Тесс Герритсен - Химера

Они переплыли в российский служебный модуль, и перед растерянной Эммой возникли перевернутые вниз головой Григгс и Вэнс. «Или это я перевернута вниз головой?» – подумала Эмма, поражаясь неразберихе, возникающей в невесомости. Как и в американской лаборатории, в российском служебном модуле были пищеблок, туалет и спальные места для трех членов экипажа. В дальнем углу Эмма заметила еще один люк.

– Он ведет к старому «Союзу»? – поинтересовалась она.

Билл кивнул:

– Теперь мы используем его для хранения всякого хлама. Больше ничего там не сделаешь.

«Союз», когда-то служивший кораблем аварийного спасения, устарел, и его батареи давно разрядились.

Лютер Эймс заглянул в российский служебный модуль:

– Эй, вы, представление начинается! Групповое обнимание в центре конференц-связи. В НАСА хотят, чтобы налогоплательщики увидели праздник нашей международной любви.

Билл устало вздохнул:

– Мы как звери в зоопарке. Каждый день надо улыбаться перед этими чертовыми камерами.

Эмма последней вплыла в жилой модуль. К тому времени там уже началось столпотворение. Этакий клубок из рук и ног старающихся не сталкиваться друг с другом людей.

Пока Григгс наводил порядок, Эмма снова вернулась в Нод-1. Скользя в пространстве, она вдруг поняла, что медленно поворачивает к иллюминатору. Вид за ним захватывал дух.

Земля простиралась внизу во всем своем великолепии, и оправа из звезд венчала тонкую дугу горизонта. Они входили в зону ночи, и внизу Эмма увидела знакомые, уходящие в темноту очертания. Хьюстон. Они впервые пролетали над ним ночью.

Она приблизилась к иллюминатору, прижав руку к стеклу. «Ах, Джек, – подумала она, – как бы мне хотелось, чтобы ты был здесь. Как бы мне хотелось, чтобы и ты увидел это». Эмма помахала рукой. Она была уверена, что где-то внизу, в темноте, Джек машет ей в ответ.

8

Личное сообщение доктору Эмме Уотсон (МКС)

От Джека Маккаллума

Ты словно бриллиант в небе. Прошлой ночью я смотрел, как ты улетала. Махал тебе изо всех сил.

Этим утром Си-эн-эн назвала тебя госпожой Совершенство. «Женщина-астронавт умчала ввысь и не сломала ни ноготка», или что-то слащавое в том же духе. Вуди Эллис и Лерой Корнелл дали интервью, и оба сияли, словно гордые папаши. Мои поздравления. Ты – любимица Америки.

Экипаж Вэнса приземлился идеально. Эти кровопийцы, журналюги, так и кружили вокруг бедняги Билла, когда тот прибыл в Хьюстон. Я видел его мельком по телевизору – он выглядел так, словно постарел на двадцать лет. Похороны Дебби сегодня днем. Я буду там.

Завтра я отправляюсь под парусом на залив.

Эм, сегодня я получил документы, касающиеся развода, и буду откровенен: мне все это не нравится. Но с другой стороны, это и не должно нравиться, ведь так?

Как бы то ни было, их можно подписывать. Может, теперь, когда с этим покончено, мы снова будем друзьями. Как когда-то.

Джек

P. S. Хамфри – маленькая дрянь. С тебя новый диван.

Личное сообщение Джеку Маккаллуму

От Эммы Уотсон

Любимица Америки? Я тебя умоляю! Это как аттракцион под куполом цирка: все на Земле смотрят и ждут, когда я облажаюсь. И если это произойдет, я превращусь в экспонат номер один – все станут говорить: «Нужно было послать мужика». Терпеть этого не могу.

С другой стороны, мне здесь очень нравится. Как бы мне хотелось, чтобы ты увидел Землю из космоса! Когда я смотрю на нее и вижу, как она потрясающе красива, мне хочется образумить жителей Земли. Если бы люди смогли увидеть, какая она маленькая, хрупкая и одинокая в окружении холодного черного пространства, они стали бы больше заботиться о ней.

(Ах, ах, и она туда же – заводит душещипательные речи о нашей планете. Надо было послать мужчину.)

Рада сообщить, что тошнота прошла. Я ношусь из одного модуля в другой, почти не ощущая ее приступов. Хотя у меня до сих пор немного кружится голова, когда я вдруг мельком вижу в иллюминаторе Землю. Я тут же теряю ощущение верха и низа, и мне требуется время, чтобы восстановить прежние ориентиры. Я стараюсь тренироваться, но два часа ежедневно – это очень много, особенно когда столько дел. Десятки экспериментов, миллиард писем от Управления полезной нагрузки, и каждый ученый требует, чтобы именно его любимым проектом занялись в первую очередь. Со временем я буду все успевать. Но сегодня утром я чувствовала такую усталость, что проспала музыку, которую Хьюстон включает нам вместо будильника. А Лютер сказал, что нас будили вагнеровским «Полетом валькирий»!

Что касается завершения процедуры развода, мне тоже это не очень нравится. Но, Джек, по крайней мере, мы неплохо прожили все эти семь лет. Больше, чем многие другие пары. Я знаю, тебе хочется поскорей покончить с этим. Обещаю: я подпишу все бумаги, как только вернусь.

Продолжай махать мне.

Эм

P. S. Хамфри никогда не портил мою мебель. Чем ты его рассердил?

Эмма выключила и закрыла ноутбук. Ответ на личные электронные сообщения – последнее запланированное на сегодня дело. Она с нетерпением ждала ответа из дома, но упоминание о разводе больно задело ее. «Значит, Джек уже немного отошел, – подумала она. – Хочет, чтобы мы снова „были друзьями“».

Застегивая спальный мешок, Эмма злилась на мужа за то, как легко он воспринимает завершение брака. В начале бракоразводного процесса, когда они продолжали отчаянно ссориться, шумные стычки почему-то успокаивали ее. Но теперь конфликты закончились, Джек готов спокойно принять свершившийся факт. Ни боли, ни сожаления.

«А я все еще скучаю по тебе. И ненавижу себя за это».

Кеничи не решился будить Эмму. Он помедлил возле ее личной разделительной шторы в спальном отсеке, размышляя, стоит ли снова позвать ее. Дело было пустячное, и ему очень не хотелось тревожить Эмму. Она выглядела такой усталой за ужином, практически дремала с вилкой в руке. Без постоянного притяжения тело не падает, когда человек переходит в бессознательное состояние, голова не свисает вниз, а потому никто от этого не просыпается. Некоторые астронавты засыпали прямо во время работы по ремонту оборудования с инструментами в руке.

Решив не будить Эмму, японец вернулся в американский лабораторный модуль.

Кеничи всегда хватало пяти часов сна, и, пока остальные спали, он часто бродил по лабиринтам космической станции, проверяя свои эксперименты. Снимая показания, разглядывая. Когда экипаж спит, станция словно живет своей собственной жизнью. Становится самостоятельным существом, жужжит и щелкает, ее бортовые компьютеры управляют тысячью различных функций – электронные команды проносятся по проводам и схемам, словно по нервной системе. Проплывая по лабиринту переходов, Кеничи думал о человеческих руках, которые создавали каждый квадратный сантиметр этого сооружения. Электронщики и специалисты по металлу, формовщики, работавшие с пластиком. Стекольщики. Благодаря их работе сын фермера, выросший в горной японской деревушке, плывет на высоте триста пятьдесят километров над Землей.

Кеничи находился на борту станции уже месяц, но МКС не переставала удивлять его.

Он знал, что пробудет здесь недолго. Знал, что его организм несет потери: постоянная утечка кальция из костей, сокращение мышечной массы, снижение тонуса артерий и сердца, которым больше незачем противостоять силе земного притяжения. Каждое мгновение на борту МКС было драгоценным, и он не хотел терять ни минуты. Поэтому в отведенное для сна время он путешествовал по станции, задерживаясь у иллюминаторов и навещая животных в лаборатории.

Так он и обнаружил мертвую мышь.

Она плыла, вытянув застывшие лапки и раскрыв розовую пасть. Еще один самец. Четвертая мертвая мышь за шестнадцать дней.

Он убедился, что отсек с лабораторными животными функционирует нормально, что заданные значения температуры не нарушались и интенсивность потока воздуха остается прежней – двенадцать обновлений в час. Почему они умирают? Может, вода или пища заражены? Несколько месяцев назад на станции от ядовитых химикатов, просочившихся в водоснабжение отсека для животных, погибли десять крыс.

Грызун плавал в углу клетки. Остальные мыши-самцы сбились в кучку в противоположном ее конце, словно отстраняясь от трупа бывшего товарища. Казалось, они отчаянно пытаются держаться на расстоянии от него, цепляясь лапками за экран камеры. По другую сторону проволочного разделителя находились самки, которые тоже сбились в кучку. Все, кроме одной. Она дергалась в судорогах, медленно выписывая спираль в центре клетки, ее лапки бились, словно в припадке.

Еще одна заболела.

Кеничи продолжал наблюдать за ней, но тут самка сделала последний мучительный вздох и вдруг обмякла.

Остальные самки сбились еще плотнее, перепуганная масса спутанного белого меха. Нужно удалить трупы, пока инфекция – если это была она – не распространилась на других мышей.