Айзек Азимов - Конец вечности

— Знаешь, мама!.. — в ярости выкрикнула Марлена. Чтобы предотвратить начинающуюся ссору, Д’Обиссон громко сказала:

— Доктор Инсигна, эксперимент не закончен. Сейчас неважно, пойдёт она или нет. Сначала надо выяснить, что случилось.

— Что вы имеете в виду? — забеспокоилась Инсигна.

— Я хочу сказать, что в тишине, конечно, могут послышаться любые голоса. Однако не исключено, что у Марлены начались некоторые нарушения умственной деятельности.

Инсигна вздрогнула, словно её ударили.

— Это вы про эритрийскую лихоманку? — спросила Марлена.

— Не совсем, — ответила Д’Обиссон. — На неё ничего не указывает — просто я допускаю такую возможность. Значит, необходимо сканирование. Для твоего же блага.

— Нет, — сказала Марлена.

— Что значит нет? — спросила Д’Обиссон. — Ты должна подчиниться. Мы не можем иначе. Сканирование в таких случаях обязательно.

Марлена задумчиво посмотрела на Д’Обиссон.

— Вам хочется, чтобы я заболела лихоманкой. Вы надеетесь на это.

Д’Обиссон на мгновение застыла, потом сказала дрогнувшим голосом:

— Ну знаете ли, это просто смешно. Как вы смеете утверждать подобное?

Генарр тоже посмотрел на Д’Обиссон.

— Рене, вспомните, что мы говорили вам о Марлене: если она утверждает, что вы хотите видеть в ней больную, значит, так оно и есть — вы чем-то себя выдали. Конечно, если Марлена говорит серьёзно, а не от испуга или обиды.

— Серьёзно, — подтвердила Марлена. — Она живёт этой надеждой.

— Итак, Рене, — холодно произнес Генарр, — что скажете?

— Мне лично понятно, что имеет в виду эта девица. Уже много лет мне не приходилось наблюдать лихоманки. В прежнее время, когда Купол только строился, у меня практически не было подходящих средств для её изучения. Да, как профессионал я приветствовала бы такую возможность. Изучив заболевшего лихоманкой с помощью новых методов, я, возможно, сумела бы обнаружить причину болезни, найти подходящие лекарства, предложить профилактические меры. Вот вам и причины моих надежд. Чисто профессиональная заинтересованность. Но этой девице, не умеющей читать мысли и не знающей людей, она кажется просто злорадством. Милая моя, уверяю вас, это не так.

— Просто или не просто, — упрямилась Марлена, — но мне вы желаете зла. В этом я не ошибаюсь.

— Ошибаетесь, милочка. Сканирование в таких случаях обязательно, и оно будет проведено.

— Этому не бывать! — Марлена сорвалась на крик. — Вам придётся вести меня силой или накачивать снотворными, а тогда результаты окажутся недостоверными.

Дрожащим голосом Инсигна вставила:

— Я не позволю этого, если она против.

— В данном случае неважно, хочет она или нет… — начала Д’Обиссон и пошатнулась, схватившись за живот.

— В чём дело? — без интереса спросил Генарр. И, не дожидаясь, пока Инсигна доведёт Д’Обиссон до ближайшей кушетки и уложит её, обратился к Марлене: — Почему ты не хочешь согласиться на обследование?

— Не хочу. Она скажет, что я заболела.

— Не скажет. Я обещаю. Разве что ты на самом деле больна.

— Я не больна.

— Я уверен в этом, и сканирование подтвердит. Поверь мне, Марлена. Пожалуйста.

Марлена взглянула на Д’Обиссон, потом на Генарра.

— И я смогу снова выйти на Эритро?

— Конечно. Сколько захочешь. Если с тобой всё в порядке — а ведь ты в этом не сомневаешься, так ведь?

— Не сомневаюсь.

— Значит, сканирование всё покажет.

— Да, но вдруг она скажет, что я не могу выходить?

— Твоя мама?

— И доктор.

— Нет, они не посмеют тебя остановить. А теперь — скажи, что согласна на сканирование.

— Хорошо. Пусть будет так, как она хочет.

Рене Д’Обиссон медленно поднялась с кровати.

69

Д’Обиссон внимательно разглядывала распечатки с результатами сканирования. Сивер Генарр следил за ней.

— Интересная картинка, — пробормотала Д’Обиссон.

— Это было известно ещё давным-давно, — сказал Генарр. — Она — странная девушка. Главное — нет ли перемен?

— Никаких, — ответила Д’Обиссон.

— Вы как будто разочарованы.

— Командир, не будем повторяться. Да, как профессионал я ощущаю известное разочарование. Я предпочла бы новый случай, чтобы изучить его.

— А как вы себя чувствуете?

— Я уже вам сказала…

— Физически, я имею в виду. Такой странный обморок…

— Это был не обморок. Просто нервы. Мне ещё не приходилось слышать обвинений в желании видеть кого-то больным. Да ещё таких безапелляционных.

— А что же с вами случилось? Живот заболел?

— Возможно. Во всяком случае, я ощутила боли в области желудка. И голова тоже кружилась.

— С вами часто такое случается, Рене?

— Нет, — резко ответила она, — и в нарушении профессиональной этики меня обвиняли не чаще.

— Какая вы, однако, возбудимая. Почему вы приняли эти слова так близко к сердцу?

— Давайте сменим тему разговора. Сканирование не показало никаких перемен. Если прежде она считалась нормальной, значит, нормальна и сейчас.

— Значит, как врач вы считаете, что она может продолжать изучение Эритро?

— Раз с ней ничего не случилось, у меня нет никаких оснований запрещать.

— Итак, вы намереваетесь всё забыть и вновь отправить её туда?

В голосе Д’Обиссон послышалась враждебность:

— Вы знаете, что я недавно встречалась с комиссаром Питтом. — Это был не вопрос.

— Да, знаю, — невозмутимо подтвердил Генарр.

— Он попросил, чтобы я взяла на себя руководство новыми работами по исследованию эритрийской лихоманки, и обещал хорошее финансирование.

— Прекрасная идея. Едва ли он мог найти лучшего руководителя.

— Благодарю вас. Однако командиром вместо вас он меня не назначил. Поэтому вам решать, выходить Марлене Фишер наружу или нет. Своё участие в этом деле я ограничиваю сканированием её мозга — когда оно потребуется.

— Я намереваюсь разрешить Марлене исследовать Эритро и не чинить ей никаких препятствий. У вас возражений не будет?

— Как врач я уверена, что лихоманки у неё нет, и не стану вас останавливать, но право приказывать принадлежит вам и останется только вашим. И все бумаги вы будете подписывать без меня.

— Но вы не станете оказывать мне противодействие?

— На это у меня нет причин.

70

Обед закончился, тихо играла музыка. Сивер Генарр, тщательно выбиравший выражения в разговоре со встревоженной Эугенией Инсигной, наконец проговорил:

— Так сказала мне Рене Д’Обиссон, однако во всём этом чувствуется влияние Януса Питта.

Эугения выглядела очень встревоженной.

— Ты действительно так думаешь?

— И ты, наверное, тоже. Януса ты, должно быть, знаешь лучше меня. Плохо. Рене — компетентный врач, умница и человек неплохой, но она честолюбива — как и все мы, впрочем, — и потому её легко совратить. Она действительно мечтает войти в историю как победительница эритрийской лихоманки.

— И ради этого она хочет рискнуть Марленой?

— Не то чтобы хочет, но она всё-таки стремится… Хорошо, в общем, ты права.

— Должен быть другой выход. Посылать Марлену в такое опасное место, экспериментировать с нею, как с прибором, — это же ужасно.

— Но она так не считает, а уж Питт — тем более. Пусть погибнет один чей-то разум, но человечество приобретет планету, где смогут жить миллионы. Жесткий подход, однако не исключено, что грядущие поколения увидят в Рене суровую героиню и поблагодарят её за одну жертву, даже за тысячу, если одной не хватит.

— Почему бы и нет, если речь идёт не об их разуме.

— Конечно. Люди охотно принимают жертвы от ближних. Уж Питта подобное не смутит. Или ты не согласна со мной?

— Ты о Питте? Полностью согласна, — сказала Инсигна. — Надо же, я столько лет с ним проработала.

— Тогда ты должна знать, что он из всего извлечет мораль. «Наибольшая выгода для наибольшего числа людей», — так он сказал бы. Рене говорила, что виделась с ним на Роторе. Не сомневаюсь: ей он говорил то же самое, что и я тебе, разве что иными словами.

— Ну а что он будет говорить, — с горечью сказала Инсигна, — когда окажется, что Марлена заболела и не удалось ничего выяснить насчёт лихоманки? Что он скажет, угробив мою дочь? И что будет говорить эта Рене Д’Обиссон?

— Она-то расстроится, я уверен.

— Потому что ей не удастся добиться славы?

— Конечно, но перед Марленой она, я думаю, будет чувствовать вину. Она не чудовище. А вот Питт…

— Уж он-то истинное чудовище.

— Я бы сказал иначе — просто у него «туннельное зрение». Он видит перед собой лишь то, что, по его мнению, должно происходить с Ротором. Для нас с тобой болезнь Марлены будет несчастьем, а он просто скажет себе, что Марлена помешала бы ему править Ротором, ведь приходится учитывать столько факторов, заставляя их служить на благо поселению. Её болезнь не отяготит его совесть.