Евгений Федоровский - Пятеро в одной корзине

По тому, как развивалась облачность, мы могли судить, что находимся на температурной границе двух областей.

Артур не исключал, что встретимся мы и с туманами. Они бывают двух типов: туманы адвекции, которые образуются от горизонтального движения воздуха, обычно теплого над холодным, и туманы радиации, вызываемые выделением тепла в пространство, они возникают иногда тихой ночью и стелятся низко над землей, напоминая разлившееся по низинам море.

Было ясно, что, помимо туманов, не избежать нам и гроз, смерчей, обледенения - самых страшных для полетов явлений. Самолет, изменив курс, обойдет их, а мы уйти не сможем и потому попадем в плен этих стихий, подобно пушинке одуванчика, подхваченной ветром.

Да Артур и не собирался их обходить. Для него чем страшнее непогода, тем лучше - больше можно собрать метеорологических данных, которых не получить ни со спутников, ни с ракет, ни с самолетов. Аэростат как бы добровольно летел в котел гигантской погодной кашеварки, не обгоняя ветер, не отставая от него. Наш ученый командир неутомимо следил за самописцами, заносил в журнал показания температуры, давления, влажности воздуха, брал пробы для определения содержания пыли в атмосфере. Его занимало, к примеру, под действием каких причин изменялись свойства воздушных масс с высотой, каким образом менялась температура, которая в конечном счете определяла направление и скорость воздушных потоков.

Ближе к шестикилометровой высоте подъем стал замедляться. Аэростат приближался к рассчитанной еще на земле зоне равновесия. Стрелка вариометра осталась на нуле. Подъемная сила уравнялась с окружающей атмосферой. Если клапаном стравить немного газа, мы начнем снижаться. Иначе говоря, вес всего сооружения стал бы больше вытесненного им воздуха.

- Держись пока на этой высоте, - сказал Артур Сенечке.

Я взглянул на бортовые часы. С момента взлета прошло более пяти часов. В пятнадцать надо определить точное местонахождение аэростата. Но прежде придется заставить всех пообедать. Есть никому не хотелось. Начинала побаливать голова. Легкие с трудом втягивали разреженный воздух. В нем было мало кислорода. Нужно было время, чтобы организм привык к высоте.

Вся земля была закрыта облаками. Нечего было надеяться, чтобы найти просвет и увидеть внизу какой-нибудь приметный ориентир. Путь на карте мы определяли методом счисления довольно изнурительным занятием, именуемым штурманской прокладкой пути. Здесь учитывались и магнитные склонения, и направление ветра, его сила на разных высотах, и собственная скорость, и девиация4... Но как бы скрупулезно мы ни выполняли расчеты, все равно не могли с уверенностью назвать точку, над которой сейчас находились. Время от времени мне требовалось настраиваться на радиомаяки, засекать по компасу направление, прокладывать курс на карте.

Когда в пятнадцать часов я проделал эти манипуляции, то понял, что в счислении ошибся километров на полтораста. Аэростат несло к югу. А это никак не входило в наши планы. Нас больше бы устроил западный ветер, чтобы он вынес аэростат, скажем, в Сибирь или на Дальний Восток. А северный ветер домчит до Кавказа или Черного моря - и хочешь не хочешь, но заставит садиться.

С набором высоты дышалось все труднее и труднее. Начинался кислородный голод. Но это было еще полбеды. Постепенно стал донимать холод. Несмотря на теплую одежду, унты, меховые перчатки, мороз пробирал до костей. Двигаться мы не могли - в корзине не разбежишься. Никаких нагревательных приборов у нас не было. Не могло быть и речи о каком-либо источнике тепла, связанном с огнем. Мы ведь "висели" на бочке с порохом. Чиркни спичку - и водород, газ вроде бы совсем безобидный, рванет с силой однотонной фугаски. Горячий чай в термосах согревал на несколько минут, потом зубы снова начинали выстукивать морзянку

- А если залезть в спальные мешки? - предложил Артур.

- А как работать?

- Так не с головой, только наполовину.

Я откинул брезент, чтобы достать спальники. Митька с тоскующим взглядом сидел в одной стороне. Прошка - в другой. Значит, и собаке и котенку тоже было плохо. В отличие от нас, людей, которые с бедой, болезнью, несчастьем идут к другим людям за помощью или объединяются, животные переносят напасть в одиночку. Почему так распорядилась природа - непонятно. Видимо, среди меньших наших существует жестокий и по-своему справедливый закон - не перекладывать свои болячки на других. Когда им становится плохо, они забиваются куда-нибудь в глушь и умирают без свидетелей.

- Митька... - Артур погладил пса по спине, но тот не вильнул хвостом, не отозвался на ласку.

Я положил перед носом кусок колбасы. Собака, вздохнув, отвернулась.

- Отдаю свой мешок Митьке, - объявил сердобольный Артур.

- К чему такая жертва? - отозвался Сенечка. - Про запас я захватил меховую куртку. Давайте его одевать!

Митька не сопротивлялся. Передние лапы мы просунули в рукава, а поскольку куртка оказалась широка, то полы зашили на спине крупными стежками. Прошку я просто засунул за пазуху. Котенок пригрелся и затих.

Мы сняли с себя парашюты, в спальниках проделали дыры для рук, залезли в мешки, застегнулись наглухо замками-молниями. Не дай-то бог, если что случится с аэростатом и нам срочно придется спасаться на парашютах. Запеленатые, точно куколки, вряд ли мы сумеем вылезти из мешков, надеть парашюты и раскрыть их на безопасном расстоянии от земли... Но как бы страшно ни было пребывать в таком одеянии, перспектива замерзнуть была страшнее. Из двух зол мы выбрали меньшее.

К вечеру газ в оболочке начал охлаждаться. Шар пошел вниз. Сенечка не стал его удерживать на высоте. Отсчитывая через тридцать секунд показания барометра, он вычислял скорость спуска. Она составила 2,5 метра в секунду. То же самое показал вариометр. Стало быть, прибор исправно нес свою службу.

Артур замерил мощность облачности от верхней границы до нижней. Вышло более полутора тысяч метров. Температура от минус двадцати четырех подскочила до плюс восемнадцати.

Земля открылась морем огней. Если прибавить чуть-чуть воображения, огни рисовались в форме гигантской трехпалой лапы. Так выглядела с высоты Тула. Мир сразу наполнился звуками - гудками машин, звоном трамваев, грохотом работающих заводов. Где-то слышалась музыка. В паутине освещенных улиц и переулков мы рассмотрели яркий пятак танцплощадки. Звуки долетали до нас так четко, что мы слышали даже возбужденный гул молодой толпы. Аэростат же на черном фоне неба был почти невидим.

Медленно проплыла танцевальная палуба, набитая людьми, потом угол заросшего парка, старинная кладбищенская ограда и полуразрушенная часовня...