сентенции с некоторым предубеждением: скажите, пожалуйста, кто будет есть бутерброд, даже если он упадет на землю маслом вверх?

Вода закипела с наступлением сумерек, когда я, наконец, не жалея, подбросил в огонь большую охапку хвороста. Совершенно неожиданно в лагерь вернулись долгоносы. Ноги у них подкашивались; они жалобно скулили и жались поближе к костру. На спине у одного долгоноса я заметил глубокие борозды от когтей тигра. Только долгоносое мне сейчас и не хватало! Я швырнул в них горящей головней, долгоносы шарахнулись в сторону, но далеко не ушли.

Осторожно прихлебывая из кружки горячий чай, я проводил взглядом быстрый экваториальный закат Пирены. С наступлением вечера Тхэн успокоился, сел на землю, а когда на небе высыпали звезды, наконец открыл рот.

— Господин Бугой, — спросил он неожиданно хорошо поставленным голосом, — так как вы все-таки собираетесь изловить млечника?

Сердце екнуло, но я не подал вида. Транслингатор молчал — Тхэн говорил на чистейшем интерлинге, позаимствовав лексику у дикторов Галактического вещания.

Я отхлебнул из кружки и лишь тогда сказал:

— Вопрос поставлен неверно. В нем две ошибки. Первая — не как я его собираюсь изловить, а на что.

— Хорошо, — согласился Тхэн. — На что вы собираетесь ловить млечника?

— На его гипертрофированное чувство самосохранения, — как можно более самодовольно заявил я. Только откровенная, неприкрытая наглость могла мне сейчас помочь. — Стоило только объявить по Галактическому вещанию цель моей экспедиции, как млечник тут же заинтересовался моей персоной и последовал за мной.

Некоторое время Тхэн молчал, переваривая мои слова. Затем тем же ровным дикторским голосом поинтересовался:

— А в чем же состоит вторая ошибка в моем вопросе?

Я искренне рассмеялся. Надеюсь, искренность у меня получилась натуральная.

— Ты построил фразу «собираетесь изловить» в будущем времени, а нужно — в прошедшем. Млечника я уже поймал, — проговорил я с расстановкой. — Когда млечник понял, что проникнуть в мою психику ему не по силам, он атаковал моего проводника. Откуда млечнику было знать, что пирениты — единственные в Галактике гуманоиды, которые полностью владеют своей психикой, и что они предпочтут убить свое сознание, лишь бы не отдать его на съедение тебе, Papilio galaktikosl

На этот раз млечник замолчал надолго. Но когда он вновь заговорил, голос его звучал по-прежнему ровно и спокойно.

— Вы извратили мой вопрос так, как вам это выгодно. Я же хотел узнать только то, что спросил. Что ж, в логике ему не откажешь. Здесь он прав.

— Ну и что? — нагло заявил я.

— А то, что, пока я в этом теле, вам меня не достать.

— А куда ты денешься? — фыркнул я. — Выйдешь из тела как миленький! Ни один абориген не пустит тебя к себе в сознание. Далековато ты от них, да и силы твои на исходе. Они просто отшвырнут тебя, как котенка, и ты снова очутишься в теле Тхэна. Да и будь ты в полной силе, на таком расстоянии они успели бы убить не только свое сознание, но и тело, чтобы ты не смог найти в нем временного пристанища. Как это сделал вчера Колдун хакусинов. А единственный гуманоид на Пирене, в психике которого ты мог бы восстановить свои силы, находится чересчур далеко отсюда, чуть ли не на другой стороне планеты.