Клиффорд Саймак - Игрушка судьбы: Фантастические романы

— Не совсем логично, — вмешался Теннисон, — Не все же люди — христиане. Я вот, к примеру, не могу сказать, христианин я или нет, да и ты, думаю, тоже. Может быть, наши предки были христианами, хотя никто не мешал им быть иудеями, или мусульманами, или…

— Но согласись, все-таки многие из нас — потомственные христиане, независимо от того, придерживаемся мы христианских обычаев или нет. Во многих из нас до сих пор силен христианский тип мышления. До сих пор мы, не задумываясь, употребляем слова, отражающие краеугольные понятия христианства — «ад», «Христос», «Господь», «Спаситель». Как легко и свободно они у нас с языка слетают!

Теннисон согласно кивнул.

— Да, можно допустить, что роботы всех нас считают христианами, хотя бы в душе. И не сказал бы, что это так уж плохо — быть христианином.

— Конечно нет, Джейсон. Но когда люди начали покидать Землю, они многое растеряли на пути, многое забыли о самих себе. Многие теперь просто не знают, кто они такие — без роду, без племени.

Какое-то время они сидели молча, потом Джилл тихо и нежно проговорила:

— Джейсон… а ты уже совсем не замечаешь моего ужасного лица. Не спорь, не замечаешь. Ты — первый мужчина в моей жизни, который сумел не обращать внимания на это жуткое пятно.

— Джилл, милая, — растроганно сказал Джейсон, — Почему же я должен замечать его?

— Потому что оно меня обезображивает. Я — уродина.

— Ты — красавица, Джилл, — возразил Теннисон. — В тебе так много красоты — и внешней, и внутренней, что о такой малости легко позабыть. И ты совершенно права — я больше ничего не вижу.

Джилл прижалась к нему, он крепко ее обнял, погладил по голове.

— Держи меня крепче, Джейсон, — шептала она, — Мне это так нужно, так важно…

Это был единственный вечер. Чаще всего они и вечерами не виделись. Джилл долгими часами сидела над историей Ватикана, вытягивала из отчетов разрозненные данные, собирала их, старалась в них разобраться и не уставала поражаться фанатизму, с которым роботы веками добивались цели.

«Это не религия, — говорила она себе. — Нет, не религия».

Порой она начинала сомневаться и убеждалась в обратном — нет, все-таки религия. Она работала, думала, и неотвязный вопрос «что такое религия?» все время преследовал ее.

Иногда ее навещал кардинал Феодосий — он приходил, тихонько усаживался на табуретку рядом с ней — такой маленький, закутанный в огромную мантию, похожий на стальную мумию.

— Вам нужна помощь? — интересовался он. — Если нужна, мы дадим вам еще помощников.

— Вы так добры ко мне, ваше преосвященство, — благодарила Джилл. — У меня вполне достаточно помощников.

И это было правдой. Ей помогали двое роботов, которые, казалось, не меньше ее самой были заинтересованы работой. Порой над письменным столом склонялись сразу три головы — два робота и женщина пытались решить какой-нибудь чересчур запутанный вопрос, расшифровать какую-ни— будь строчку в записях, обсуждали тончайший богословский аспект толкования религии, стараясь точнее изложить, как мыслили, как верили те, кто записал свои мысли столетия назад.

Во время одного из визитов кардинал объявил:

— Вы становитесь одной из нас, мисс Роберте.

— Вы мне льстите, ваше преосвященство, — попыталась отшутиться Джилл.

— Я не знаю, что вы подумали, но я не это имел в виду, — возразил кардинал. — Я имел в виду ваши взгляды на вещи, столь очевидный энтузиазм в работе, вашу преданность фактам, истине.

— Если говорить об истине, ваше преосвященство, то тут ничего нового — истине я была верна всегда.

— Дело не столько в истине, — уточнил кардинал, — сколько в понимании. Я верю, что вы начинаете понимать, какова цель вашей работы здесь.

Джилл отодвинула в сторону кипу бумаг, над которыми работала, и покачала головой:

— Нет, ваше преосвященство, вы ошибаетесь, мне не все понятно. Может быть, вы будете так любезны и объясните мне кое-что. И главный пробел в моем понимании — это то, что вас заставило покинуть Землю. Официально считается, что это произошло потому, что вас не принимали в лоно ни одной Церкви, потому, что вы были лишены возможности исповедовать какую бы то ни было религию. Это вам скажет в Ватикане любой робот, и скажет так, будто это религиозный догмат. Но здесь, в записях, я не нахожу четких подтверждений…

— Все, что происходило до прибытия сюда, — объяснил кардинал, — в отчетах не отражено. Не было нужды записывать то, что и так всем известно. Все мы знаем, почему прибыли сюда.

Джилл промолчала, хотя хотела спросить еще. Она побаивалась спорить с кардиналом, даже с кардиналом-роботом.

И он либо не заметил, что она хотела еще о чем-то спросить его, либо уверился, что достаточно полно ответил на вопрос. Больше ни о чем он в этот раз не говорил. Немного посидел сгорбившись на табуретке, потом молча поднялся, поклонился и ушел.

Дни Теннисона тоже были заполнены до отказа. Он ходил по Ватикану — наблюдал, разговаривал, знакомился и болтал с роботами. Он познакомился и с некоторыми из Слушателей. Особенно близко он сошелся с Генри, тем самым, что был трилобитом.

— Так вы, значит, смотрели мой кристалл с трилобитом? — обрадовался Генри. — Ну-ка, ну-ка, расскажите, какое же у вас было впечатление?

— Я был совершенно ошеломлен, — признался Теннисон.

— Я тоже, — сказал Генри, — С тех пор я еще ни разу не работал как Слушатель. Боюсь, честно вам признаюсь. Пытаюсь убедить себя, что дальше трилобита мне не выбраться. Трилобит — это ведь так близко к сотворению мира. Еще шаг… и человеку придется столкнуться, точнее, стать кусочком безмозглой протоплазмы, ничего не ощущающей, кроме голода и опасности. Фактически и трилобит недалеко ушел в этом смысле. Но тут вмешалось мое собственное сознание, и трилобит осознал себя. А потом… пойди я дальше назад, я бы запросто мог увязнуть в промозглой массе живого холодца.

Неплохой вариант для человека окончить дни свои, а? — хихикнул Генри.

— Но вы могли бы попробовать что-нибудь еще.

— Вы не понимаете. Да, конечно, я мог бы попробовать что-нибудь еще. Многие Слушатели отправляются в какие— то особые места и времена. Иногда им это удается, иногда — нет. Никогда нельзя быть уверенным. Слушание — занятие очень непростое. Многое в нем не зависит от собственного желания. Взять, к примеру, Мэри. Думаю, она еще раз попытается попасть в рай, а Мэри — превосходная Слушательница, и у нее это может получиться скорее, чем у кого-то другого. Но даже она ни в чем не может быть уверена. Никто никогда ни в чем не может быть уверен. Я ведь сам вовсе не стремился отправиться по линии зародышевой плазмы. Просто так вышло.