Олег Горн - Петля времени. Сборник

Голова раскалывалась от боли. Ныли растянутые мышцы.

Прямо перед глазами он увидел свою руку с содранной на предплечье кожей.

Она в неестественном положении была прижата к груди сдвинувшимся с места контейнером.

Алон попытался осторожно повернуть голову, пошевелить пальцами. Потом согнул и разогнул свободную руку, подвигал ногами. Кости, кажется, были целы.

Сколько времени прошло с момента приземления, Алон определить не мог.

Часы на приборной панели были разбиты, а наручные сорваны все тем же контейнером. По высоте солнца можно было понять, что прошло несколько часов.

Горячий сухой воздух поступал через разбитое стекло кабины. Это сейчас было на руку, потому что открыть покореженный колпак было бы невозможно.

Нестерпимо хотелось пить...

И тревога! С первого же момента, как только он очнулся, — все та же гнетущая тревога. Желание бежать, идти, ползти как можно дальше от этого места. От темнеющих в сотнях метров отсюда каменных уступов с их спасительной тенью...

Алон попытался отстегнуть ремни свободной рукой. Когда это удалось, он отжался от раскаленной панели и освободил поврежденную руку. Рука двигалась.

Он оглядел разгромленную кабину. С облегчением обнаружил свою дорожную сумку. Зацепившись ремнем, она свисала из багажного контейнера. В сумке находилось теперь самое ценное: взятые в дорогу сэндвичи, немного фруктов и две пластиковые бутылки с водой.

Алон бережно отцепил сумку и убедился, что ее содержимое не пострадало.

Он жадно припал к горлышку бутылки. Сделав несколько глотков, тщательно завинтил пробку. Воду и еду теперь предстояло экономить.

Выбравшись через разбитый, раскаленный на солнце колпак кабины, Алон укрылся в тени крыла.

Итак, уцелеть ему удалось. Но положение было отчаянным. Надежды на то, что его найдут, почти не было. Он и сам-то плохо представлял, где находится.

Оставалось надеяться на это самое "почти", и держаться как можно дольше.

Вокруг раскаленной сковородой лежала каменная пустыня. А невдалеке высились навевающие ужас, словно отталкивающие от себя горы.

Алон попытался отделаться от этого навалившегося на него, непонятно от чего происходящего, животного чувства.

Ведь только там сейчас оставалась та самая кроха надежды: на тень, на воду.

На что-то! И какая, собственно, объективная опасность могла скрываться на выжженных солнцем склонах, посреди безжизненной пустыни?!.

Но это ощущение отталкивания, неприятия было неподвластно его разуму.

Оно исходило извне. От этих гор. От неба над ними...

Тень от крыла и фюзеляжа постепенно ползла по камням, словно она и сама скрывалась под самолетом от палящего солнца. Алон перебирался вместе с ней. Эта тень служила для него теперь единственными часами. В томительном ожидании Алон следил за тем, как она постепенно удлиняется, обещая наступление вечера с его живительной прохладой. Что он нес с собой? Крушение или же оправдание призрачной надежды.

Солнце уменьшало свой накал и опускалось к горизонту.

Преодолевая боль в распухшей руке и во всем теле, Алон обследовал снаружи основательно поврежденный фюзеляж самолета. Снова забрался в кабину и извлек оттуда все, что хоть как-то могло пригодиться.

Он уложил сумку, приладил ее на спине и двинулся в сторону недвижно таинственных холмов.

Алон шел, преодолевая все возрастающее неотвязное желание развернуться и бежать в противоположном направлении. Одной рукой он опирался, словно на посох, на метровую металлическую тягу, снятую с самолета, а в другой зачем-то сжимал армейский нож.

Вечер не приносил долгожданного облегчения, — твердь возвращала накопленный за день жар.

Давали себя знать голод и жажда. За весь день Алон позволил себе съесть один сэндвич и выпить несколько глотков воды.

Двигаясь вдоль подножия, он выбрал место, где подъем казался более пологим.

Солнце висело уже низко над горизонтом. Алон, оступаясь и падая, торопился достигнуть вершины как можно скорее. Необходимо было в обманчивом вечернем освещении оглядеть оттуда окрестности и обследовать место.

Преодолев большую часть подъема, Алон неожиданно остановился.

Он стоял, тяжело дыша, и удивленно прислушивался к себе. Ощущение было таким, словно после беспрерывного давящего гнета он незаметно поднялся к долгожданной легкости и простору. Чувство отталкивания и страха, которое при приближении сюда неуклонно нарастало и довело его чуть ли не до паники, быстро ослабевало и сейчас полностью рассеялось.

Эта перемена была настолько ощутима, что Алон, забыв на время о приближающейся ночи, стал медленно, шаг за шагом, возвращаться назад. Он почувствовал, как вновь нарастает желание бежать прочь от неведомой опасности. Словно он пересекал невидимую границу, пролегающую между этими каменными откосами и остальным миром.

С усилием удержав себя от того, чтобы, потеряв самообладание, кинуться в сторону темнеющих вдалеке обломков самолета, Алон стал быстро взбираться по склону. Через короткое время он с облегчением отметил, что непонятный страх полностью покинул его.

Подъем становился все более пологим.

Когда Алон оказался на каменистом плато на вершине горы, солнце, блеснув последними лучами, скрывалось за гребнем соседнего холма.

Он постоял несколько минут, чтобы отдышаться. Огляделся.

Быстро надвигающиеся с востока сумерки поглощали долину, окруженную изломанными ниспадающими вниз склонами.

Седловины в горном кольце словно намечали выходы из нее на простор пустыни. Внизу, у самых подножий, были различимы темные проломы, словно заваленные входы в пещеры.

Ночь уже властно входила в права и укрывала пустыню своим черным, усыпанным звездами, покрывалом.

Алон оглядел тянущиеся во все стороны каменистые пространства и решил, не двигаясь отсюда, остановиться на ночлег. Завтра надо будет обследовать увиденные отсюда пещеры. Если это не мелкие гроты, то в них должны быть ходы, уходящие вглубь, и это окажется шансом найти воду.

Алон расчистил площадку, соорудил какое-то подобие лежанки и растянулся на хранящей тепло поверхности. Стоило голове коснуться подложенной под нее сумки, и он мгновенно заснул.

...Он ощутил, что проваливается в бездну.

Какое-то время, показавшееся ужасающе долгим, ему чудилось, что тело, словно в бесконечной воздушной яме, несется в падении, потеряв ориентацию.

Алон судорожно задергался, распахнул глаза. Он был не в состоянии разобрать, происходит это во сне или наяву.

Холодные пульсации онемили тело, проступили липким потом.