Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 1. Зима над миром. Огненная пора

— Разве тебя не разыскивали как беглого каторжника? — спросил Касиру.

— Я оказал услугу одному человеку, и он добился для меня помилования. Но не слишком ли я утомил вас своими похождениями?

— Ты говоришь, как образованный человек — более образованный, чем предполагает твоя история.

— Вы удивились бы, сколько свободного времени остается у солдата удачи — на чтение, на раздумье, на беседы с умными людьми, было бы желание. С такими людьми, как моя госпожа Дония. Я хотел бы послушать её.

— В другой раз, — сказала она и задумалась. — Завтра. Должно быть, тебе хочется пораньше лечь. А я, — беспокойно пошевелилась она, — снова чувствую себя, как в загоне. Хочу побыть одна. Завтра мы с тобой погуляем вдвоем, Джоссерек Деррэн.

— Погоди… — начал было Касиру. Она остановила его взглядом.

— Да, вдвоем. — Смысл невысказанных ею слов был ясен:

«Я справлюсь с ним. Если будет нужно, убью».

Несмотря на многонедельное воздержание, Джоссерек нашел Ори какой-то пресной. Ей он этого не сказал. Это было бы нечестно. Она Старалась, как умела. Все дело в том, что он не представлял себе, возможно ли было вот так же пожалеть Донию.

Глава 5

— Однажды, — сказала женщина из рода Хервар, — я видела Мерцающие Воды, которые вы зовете Материнским океаном. И не могу этого забыть.

— Как? — спросил киллимарайхиец. — Я считал, что вы — полностью сухопутный народ.

Он вспомнил карты, которые изучал. Они были чертовски неточными. Цивилизованный мир мало что знал об Андалине за пределами южной его полосы, заселенной рагидийцами и арваннетянами. На востоке от Свирепого океана до невысоких Идисских гор тянулись Дикие леса. А от них начинались равнины рогавиков, простираясь далеко на запад, за Становую, до самых Тантианских холмов — бескрайняя непаханая степь, лишь на севере ограниченная ледником.

— Мы ездим в чужие края торговать и ставить ловушки, — объяснила Дония. — За Тантианами лежит большое, открытое всем ветрам плоскогорье, на котором могут жить одни зайцы да койоты, а за ним высятся горы, Лунные Твердыни, скованные льдом. Но в них есть перевалы, а в предгорьях на той стороне в изобилии водятся бобер, норка, дикая кошка — и какая там высь, сила, огромность, говорящая тишина! Ночью там больше звезд, чем тьмы.

Джоссерек окинул её долгим взглядом. Что, она выходит наконец из своей брони?

Они ушли из дома утром, одевшись так, чтобы не привлекать внимания. После имперского вторжения в городе, помимо военных, появилось и много штатских рагидийцев. Джоссерек, в сандалиях на высокой подошве, длиннополом платье, подобранном, чтобы не мешать ходьбе, и с повязанным на шапку платком, скрывающим его стрижку и серьги, мог сойти за купца или чиновника из любого города Империи. Донию выдавали её светлые волосы, кожа и черты лица, но она, ухмыляясь, предстала перед ним (иначе не скажешь) в прозрачной тунике, многочисленных звенящих браслетах из меди и стекла и бесстыдно накрашенным ртом.

— Некоторые наши девушки, которые знают, что никогда не выйдут замуж, отправляются промышлять в арваннетские поселки вверх по реке, — объяснила она. — Иные добираются и до города, хотя не остаются там надолго. — Она помедлила. — Мы считаем, что это такой же честный промысел, как и любой другой, которым может заниматься безмужняя женщина. А южанам и в голову не приходит, что одинокая женщина может заниматься чем-то еще.

За исключением этого полу оправдания, она почти не говорила о себе. Подчиняясь её властному выбору, они направились не на юг, к Большой Арене и лучшим кварталам, а в обход центра. Она молчала почти все время, пока они пробирались по скользким шумным улочкам нищих Логовищ, среди Ножевых Братьев и мелких жуликов, живших за их счет и питавших собой их ряды, мимо слепых кирпичных громад.

Воровской квартал обрывался у Драгунского проезда, широкой улицы между Старым бастионом и Домом Совета, где патрули гражданской гвардии поддерживали порядок. Секор и Аранно сопровождали гостей во избежание нападений. Здесь Дония отправила их назад — у себя дома она, не иначе, так командует собаками.

Но как только они с Джоссереком оказались в квартале Пустых Домов, она принялась говорить с охотой, даже с жаром. Расспрашивала Джоссерека о его скитаниях, а потом…

— Да, — сказала она, — я трижды пересекала Лунные Твердыни. Только давно. Четверо мужей, пятеро детей, которые остались жить, большое зимовье… да, наше добро хватает нас за ноги, верно? И сообщество, особенно те люди, что помоложе, постоянно просят у меня помощи и совета. А надо ещё навещать дальних друзей, управляться со своей долей торговли металлом, ездить порой на вече, охотиться… Но в тот первый раз мне было шестнадцать, я только год как вышла за Ивена и не имела никаких забот. В нашей ватаге все были молоды. Мы решили, что не будем все лето ставить капканы, а поедем на запад и поглядим, что там есть. Те, кто бывал там до нас, говорили, что страна по ту сторону ледников богата дичью, а жители её приветливы. Мы взяли с собой подарки, чтобы отблагодарить за гостеприимство — всегда надо брать дары, отправляясь за рубежи наших родовых земель: ножи, стальные иголки, которые делаем сами, бусы, медальоны и дешевый жемчуг из Арваннета, и… как их?.. увеличительные стекла из Рагида. Мы определили свой путь по закату и отправились. — Она сжала Джоссереку локоть. Его бросило в жар, и по коже прошли мурашки. — Смотри, вот хорошее место для отдыха.

Промытое дождем небо сияло. По нему плыли редкие облачка. Руины, озаренные солнечным светом, были почти сказочными. Здесь были стены, лишенные крыш, одинокие дымовые трубы, портики, колоннады. Их оплетал плющ; тополь, ежевика, примула проросли на грудах битого камня у их подножий; трава терпеливо трудилась, разлучая один булыжник с другим; лишайник почти совсем разъел памятник забытому герою. Но покрытый зеленью камень радовал глаз мягкими красками, в воз духе пахло жасмином, и в тишине заливалась птица-пересмешник.

Дония опустилась на замшелую плиту, упершись подбородком в колени и обхватив руками ноги. В миле от них виднелась сквозь арку черная громада Обители Грез, одного из немногих зданий в этой округе, где ещё сохранилась какая-то жизнь. Невдалеке висело гнездо иволги.

Джоссерек присел рядом, стараясь не коснуться спутницы, как ни влекли его к себе эти голые, слегка загорелые ноги.

— Значит, вы дошли до самого океана, — продолжил он. — И что же — с выгодой для себя?

— О да. — Она улыбнулась, глядя прямо перед собой. — Я видела, как разбивается прибой, белый и зеленый. И плавала в нем — холодно, солоно, но нет объятий слаще. Чайки, морские львы, морские выдры. Моллюски, которые мы собирали, — смешные, словно живые орешки. Катание на лодке, тишь и серебро рассвета, страшные киты, проплывавшие мимо. Один заглянул к нам в лодку может быть, пожелал нам доброго утра.