Константин Нефедьев - Тайна алмаза

- Здравствуйте, Софья Александровна! Я испугал вас? - проговорил он учтиво и расплылся в улыбке.

- Глеб Эдуардович! Как вы сюда попали?

- Видите ли, я хотел поговорить с профессором, но увидев вас, решил засвидетельствовать вам свое нижайшее почтение. Мы, кажется, не виделись несколько лет? - Он галантно поклонился. - Как вы удивительно похорошели.

- Благодарю за честь. Папа не совсем здоров и только что просил не беспокоить его.

- Ничего, уважаемая Софья Александровна. Я могу подождать, тем более, что ваше общество - это такое редкое удовольствие для меня.

Он еще раз поклонился и присел на край скамьи.

Воцарилось неловкое молчание. Софья решительно не знала, о чем с ним говорить. Но Глеб Эдуардович сам заговорил.

- Какое тревожное время. Ах, боже мой, бедная Россия. И в это ужасное время у нас в России еще остаются такие великие люди.

- Какие великие люди, Глеб Эдуардович?

- Например, ваш отец. За границей ему бы не было цены. Озолотили... Особенно последние работы Александра Нероновича открывают такие широкие возможности. Конечно, не здесь, не в нашей убогой России. Насколько мне известно, его открытия в области кристаллографии ставятся на одном уровне с открытиями Маркони, Эдисона.

- Но ведь все свои крупные работы папа произвел именно здесь в России, в Петрограде, а не за границей. Какие же есть основания менять свою Родину?

Глеб Эдуардович театрально вскинул руки.

- Вы же видите, что происходит! В стране - революция.

- Да, но во Франции в свое время также была революция, и Франция, насколько мне известно, не пострадала от этого.

- Франция, Софья Александровна, совсем другой разговор. Не забывайте, что власть во Франции сосредоточилась в руках умных людей, в руках цивилизованной буржуазии. А что происходит у нас? К управлению страной рвется необразованный мужик. Он хочет установить свои дикие порядки. Я сам революционер, но я за революцию, которая не позволит грязным рукам управлять страной. Смешно говорить о науке, о подлинной русской науке в стране, у власти которой стоит мужик в лаптях. Нет, русская наука приближается к трагическому закату. Подлинные умы России уже поняли это и сделали соответствующие выводы.

- Вот как! Крылов и Павлов - тоже великие люди, но почему-то они никуда не уезжают. Папа совсем недавно получил письмо от Ивана Петровича, и там ничего не сказано о том, что он собирается покинуть Россию.

- Время, время, дорогая, лучший лекарь, оно излечивает от многих заблуждений. Жаль только, что уважаемый Александр Неронович не может еще этого понять.

- Значит, вы вчера приходили к папе и высказывали ему свои идеи о перенесении русской науки куда-то в Париж, Вашингтон или в Лондон?

- Александр Неронович меня не понял, и, если вы уже все знаете, уважаемая Софья Александровна, я осмелюсь...

Глеб Эдуардович встал и изобразил на своем лице скорбь.

- ...Прошу вас, нет, молю, спасите Александра Нероновича, вашего отца и ученого России. Воздействуйте на него, я знаю, что у него упрямый характер, но вы можете его уговорить, он вас послушает, вы ведь его дочь. Нужно немедленно бежать из этой проклятой страны. Вчера они сожгли его лабораторию, сегодня они ограбят или убьют его, и в этом будете виноваты и вы. Спасите его для будущего России. Перед ним откроются двери всех академий наук. В любой стране двери известнейших университетов мира распахнутся перед ним, имя его золотыми буквами будет вписано в мировую сокровищницу науки.

- Значит... значит, вы пришли ко мне, чтобы я помогла вам уговорить папу уехать из России. Бежать, как вы изволили выразиться. - Софья встала, она задыхалась. - Идите и никогда больше не смейте делать мне подобные предложения. Никогда! Слышите?! Иначе я вас возненавижу на всю жизнь, господин Саржинский.

Она круто повернулась и пошла по аллее. Саржинский хотел ее удержать, но вдруг резко выпрямился, выражение скорби исчезло с его лица.

- Ах так, - глухо процедил он и быстрыми шагами скрылся в глубине аллеи.

Софья бросила книгу на тахту.

- Негодяй, презренный негодяй! - шептала девушка. Понемногу ее возбуждение улеглось.

В доме царила тишина, скрипнула пружина в соседней комнате, значит, отец еще никуда не выходил. Рассказать ему? Нет, лучше позже. Она оправила смявшиеся складки платья, набросила на плечи накидку и на цыпочках вышла из дому.

...Дверь открыла девушка в бархатном платье, почти одного роста с Софьей. Подруги обнялись.

- Олечка, милая, как я соскучилась по тебе.

- Ты чем-то взволнована? - тревожно спросила Ольга.

Заметив нерешительность подруги, она поцеловала Софью в щеку и усадила на диван.

- Я только что разговаривала с Саржинским, он предлагает папе эмиграцию в Париж. Отец выгнал его из дома. Тогда он подстерег меня сегодня в саду и старался доказать, что папе необходимо бежать из России. - Лицо Софьи вспыхнуло. - Олечка, как я его ненавижу, и подумать только, что он когда-то ухаживал за мной, помнишь выпускной бал?

- Это пошлое лицо, эти рыбьи глаза, вечно "имею честь", "как я счастлив"! Законченный негодяй, - заключила Оля.

- Ну, как он?.. - вдруг озабоченно спросила Соня.

Ольга замялась.

- Плохо. Еще не приходил в себя. Боже мой, я замучилась с ним, Сонечка! Мама тоже. Но это хорошо, что она хоть расположена к нему. Доктор приходит, Алмасов, знаешь?

Софья кивнула головой.

- Только бульоном и поддерживаем. Какой крепкий организм, кажется, ничего живого не осталось. Весь разбит. - Оля печально улыбнулась.

- Красивый? - чуть потупясь, спросила Софья.

- Не знаю... худой очень, да и лицо сейчас не разберешь.

- Олечка, милая, покажи мне его, ведь я его еще как следует и не рассмотрела. Я чуточку, одним глазком и сразу же уйду...

Ольга заколебалась. Если мама узнает, будут неприятности, доктор предписал самый строгий покой.

- Никто не будет знать.

Этот довод убедил Ольгу.

Девушка на цыпочках подошла к двери, обитой светлой кожей. В комнате царил полумрак, от опущенных портьер, в глубине виднелась кровать. Чуть слышными шагами подруги приблизились к ней.

Софья увидела очень худое лицо молодого человека, тонкий, почти прозрачный нос, все остальное закрыто бинтом. Они постояли несколько минут, Ольга поправила одеяло; больной ровно дышал. Но вдруг он вскрикнул и слабо застонал. Девушки поспешно вышли из комнаты.

- Кто же он такой, Олечка? - спросила Софья, когда они очутились в гостиной и снова уселись рядом.

- По документам рабочий, только они, конечно, фиктивные. Во-первых, флотская тельняшка, во-вторых, оружие, а в-третьих, он все время бредит, и все слова такие морские... Я, конечно, стараюсь маме внушить, что он офицер, она ведь у меня не особенно сообразительная, иначе я бы просто не знала, куда его девать.