Андрей Лях - Реквием по пилоту
Но именно сюда, к югу, мчался, вздымая пыльную гриву, вишневый «бугатти». Инга не отпускала акселератор, и воздух яростно пел в обтекателях. Вначале дорога шла вдоль реки, и Эрлен мог любоваться разломами багровых скал и столбчатыми эркерами, похожими на стопки сложенных монет, но затем река осталась справа, а слева показались уступы таких же каменных террас, или гряд, с провалами между ними — как только машина проезжала очередной гребень, за ним поднимался другой, казалось, самый высокий, но стоило миновать его, как вставал следующий, еще выше, и так до потери счета.
Наконец «бугатти» вывернул на одну такую гряду и покатил по камням, похожим на лошадиные зубы со стертыми краями. Здесь проезд перегораживала металлическая цепь, натянутая меж двух сигнальных столбов с замками и отражателями.
— Ого, — сказал Эрликон. — Чьи-то частные владения.
— Да, — ответила Инга. — Мои.
Она вышла, отперла замок, и еще через милю машина остановилась у обрыва террасы.
Отсюда открывался вид сразу на две долины, уже не такие безжизненные, как альмаденская, а с густо-зелеными зарослями по склонам и скалами уже не красного, а тускло-песчаного цвета; над ними вдали синела все та же цепочка гор Котловины.
Эрлен огляделся, разминая затекшие ноги. На этом хребте, окруженном со всех сторон такими же неприютными провалами и вершинами, были видны следы каких-то сооружений. Посмотрев под ноги, Эрликон обнаружил, что стоит не просто на земле, а на плитах чего-то, что было некогда, по-видимому, полом не то коридора, не то галереи. Галерея эта уходила к обрыву, и там, под прямым углом друг к другу, из камня вырастали две стены — точнее, их основания, чьи толщи с окаменевшей перекладиной балки служили в давние времена, возможно, цоколем какой-то крепости, да и сейчас являли пример стойкости в беспощадной схватке со временем.
Сентябрьское солнце нырнуло в длинное облачко, посвежевший ветер поднял крылья Ингиных рукавов и с трудом шевельнул тяжелые пепельные пряди. Тени сгустились, и высокая фигура Инги потемнела на фоне каменного нагромождения.
Изменил ли что-то ее взгляд, или это были виноваты упавшие тени, но к Эрликону подступило иное, неожиданное чувство — колючий холодок пробежал по коже и даже прокрался внутрь. Привычным глазом летчика Эрлен оценил, как одинок этот утес, выдвинутый последним в ряду собратьев, и вдруг ощутил, как ревниво обступают его с боков неприступные кручи. На миг пилот испытал приступ безотчетного страха подобно тому, какой накатывает в мертвой долине динозавров, когда стоишь среди окаменевших отпечатков и вроде бы знаешь, что давно уже нет чешуйчатых чудовищ, но все же… Все же что-то…
Он поежился:
— От разных древностей на меня как-то веет холодом. Где это мы?
— Тебя приветствует Фраскенское аббатство. По преданию, это место сбора ведьм, а еще раньше тут приносили жертвы какие-то племена. Потом здесь построили монастырь, его освятил сам епископ Фраскенский, сюда заточали колдуний и непокорных монахинь. Среди них оказалась одна… Она исчезла, ее искали, но не нашли, и монастырь пал и весь разрушился.
— Да, это заметно.
— Нет, до войны были вполне пристойные развалины, но здесь стояла зенитная батарея, и, естественно, все разгромили, верхняя часть склона обвалилась… Я приезжаю сюда каждый раз, когда бываю в Стимфале.
— Ты купила этот участок?
— Да, и совсем недорого. Туристы здесь не бывают… Тут я чувствую себя по-особенному.
Инга рассказала Эрликону широко известную легенду в сильно авторизованном варианте, запросто перемахнув через триста лет, и уж, конечно, умолчав о том, что именно на это место в своих снах или видениях она прилетала, закогтив очередную душу; но ворожба ее коснулась Эрлена и без слов.
Что-то произошло с ним, неясная, но важная часть его жизненного инстинкта впала в цепенящую летаргию. Все происходящее над этим заросшим можжевельником и самшитом обрывом казалось ему настолько прекрасным и чудесным, что Эрликон не испытывал ни отчуждения, ни боязни перед тем, что здешнее очарование витает над давным-давно погребенными и непогребенными мертвецами, которые, и будучи живыми, сулили мало хорошего людям и вряд ли изменились к лучшему, став прахом и тленом, что жрица их темна душой и в сущности совершенно ему неизвестна.
Молчала интуиция Эрлена, он не насторожился, как не насторожился в доме Рамиреса, где избыток охраны и недостаток вкуса также наводили на недвусмысленные выводы — напротив, чувство восторга и приближающегося счастья достигли в нем апогея. Судьба подарила ему слишком мало примеров счастливых ситуаций, чтобы он умел их узнавать и различать. Королева его души стояла рядом, власть ее была несомненна, горы и небо смыкались райским сводом, и Эрликон сказал единственное, что счел достойным этого момента:
— Инга, выходи за меня замуж.
Инга склонила голову и засмеялась. Что скрывать, она была тронута. Признаний в любви и всевозможных диковинных и диких ее доказательств она повидала более чем достаточно, но все это были результаты завоеваний, плоды ее усилий. А Эрлен пришел сам, и пришел именно к ней — только у нее в руках был ключ от трижды секретного замка его сердца. Непривычно… и приятно.
— Давай поедем пообедаем для начала, — предложила она. — Сегодня выступление, и слишком поздно есть нельзя.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Прямоугольный лабиринт сорок восьмого этажа Главного управления, занятый Скифовым Четвертым отделом, был закрыт. Пропускали только сотрудников и только по предъявлению удостоверения. Эрликон не был сотрудником, удостоверения у него не было, но его пропустили, не сказав ни слова. В коридоре была изрядная суматоха — главным образом из-за киборгов, перетаскивавших оборудование в контейнерах. Здесь Эрлен столкнулся с Лестером — с тем, который якобы встретил в институтском лесу кабана. Лестер почти бежал за киборгами с чайником в руке, но, завидев Эрликона, сразу же остановился, оттеснил его к стене и в зверском рукопожатии засвидетельствовал свое почтение. Был он, как всегда, загорел, худ, носат, но на этот раз еще и в полной капитанской форме, с галстуком и при кортике.
— Знаю, — сказал он, люто стискивая Эрликонову ладонь, — Горел. Герой. Молодец. Чепуха. Прости. Спешка. Валентина. Шеф. Вот. — Он показал на горло и побежал дальше.
Эрлен вошел к Скифу. Тут ничего не переменилось — та же суета автоматов внизу, и Эрих по-прежнему сидит за столом, словно никуда с тех пор не уходил, на нем все тот же черно-белый свитер, но внешность начальника управления стала чуть иной. Лысина исчезла под покровом русых, мелко вьющихся волос, отчего его лицо еще более помолодело, и, кроме того, привычный ко всякой медицине глаз Эрликона немедленно отметил тщательную хирургическую штопку по уху к щеке. На полу кабинета, расстелив крылья, точно птеродактиль, лежало большое кожаное пальто с поясом, заляпанное белесой грязью, и такая же грязь была на двух здоровенных чемоданах, затянутых ремнями и стоявших возле стола.
Скиф говорил по телефону — тоже предмету новому в этой комнате.
— Нет, какое там пять, восемь — десять метров, не меньше. — Увидя Эрликона, он кивнул ему на кресло. — И остатки химии какой-то нашли — не баран же чихнул. Хорошо, я приеду — и посмотрим. Все.
Скиф положил трубку и молча посмотрел на Эрлена.
— Что случилось? — спросил тот.
— Валентинская торговая палата. Мы только что приехали и сейчас, видимо, снова уезжаем.
— Какой уровень?
Скиф с одобрением шевельнул бровями:
— Голос специалиста. Пятый уровень. Драка и скандал. Валентина есть Валентина. А что у тебя?
— Ах, дядя… Это не девушка, это моя судьба. У нее даже имя необыкновенное.
— Да, ее зовут Ингебьерг, и она дочь Рамиреса Пиредры.
— Ого. Вот это спешка. Ты что, и разговоры наши писал?
— Естественно.
— Слушай, а тебе не кажется, что ты далековато заходишь?
— Мой дорогой, ты даже не представляешь, как далеко зашел ты сам и каких трудов мне будет стоить тебя оттуда извлечь.
— Может, объяснишь, что к чему?
— Можешь не сомневаться. Весь сегодняшний вечер и, по-видимому, два последующих дня мы только и будем, что заниматься объяснениями. Но сначала ты сделаешь вот что: спустишься на первый этаж, в архив. Там тебя встретит киборг-архивариус, назовешь ему свое имя и прочитаешь, что он тебе даст. Запоминать не обязательно, постарайся разобраться в сути дела. Потом вернешься сюда.
Спустившись на лифте, Эрликон пересек восточный двор, за ним — коридор, потом вестибюль архива, и вот он, архивариус какой-то неведомой допотопной модели. Что же это за история?
Шестой нижний этаж хранилищ — о существовании этих подземелий Эрлен только слышал, да и то пару раз. Такое же кружение ломающихся под разными углами переходов, но вместо кабинетов и канцелярий — полутемные залы с редкими лампами и рядами стеллажей. Непонятно — ведь любую запись можно подать наверх. Или Скиф настолько не хочет афишировать их дела?
