Фредерик Пол - День, когда пришли марсиане

Они сидели в баре, ожидая Малженицера - типичная пара средних лет - слишком молоды для гольфа, но слишком стары для джаза, и они это осознавали. Джеффри пил коктейль, Джорджетта взяла на пробу оузо. Она была в бледно-голубом шелковом костюме, он - в пиджаке стиля сафари блекло-песчаного цвета - оба одеты так же изысканно, как и другая пара по соседству с ними.

- Мы того гляди пропустим представление на досках,-сказала Джорджетта, наливая немного воды в бокал и глядя, как оузо становится молочно-белым. Она не жаловалась, она только еще раз напоминала.

- Но мы как раз успеем к бузуки, - примирительно сказал ее муж. Они собирались - не по инициативе Малженицера - пройтись по ночным Афинам, пообедать в греческой таверне с музыкой и попасть на представление son et lumiere в одном из древних амфитеатров. Джеффри это казалось более интересным, чем пить с этим противным старым иностранцем, но Байард и Свенсон поговорили с ним, и он изменил свое мнение.

- Вот и он идет, - сказала Джорджетта Тэтчер, уставившись в свой молочно-белый напиток.

- Пусть подойдет, - сказал Джеффри. Он не смотрел по сторонам. Его немного удивлял этот человек, который ясно дал понять, что не ожидает платы за этот вечер, но вне всякого сомнения не отказался бы от чаевых. Или чего-нибудь еще: по опыту Джеффри, всем чего-то было нужно. Но это было правильно - ведь Джефф Тэтчер и сам так поступал.

Время от времени Владимир Малженицер бывал во всех больших отелях Афин, не в тех, что служат причудливой ловушкой для туристов, но в действительно элегантных, которых никогда не заказывают туристские брокеры. Короче говоря, это декадентское изобилие угнетало его. Но сейчас все было по-другому. Он с удовольствием осматривал вестибюль. Его не поражали ни зеркальные стены, ни огромный золотой маятник Фуко, высотой в шесть этажей. Что действительно производило впечатление на Малженицера, так это деньги. Он до гроша знал, сколько стоили комнаты, еда и напитки в таких местах. Американцы! Как чудесно, как по-американски это - иметь средства, чтобы столько переплачивать, да еще почти получать от этого удовольствие!

Он оглянулся, нахмурился, когда портье чуть не назвал его по имени и стал торопливо пробираться между столиками бара к дальнему концу вестибюля.

- Миссис Тэтчер, мистер Тэтчер, - он лучезарно улыбался, стараясь не показывать золотые зубы - американцы это считали вульгарным, и он это знал. Он торжественно вынул маленькую коробочку шоколадных конфет. - Небольшой подарок для еще большего удовольствия от пребывания в Афинах, - сказал он, отдавая ее.

- Как мило, - сказала чернокожая женщина, снимая с коробочки ленточку медного цвета, стараясь не повредить маленькую веточку сирени под бантом. Малженицер одобрительно смотрел, как бережно она открывает коробочку - ведь он заплатил восемьсот пятьдесят драхм за восемь шоколадных конфет, и он оценил ее осторожность.

- Смотри, Джеф, - сказала она, - конфеты!

- Вы очень любезны, - сказал Тэтчер. - Не хотите ли подняться наверх, мистер Солженицын? Наши друзья не простят нам, если мы не дадим и им поговорить с вами.

- О, конечно! - вскричал Малженицер, польщенный тем, что его просили подняться в комнату отеля - это было почти как приглашение в чей-нибудь дом. - Но, могу ли я вас попросить… Моя фамилия Малженицер, а не Солженицын, хотя, честно говоря, - подмигнул он, - очень лестно, когда вас путают с этим великим русским, величайшим из мировых писателей!

- Ваша правда, - сказал Тэтчер. Он записал его имя на чеке и пошел к лифту, Малженицер вслед за ним. Лифт двигался так плавно, что Малженицер вряд ли замечал, как они проезжали этажи. - Это в конце холла, - сказал Тэтчер, указывая путь.

- Да, хорошо, - с удовольствием ответил Малженицер. Все лучше и лучше! Комнаты в конце холла не были просто комнатами - это были номера люкс. О, как же он был прав, выбрав этих черных американцев, убеждал он себя, улыбаясь и болтая, пока они шли через холл.

Это действительно был люкс. Не один из тех больших люксов, в которых останавливаются настоящие богачи или политически важные персоны, но все же эти гостиная и спальня стоили за ночь больше, чем Малженицер зарабатывал за месяц. Здесь были и остальные две пары. Они элегантно поднялись, приветствуя вошедших Тэтчеров и Малженицера. Мужчины пожали друг другу руки.

- Вам надо выпить, - сказал тот, которого звали

Байард. Он показал рукой на буфет. Малженицер увидел виски, бурбон, два сорта ликера, полдюжины этих сладких американских поп-содовых напитков, а рядом с ними блюда с канапе, вафлями или тостами, даже розетку с икрой. - Что вам угодно? Семь и семь будет как раз, мистер Мал… Малжен…

- Малженицер, пожалуйста. Прошу прощения, это такая труднопроизносимая фамилия… - извинился он. -Не могли бы вы называть меня Воля? Это краткая форма моего имени Владимир.

- Конечно! - тепло сказал Байард, но его жена возразила:

- Но не будет ли это звучать так, будто мы обращаемся к вам как к слуге? - Гвен Байард преподавала в чикагской средней школе французский язык до того, как бизнес с недвижимостью, которым занимался ее муж, начал процветать, и она прекрасно понимала разницу между tu и vous. -

- Но я и есть ваш покорный слуга, дорогая моя леди,-галантно сказал Малженицер. - В конце концов, здесь, в Греции, я только жалкий туристский гид, хотя у себя на родине я много лет был в нашей космической программе кое-кем более заметным.

- Да, - сказал Тэтчер. - Я хотел поговорить с вами об этом. Садитесь же! Вы уже выпили, чтобы Тед налил вам еще?

Малженицер моргнул. Он еще даже не пригубил. Считалось ли у американцев оскорблением, если тебе налили, а ты не выпил это сразу? Он глотнул, почти поперхнулся приторно-сладкой содовой, которой было разбавлено виски и все-таки сумел проговорить:

- Да? Вы хотите узнать о советской космической программе? Что ж, хотя я несколько лет не занимаюсь ей, но моя работа состояла в расчете баллистических орбит - о, уверяю вас, для сугубо мирных целей…

- Вы говорили о Марсе, - перебил его Байард.

- Марс? Да-да. Я много занимался расчетом орбиты…

- Я имею в виду Марсов Холм.

- Марсов Холм? - Малженицер потерял нить разговора. Он нахмурился и отпил еще глоток.

- Вы сегодня рассказывали нам об -›том. Тот маленький холм у Акрополя. Вы как-то еще называли его.

- О да, конечно, Ареопаг, - просияв, воскликнул Малженицер.

- Марсов Холм. Холм, с которого проповедовал святой Павел. Конечно, - добавил он, пытаясь разобраться, чего добиваются эти чернокожие. - Но в этом случае Марс обозначал не планету, а древнего бога.