Роберт Силверберг - Человек в лабиринте

Нашлись и добровольцы. Они знали, на что идут. Никто не собирался их уверять, что им не угрожает смерть. Бордмен сказал им, что для блага человечества они должны добиться того, чтобы Мюллер вышел из лабиринта по своей воле, и наиболее вероятно, что он это сделает только после разговора с глазу на глаз, а уговорить его могут только он, Чарльз Бордмен, или Нед Раулинс, и поэтому они – люди просто незаменимые, значит, другие должны проложить им дорогу. И эти парни предложили себя сами, понимая, что они почти обречены. Каждый из них знал, что смерть нескольких первых может пойти ему на пользу. Неудача означает новую информацию о лабиринте, в то время как удачный поход не принесет новых знаний.

Бросили жребий, кто пойдет первым. Он пал на одного из лейтенантов по фамилии Берке, который выглядел довольно молодо, и скорее всего действительно был молод. Военные редко подвергали себя омолаживанию, прежде чем дослуживались до генерала. Этот коренастый темноволосый смельчак вел себя так, как будто его жизнь стоила не дороже жизни стандартного робота, изготовленного на борту корабля.

– Когда найду Мюллера, – он не прибавил даже «если», – скажу ему, что я археолог. Хорошо? И, кроме того, спрошу, не против ли он, чтобы его навестила пара моих коллег.

– Согласен, – сказал Бордмен. – Но помни, что чем меньше ты будешь задевать в разговоре специфические археологические темы, тем меньше это вызовет подозрений.

У Берке не было шансов дожить до встречи с Ричардом Мюллером, и все об этом знали. Но он весело, немного театрально, помахал рукой на прощание и вошел в лабиринт. Аппаратура в его рюкзаке соединяла его на прямую с мозгом корабля. С ее помощью он получал всю нужную информацию, и наблюдатели на борту могли видеть все, что с ним происходит.

Умело и спокойно он миновал страшные ловушки зоны Z. Ему не хватало датчиков, которые позволяли роботам находить переворачивающиеся плиты в мостовой, обнаруживать схлопывающиеся челюсти, излучатели энергии и многие другие кошмары. Однако у него было кое-что иное, чего не доставало этим роботам: запас информации, собранной ценой гибели этих великолепных машин. Бордмен на своем экране видел уже знакомые ему колоннады, пилоны, арки, мосты, останки роботов. В душе подгоняя Берке, он знал, что в один из ближайших дней ему самому придется войти туда, задумывался, насколько ценна для Берке его собственная жизнь.

Более сорока минут длился переход из зоны N в зону G. Берке спокойно преодолел всю эту трассу. Зона G, как всем было известно, изобиловала опасностями, как и зона N, но до сих пор система управления сдавала экзамен на отлично.

Берке пришлось чуть ли не ползком обходить ловушки. Он считал шаги, подпрыгивал, резко сворачивал, приседал, гигантским прыжком преодолевал предательские части дороги. Он шел легко и задорно. Но что поделаешь, если компьютер не смог его предостеречь от небольшого хищного создания с кошмарными зубами, которое притаилось на золотистом парапете в сорока метрах от ворот зоны G. Появления хищников компьютер не учитывал. Эта опасность оказалась случайной, непредсказуемой. А Берке черпал информацию только из компьютера, составившего, как он полагал, полный список опасностей в этих краях.

Этот зверь был не больше крупного кота, он обладал длинными клыками и жуткими когтями. Контрольный аппарат в ранце Берке заметил его прыжок, но слишком поздно. Прежде чем Берке, уже предупрежденный, в полуобороте выхватил оружие, зверь прыгнул ему на плечи и вцепился в горло. Пасть открылась удивительно широко. Глаз компьютера передал ее строение во всех анатомических подробностях. Эту картину Бордмен предпочел бы не видеть. Ряд острых, как иглы клыков, за ними, в глубине, еще два ряда не менее острых, возможно, служащих для того, чтобы надежнее вцепиться в горло жертвы, а может быть, просто запасных на тот случай, если наружные сломаются. Это выглядело ужасно. Через секунду зверь сомкнул пасть.

Берке заорал и упал вместе с хищниками. Брызнула кровь. Человек и зверь, кувыркаясь, покатились по мостовой, и, вероятно, задели какой-то скрытый излучатель энергии, так как исчезли в клубах масляничного дыма. Когда дым рассеялся, не осталось следа ни от зверя, ни от человека.

После минутного молчания Бордмен сказал:

– Да, это кое-что новенькое. Об этом нужно помнить. Ни один из этих зверей не напал на робота. Людям придется брать с собой датчики массы и идти группами.

Так и сделали. Высокую цену они заплатили за этот последний эксперимент, но зато теперь знали, что в лабиринте против них были не только ловушки древних инженеров, но и местная фауна. Два человека, Маршалл и Патроцелли, вошли в лабиринт, соответственно подготовленные и экипированные. Теперь звери уже не могли подкрасться незамеченными, так как пучки инфракрасных волн, испускаемые детектором массы, регистрировали тепловое излучение их тел. Благодаря этому люди без труда подстрелили четырех животных, в том числе одно очень большое.

В глубине зоны Z они дошли до места, где находились экраны, из-за которых у роботов отказывали все датчики.

«На каком принципе это действует?» – подумал Бордмен. Земные приборы подобного типа действуют прямо на мозг, принимают правильную информацию и перепутывают ее в мозгу, уничтожая все ее компоненты. Но здесь, наверняка, использован какой-то другой принцип. Ведь нельзя атаковать нервную систему робота, потому что у робота ее просто нет, а его зрительные органы регистрируют только то, что видят. Однако то, что роботы видели в этом месте лабиринта под действием экрана, не было никак связано с реальностью. Другие роботы, поставленные вне этой зоны, передавали совершенно иную картину того же места. Значит, экраны действуют на каком-то оптическом принципе, преобразуют картины ближайшего района, искажают перспективу, извращают или скрывают форму и контуры. Каждый орган зрения в радиусе действия экрана видит картину совершенно убедительную, хотя и не совсем обычную, и абсолютно безразлично – воспринимает эту картину человек или не наделенная воображением машина.

«Довольно любопытно, – думал Бордмен, – может, позже можно будет исследовать их и овладеть механизмом лабиринта. Позже».

Невозможно было предугадать, какие формы примет картина лабиринта для Маршалла и Патроцелли, когда те вошли в зону экрана. Роботы передавали детальное сообщение о том, что их окружало. Люди же не были непосредственно подключены к компьютеру, и поэтому не могли передавать своих впечатлений от того, что видели. Самое большое, что они могли сделать – это рассказывать. Но их рассказы никак не совпадали с картиной, передаваемой видеодатчиками, прикрепленными к их ранцам, и тем более с картиной, которую передавали роботы.