Владимир Дрыжак - Воскресение Петрова
- ...У нас, у памятников, жизнь вообще сволочная. Ни тебе профсоюзов, ни льгот, - вещал "памятник", - а на законы плюют. На постаментах расписываются, кому не лень, и рисуют всякую похабщину. А что здесь творится вечерами - это, ты меня извини! Тут вот, прямо на газончиках и располагаются... С одной стороны на троих разливают, а с другой - плащик подстелят и... Неформалы гуртуются, другой раз послушаешь уши вянут, днем бабки о внуками гуляют - эти все про пенсии, очереди и цены. Представляю, о чем в этих очередях толкуют!.. Между прочим, фарца здесь каждый день крутится. Торгуют всем подряд: тряпками, книжками, кассетами, даже и марафетик циркулирует, а милиция ушами хлопает... Короче, разболтался народ.
- Да, - подтвердил лейтенант, сдвигая фуражку на нос. народ выходит за рамки...
- Точно! И погода - дрянь. То дождь, то снег, а стой, хоть тресни. Вон. в углу, видишь? Помойка, кругом мусор, а сверху еще и кислота льется... Но самое главное, не могу понять, зачем им нужно постамент расписывать. Если ты писатель - заведи себе личный постамент и пиши, сколько влезет!.. Птицы гадят, и люди туда же... Во, погода вроде разгулялась, а тучки ходят. Опять закапало.
- К грозе дело идет, - сказал лейтенант и сдвинул фуражку на затылок. - И Петров мой что-то скис...
- Какой Петров?
- Да вот этот, - лейтенант кивнул в сторону Петрова. Тоже, между прочим, Петров Вадим Сергеевич.
- Кто?.. - "памятник" подпрыгнул на месте. - Не понял!.. Вот этот? Он - Петров?
- Петров. А в чем дело?
- И что, Петров Вадим Сергеевич?
- В чистом виде.
- Врешь! Петров умер! Иначе чего бы я ему стоял... Пять дней назад умер - я сразу же и встал...
- Как это - встал?
- А так и встал. Он же умер - все, можно стоять.
- Это не он - однофамилец умер.
- Откуда ты знаешь, что умер не он?
- Да вот знаю. Собственно, это был один и тот же Петров, но в двух лицах. Одно лицо скончалось, но второе-то живо. Вот оно сидит, так что ты, выходит, зря стоял.
- В двух лицах?.. - недоверчиво переспросил "памятник". Такого у нас еще не было... Черт! Надо же.., - он сплюнул. Только ведь стал нормально, и на тебе. А тоже чувствую - не стоится. Должен одеревенеть, или, там, окаменеть, так нет, дергаюсь... Вот ведь черт!
- Да, видать, дал ты маху, - философски заметил лейтенант.
- Маху? Это не я дал маху. Это вы тут с ума все посходили! Нет, чтобы жить нормально и нормально умирать, устроили балаган. Невозможно работать!
Петров теперь чувствовал, что утрачивает свойства личности. Он помнил, что должен сегодня еще куда-то успеть, но начисто забыл, куда именно. Более того, он совершенно потерял ориентацию и теперь не знал, куда нужно двигаться, чтобы попасть в знакомые места. Петрова посещали какие-то совершенно отвлеченные мысли, казавшиеся о виду очень важными, почти гениальными, но при первой же попытке их осмыслить, распадавшиеся на отдельные понятия, сами по себе лишенные ощутимого смысла. Например, вдруг, среди ясного неба, в голове Петрова объявился следующий тезис: "распаду личности предшествует крушение надежд и утрата связей с реальной действительностью" Но стоило ему тряхнуть головой, и эта мысль, как целое, бесследно исчезла, остались только слова, слоги и звуки. Более того, Петрову показалось, что кто-то другой в его голове, или какая-то ее отдельная часть, самостоятельно продуцирует мысли, нагло игнорируя тот факт, что голова принадлежит собственно, Петрову, и прежде всего сам Петров обладает преимущественным правом на ее использование в целом.
Вообще, все последующие события воспринимались Петровым фрагментарно, отдельными эпизодами, связанными очень ненадежными причинно-следственными цепочками, не столько фактическими, сколько умозрительными. О каком-либо цельном восприятии действительности не могло быть и речи. Петров еле успевал привыкнуть к очередному эпизоду, с горем пополам ощутить свое место в нем, как тот сменялся другим, и приходилось все начинать сначала. Петров чувствовал, что совершенно запутывается.
В момент очередного "просветления" он обнаружил себя сидящим на скамейке рядом с постаментом. Тут же сидел лейтенант, закинув ногу на ногу, и с интересом слушал очередную тираду "памятника", который теперь слез с постамента и стоял рядом, небрежно опершись на трость. Последняя, впрочем, скорее походила на ободранный зонтик, нежели на предмет аристократической амуниции. Кроме "памятника" рядом стоял старичок в нейлоновой куртке японского производства, на которой от молний не было живого места. Этот старичок вел себя живо и непосредственно, атакуя "памятник" с различных позиции и в прямом, и в переносном смысле. Судя но всему, наступательная позиция сформировалась у него в очень раннем возрасте и со временем заполнила все его существо.
Петров вернулся в действительность именно в тот момент, когда активная жизненная позиция старичка вышла за его пределы и, коснувшись "памятника" , образовала взрывоопасную смесь.
- И вам не стыдно?! - с жаром сказал старичок.
- Ничуть, - ответствовал "памятник" с достоинством. - Как выяснилось, произошло недоразумение. Лицо, памятником которому я являюсь, благополучно здравствует. Но в этом случае я полагаю свои прерогативы утраченными, ибо одно дело, если упомянутое лицо уже не существует в общепринятом смысле, и совсем другое, когда оно имеет быть, и может само постоять за себя.
После этих слов "памятник" самодовольно захихикал, вероятно обнаружив двойной смысл последней фразы. Хихиканье и внешний облик "памятника" несколько диссонировали с изяществом стиля его выражений, и Петров отметил, что "памятник", вероятно, когда-то вращался в интеллигентных кругах, но более поздние обстоятельства существенно обогатили его словарь.
- А постамент? - осведомился старичок. - Вы отдаете себе отчет что пустой постамент может вызвать нездоровую реакцию общественности?
- Плевать, - грубо ответил "памятник", снова возвращаясь к прежнему босяческому лексикону. - Я что, должен торчать на этом постаменте только потому, что у кого-то возникнет реакция? Если человек жив, он не имеет права иметь памятник - это и ежу ясно. А вся ваша болтовня - чушь!
- Почему же это не имеет? На законном основании бронзовые бюсты героев устанавливают на родине...
- Х-ха! Тогда почему бы не ставить памятники будущим героям еще до их рождения, - заявил "памятник". - Если вы считаете, что не может пустовать - займите его сами, только уж потом стойте, как положено.
- Что-о? - завопил старичок. - Не слишком ли много вы себе позволяете? Вам плевать на наши идеалы!..
- Именно, - нахально парировал "памятник", - именно плевать на ваши идеалы.
Петров полностью очнулся и, хотя чувствовал некоторую слабость в теле, с интересом стал следить за всеми перипетиями беседы.
- Вы совершенно растленный тип - вот вы кто, - заявил старичок. Наслушались разных голосов, никакого понятия о морали и нравственности. В наше время мы и помыслить не могли о таком.
- В ваше время... - презрительно оказал "памятник". Лучше вспомните, сколько тех самых героев вы, в свое время, спровадили на Соловки и Колыму. Про негероев я вообще молчу... А теперь о памятниках заботитесь.
- Это ложь! Все эти, так называемые, "факты" высосаны из пальца нашими идеологическими противниками за рубежом.
- А как насчет Лаврентия Палыча? Не оправдал доверия?
- Берия был затаившимся классовым врагом. Его происки были разоблачены и осуждены. И народ, между прочим...
- Да бросьте вы, бросьте!.. Народ тут непричем. "Все, как один, стройными рядами..." - чушь собачья! Нет никакого народа, и никогда не было! Были просто люди, и они хотели жить по-человечески, а вы им не давали.
- Ложь и клевета! Жалкие потуги!..
Петров зажмурился и на некоторое время опять погрузился во тьму. Когда он очнулся, страсти несколько улеглись. Старичок тыкал пальцем в бронзовую грудь "памятника", последний же стоял подбоченясь и указывал тростью на Петрова,
- А вот оно, это лицо, так сказать, лично.
- Этот?
- Этот. Старичок пристально изучил Петрова.
- Допустим, - сказал он. - Предположим, что вы являетесь памятником - первое. И второе - памятником именно этому гражданину.
- Ну-ну...
- Отлично. Вы - памятник. Но в таком случае кто-то вас поставил? Кто именно, если не секрет?
- Не секрет, - оказал "памятник", - я сам встал.
Наглость этого типа, вероятно, не имела предела.
- Ваша наглость не имеет предела! - возопил старичок. Памятник - не надгробное изваяние, для его установки необходимо, как минимум, решение городского совета. Это как минимум!
- А вот Александр Сергеевич Пушкин имел на сей счет другое мнение. Он сам воздвиг себе памятник, без всяких советов.
- Вы это бросьте!
- Точно, - подтвердил лейтенант, до сих пор молчавший. Он рассеянно улыбался, щурясь на солнце. - "Я памятник воздвиг себе нерукотворный"
- А вам, товарищ лейтенант, должно быть стыдно. Вы обязаны стоять на страже нарушений порядка и пресекать их.
